Страница 6 из 12
— А как Гений? — поинтересовалась я.
Гений никогда не выходит из дома. Он слишком образованныйчеловек, чтобы вставать с дивана. Такие люди раньше водились вкотельных, они там противостояли советской власти и прочее покультурной части. Мне казалось, это время ушло, и сейчас всесвободно могут выйти из котельной и творить для публики, но Генийне согласен, что это время ушло. Он творит для себя — сочиняет, незаписывая, рисует в уме и танцует фламенко, не вставая с дивана. Заэто Ольга называет его «Ах, Гений» и «Ох, человек Возрождения», амы — Лежачий больной, или просто Лежачий.
— У него опять совершенно гениальный проект. Он ставитШекспира, — сказала Ольга.
Ага, значит, Лежачий теперь режиссер. На вопрос, где же еготруппа, Ольга ответила, что его видение Шекспира так своеобразно,что у него нет необходимости в труппе, тем более она сама можетпочитать за всех, кроме Дездемоны. Дездемоной Лежачий хочет бытьсам. А вместо платка он использует пульт от телевизора — засовываетпод подушку и предлагает Ольге найти пульт и требовать у негообъяснений.
Считаю, несправедливо. Вместо того чтобы сразу же дать Ольге всенеобходимое, жизнь ставит ее в ситуацию постоянного выбора междуЛежачим и Васей. Когда дело с гонорарами совсем плохо, Ольгапринимает от Васи хозяйственные услуги, а когда жизнь налаживается,она участвует в проектах Лежачего и приносит ему сигареты и другиемелкие знаки внимания, и даже, не побоюсь этого слова, еду.
Очень хочу выспаться, поэтому перед сном предусмотрительноприставила к двери кресло, чтобы звери не смогли просочиться ко мнев комнату.
9 сентября, вторник
Я досматривала сон, а Лев Евгеньич пытался открыть дверь вспальню.
— Где твое место, вороватая морда! — зверским голосомкрикнула я. — Пошел вон, ворюга!
Оказалось, это Андрей.
Я же говорю, Лев Толстой не прав! Насчет того, что всесчастливые семьи счастливы одинаково.
Мы, например, с Андреем были счастливы так.
Сначала мы были счастливы, потому что давно не виделись. Тут яеще могу согласиться: так могут быть счастливы все, хотя я уверена,что наше счастье особенное. И я знаю, что я сейчас сделаю. Япридумаю Андрею ласкательно-уменьшительное, совершенно оригинальноедомашнее имя.
Ирка зовет ПетрИваныча «пупсик», Алена называет Никиту «котик»или «мышонок»…
Как же я могла бы обращаться к Андрею, чтобы было ласково и непошло?.. А что, если так — Пупс, Кот, Мышь?.. — таки у негорост метр девяносто, размер 54.
За завтраком я поняла, что любовь делает с людьми буквально чтохочет. Со мной, например, любовь сделала вот что:
свекольный салат, Аленино клубничное варенье, ватрушка изБалтийской булочной, якобы мой мамин пирог с капустой, немногочерствый, и все это, не говоря о варениках.
Но как все же непросто начинать жить вместе со взрослымчеловеком со своими сформировавшимися привычками!
Могут обнаружиться совершенно неожиданные вещи. Вот, например,почему перед его тарелкой стоит чашка с водкой? С раннего утра? Яведь по-настоящему ничего о нем не знаю. А что, если он… ну…выпивает?
У него могут обнаружиться и другие слабости. А вдруг онизвестный в городе игрок? А вдруг он в опере поет вместе с певцамимимо нот? Или в театре выскакивает на сцену, чтобы раскланятьсявместе с актерами? Все может быть…
Присмотревшись, я заметила, что в чашке плавают такие железныеусы — кажется, они называются блесны. Но если хорошо подумать,неизвестно, что более странно, — угоститься с утра чашечкойводки или хозяйственно замочить в водке железные усы.
Потом мы опять были счастливы (Мурка в это время была вшколе).
Ну, а часов с двенадцати дня я уже была счастлива в одиночестве— Андрей случайно взял с полки «Графа Монте-Кристо».
