Страница 7 из 14
2. Отобрать и поделить. Отобрать и поделить?…
Отобрать я имею в виду у Дениса, поделить тоже между мной иДенисом. У нас с ним чудные отношения, пока дело не доходит доденег, то есть алиментов.
Какое мерзкое слово «алименты»! Лучше буду называть эти егодвести долларов… ну, например, «вспомоществование».
Долго не могла дозвониться Денису, а когда наконец линияосвободилась, повесила трубку. А вдруг к телефону подойдет Алла?Почему-то не хочу с ней разговаривать, когда собираюсь просить уДениса денег. В остальное время, свободное от выпрашивания, мы сней подружки.
Но, с другой стороны, почему я должна ее бояться? В смыследенег. Я же не для себя, и вообще, он обязан.
Лучше я позвоню Денису на мобильный.
– Денис, привет, это я!
– Слышу, что ты. Привет. – Голос нерадостный. Откуда онзнает, что я звоню не просто поболтать?
– Ты забыл про деньги за июль и август. И за сентябрь бытоже неплохо.
– Сегодня только восемнадцатое сентября.
– А зато август уже закончился, и июль гоже, – скромнонапомнила я.
– Я, между прочим, живу в Германии, а не на соседней улице!Мне каждый раз надо просить, чтобы кто-нибудь передал!… – Сейчас оннебрежно переведет разговор на что-нибудь другое.
– А как вообще дела? Как Мурка? Машина-то ездит?
Рассказала про Мурин портфель, новый двор, отваливающуюся дверьв машине. И вскользь, как бы между прочим, напомнила:
– Так ты не забудь про деньги. И за сентябрь тоже. – Теперьнадо прикрикнуть. Денис! Ты меня слышишь?!
Почувствовала, как от моего окрика Денис подобрался. Хорошо быон придерживался этой привычки еще лет десять, пока Мурка не станетсама себя содержать. Или, по крайней мере, не начнет сама для себяпросить.
– Откуда у меня такие деньги? За три месяца сразу? –меланхолически задал вопрос Денис. – Ты что думаешь, я миллионер?Может быть, ты считаешь, что моя квартира в дорогом районе ничегомне не стоит? Или два «мерседеса» – их, по-твоему, мне даром дали?А отдохнуть в пятизвездочном отеле надо человеку три раза в год илинет?! А у нас с Аллой вся одежда, даже домашние тапки от Версаче.Ты хоть представляешь, сколько это стоит?!
Когда Денис рассказывает про свои горести, я могу думать освоем. Главное, не забыть громко сочувственно вздыхать. Спросилатолько:
– Может быть, тапки можно не от Версаче? Давай я здеськуплю Алле тапочки из овечьей шерсти, очень хорошенькие… всеэкономия…
– Ты не понимаешь, – с ласковой безысходностью сказалДенис, – мы с Аллой обязательно должны быть в тапках от Версаче,иначе все решат, что у меня плохо идут дела…
Я опять вздохнула и сказала, что понимаю.
– Ничего, – с надеждой в голосе проговорил Денис, –когда-нибудь Мура выучится, начнет много зарабатывать и сама будетменя содержать.
– Не хочу тебя расстраивать, но у нее свои планы. –Неприятная часть разговора была закончена, и я уже приободрилась. –Мурка сказала, что будет долго учится, очень-очень долго. Послеинститута – аспирантура, потом докторантура, потомпрофессантура…
Денис вздохнул. Он знает, что его дочь Мура на все пойдет, чтобыне работать, даже на то, чтобы еще лет десять обучаться первымпопавшимся наукам.
…Денис вовсе не жадина-говядина, а наоборот, очень щедрыйчеловек – ему ничего не жалко для себя, а когда мы жили вместе, емубыло ничего не жалко для меня. Он мог потратить последние деньгимне на кофточки и тут же, абсолютно счастливый, присматривал мне кэтим кофточкам новые юбочки. Потому что мои новые кофточки и юбочкибыли у него «для себя». А теперь у него «для себя» Алла в тапках отВерсаче, Муру он любит и гордится, но уже все, она – не «для себя».Мурка – вынужденная статья расходов, вроде счетов за свет ителефон. Платить не хочется, но и сидеть в темноте без телефонатоже не вариант.
Но ведь и я отнюдь не образец бездумной щедрости, сметающей насвоем пути все преграды здравого смысла – например, ужасно жадничаюна книги. Когда кто-нибудь просит почитать мою книгу, я преждевсего делаю вид, что не расслышала, потом говорю, что я точно знаю– эта книга потерялась. Если же все-таки приходится отдавать своюкнигу в чужие руки, то я моментально забываю всякие приличия иначинаю причитать: «Жалко мне книжечку мою, ой как жалко!» В общем,у меня самой по части жадности рыльце в пушку.
Денис же не виноват, что у него Мурка не для себя… Придется мнепросить ласково. Ничего, на то я и мать, – попросишь-попросишь, ивыпросишь.
Денис еще раз вздохнул, особым интимным вздохом. Сейчас начнетжаловаться на Германию.
– Как же мне осточертела эта Германия! Тоска, общаться не скем. Твердо решили – вернемся в Питер.
Денис с Аллой как чеховские сестры, вечно стонут – в Москву, вМоскву (то есть в Питер)!… Потому что у нас в Питере театры и всянеобходимая им остальная культура. Например, Донцову и Устиновуможно купить сразу же, как только они выходят, а так им приходитсяждать, пока я пришлю. Женька вот тоже подвывает, что в Германииужасно скучно, а в плохие минуты кричит – к черту Германию, вернусьдомой! Никто не вернется.
Когда Женька переехала в Германию, я решила, что и мне надо, истала приставать к Денису, что мы должны уехать, ради ребенка Муры,и так далее по списку, что в таких случаях говорят. Он кричал мне,тоже по списку, – что в его пожилые годы за тридцать нечего делатьв чужой стране, и что он не намерен все начинать с нуля ради моихнездоровых отношений с Женькой. Не в смысле, что мы лесбиянки, а всмысле, что такие большие девочки, как мы, должны научиться жить вразных странах.
А потом, в результате череды очень сложных драматическихсобытий, которые я сейчас толком не могу припомнить, Денис уехал вГерманию, а мы с Мурой остались в Питере. Денис считает, что это яего бросила. То ли отказалась с ним уехать, то ли наоборот,отказалась остаться в Питере.
Зато из Германии дешево звонить, и Женька звонит по несколькураз в день – то мне, то Мурке. А мы с Мурой частенько гостим у нееи объездили уже все окрестные страны на маленьком дешевом автобусе.Есть такие туры – «Вся Европа за сорок минут», чудная вещь, если укого мало денег и длинный любопытный нос, который он хочет сунуть вкаждый встречный замок или собор.
– Алле привет передай. Пусть позвонит мне вечером. Пока,целую.
Алла и без моего приглашения позвонит. У нее, кроме меня, подругнет. Алла давно живет в Германии, всех питерских подруг давнопотеряла, а новых не нажила. Эмиграция – жуткое дело в смыследружбы, потому что взрослым людям непросто подружиться, апоссориться почему-то, наоборот, очень легко. Вот ей и приходитсядружить с кем попало, даже с первой женой своего мужа. Я с ней тожедружу, и мы всей семьей – с Муркой, Денисом и Аллой – вместевеселились в НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОМ УЖАСЕ – Диснейлэнде.
Именно там, в Диснейлэнде, у меня и открылись на нее глаза –вовсе Алла не мой родственник, как я привыкла считать, а скореедруг или даже просто хороший знакомый…
В Диснейлэнде Алла затащила меня в какой-то поезд, которыйуходил в небо, хитростью усадила в кабинку и сказала – не бойся,здесь совсем не страшно. А я же вижу и нюхаю – здесь уже кого-то доменя тошнило, и понимаю, что надо спасаться. И тут кабинка ка-акпоскакала по горам, ка-ак заухала жутким воем! Я поняла, чтокричать бессмысленно, – все равно не спастись, поэтому я заплакала.Когда мы приземлились, Алле пришлось вызывать местного врача, чтобыон вынул меня из этой чертовой карусели и уговорил открытьглаза.
Иногда я думаю (но только в очень-очень плохие минуты, когда мнекажется, что моя жизнь полностью не удалась), что Алла со мнойдружит не потому, что я такая классная первая жена, а потому, что ярассталась с Денисом, а теперь у него – два «мерседеса», квартира вцентре Европы и Алла в тапках от Версаче. Я так думала двараза.
…А что здесь такого, у каждого человека бывают тайные гадкиемысли, в которых ему стыдно признаваться! На самом деле этонеправда, и Алла просто со мной дружит.