Андрей читал, оба его мобильных телефона непрерывно звонили,Работа остановилась, я крутилась рядом, предлагая то чаю, то кофе,то погулять, то поболтать, а Эдмон Дантес и аббат Фариа тольконачали рыть подземный ход.
В три часа дня Эдмон Дантес и аббат Фариа все еще рыли подземныйход, в пять часов граф Монте-Кристо уже приступил к мести. Можетбыть, сказать ему, что Дюма написал только один том «ГрафаМонте-Кристо»?..
Когда граф Монте-Кристо принялся активно навещать своихобидчиков, я подкралась к Андрею и сказала страшным голосом: «Я —Эдмон Дантес!» Никакой реакции, обидно… если уж он так увлекся этимпроизведением, мог бы, как барон Данглар, ответить мне дрожащимголосом: «Этого не может быть, Эдмон Дантес умер!» — или хотя быупасть в обморок, как прокурор де Вильфор.
Пришлось предпринять последнюю попытку привлечь к себе внимание— пойти спать. То есть не спать, а затаиться в комнате и ждать,когда Андрей ко мне придет.
Так я и сделала — затаилась в комнате и прислушалась, не идет лиАндрей.
Пришлось таиться сорок минут!..
Вышла на кухню под надуманным предлогом — попить. Никто меня незаметил.
Еще раз вышла на кухню под надуманным предлогом — покурить.Никто меня не заметил.
Я металась между спальней и кухней как челнок, но никто меня незамечал. На пятом подходе мне стало уже по-настоящему обидно.Неужели я так ждала его приезда, чтобы бессмысленно покружитьвокруг него и заснуть в одиночестве? Тем более я могла быпересказать ему «Графа Монте-Кристо» своими словами! И я уже хочуспать, а у него еще осталась половина второго тома…
Совершенно безрезультатно ущипнула его за ухо и отправиласьспать по-настоящему.
Но зато когда я утром пришла на кухню, Андрей сразу же закрылкнигу.
— Дочитал, — мрачно сказал он.
— А почему ты такой грустный? Вообще-то ты прав, я тожесчитаю, что не нужно ему было всем мстить. Все умерли, сошли с умаи разорились, и барон Данглар, и де Вильфор, и… Ну что ты такрасстраиваешься?..
— Многое не успел по работе… — трагическим голосомсказал Андрей.
Оказалось, у него была назначена встреча в три часа дня, вчера.Как раз в то время, когда Эдмон Дантес с аббатом Фариа рылиподземный ход.
20 сентября, суббота
Я понимаю, что у человека иногда должен быть день только длясебя, но почему-то каждый раз испытываю чувство вины. Что я не налекции, не веду хозяйство в «Пассаже», не воспитываю Муру, а живудля себя. Например, в суши-баре, а потом в косметическомсалоне.
Встречалась с Аленой в суши-баре. С недавнего времени я тожелюблю суши, но посещение суши-баров для меня очень интимное дело. Яхожу туда только с девочками и стараюсь сесть в темном углу, потомучто так и не научилась пользоваться палочками, обливаюсь соусом,обсыпаюсь рисом и разбрасываю вокруг себя кусочки рыбы.
Алена показала новое кольцо, веточку с изумрудными листиками,очень красиво.
— Это мне Никита подарил в честь годовщины покупки новойквартиры, — сказала Алена, — а на годовщину началаремонта я хочу браслет.
Я очень-очень завидую Алене. Она умеет подробно жить, со вкусом,расстановкой и вниманием к мелочам. Это Алена приучила Никитусправлять годовщину знакомства, первого поцелуя, покупки дивана идругих предметов обихода.
— Никита начал ремонт на лестнице. Я вчера сказала ему, чтовокруг квартиры тоже должно быть красиво, — сказала Алена,запихивая в рот суши.
Я не понимаю двух вещей: как Алена засовывает в рот суши целикоми как она добилась такого беспрекословного послушания Никиты. Рот унее небольшой, меньше суши, а что касается Никиты, Алена никогда некричит, не настаивает, не внушает, а просто высказывает свои мысливслух.
— Я довольна кольцом и ремонтом лестницы, — деловитоперечислила Алена, — и крайне недовольна кое-чем, ты знаешь, очем я.
Секс — это единственное, в чем Никита ее не слушается. Аленанеохотно признает, что физиология — это уважительная причина, чтобыне слушаться.