Два берега

Лиза вызвалась помогать на похоронах, и ее искренние горькиеслезы капали в салат оливье вместе с кусочками колбасы, летящимииз-под острого ножа. Маринин шестилетний сын Петя бродил поквартире неухоженный, неумытый, одетый в майку наизнанку и разныеноски. Дима, муж Марины, тупо смотрел в одну точку и на все вопросыотвечал: «Не знаю». Оказалось, что без Марины он не способен нинакормить ребенка, ни найти в доме элементарные вещи, ни дажеобзвонить нужных людей.

У Лизы на всю жизнь осталось смутное чувство вины перед Мариной— за то, что она не смогла научить подругу своей мудрости. Правда,Лиза вряд ли смогла бы описать словами свои интуитивные порывы и,скорее всего, учителя жизни из нее не вышло бы, но смутная вина всеравно полностью не растворилась с годами. Дима через несколько летженился вторично и приходил в гости теперь уже с новой женой, Аней,которая в принципе была Лизе симпатична, но дружба с ней почему-токазалась противоестественной после Марининой смерти.

Решение семьи Артемьевых ограничиться двоими детьми (аборт,сделанный Лизой после рождения Кати, стал для Толи не прозой жизни,как для большинства советских семей, а тревожным событием и поводомдля еще большего обожания жены) оказалось крайне удачным из-засвалившейся на голову перестройки. Очередь на жилье отодвинулась донеопределенных времен, на ЗИЛе начались проблемы с работой изарплатой, цены росли, и обстановка была весьма напряженной. Лизарешила пойти работать и устроилась на полдня кассиром в ближайшиймагазин. Помимо небольших денег и неплохого развлечения (Лизавсе-таки начала скучать от сидения дома) это место принесло ейокончательное преклонение мужа и дальнейшую возможность с гордостьюговорить о том, что и ей в жизни пришлось потрудиться. Домашниедела с успехом взяли на себя подросшие дочери, и только обязанностьгордо подавать мужу подогретые ужины и завтраки оставалась за Лизой— так же как и накрывание стола и привычное вечернее наведениеблеска после дневной уборки в четыре юные руки.

Дочери у Лизы удались на славу, впрочем, как и все — не зря уЛизы была психология победительницы. Катя считалась в семьекрасавицей потому, что была похожа на мать, Жанна имела званиеумницы и обаяшки. Пожалуй, роль любимицы исполняла младшая, Катя,но семья Артемьевых была такой дружной, что вряд ли кто-то из детейили родителей это замечал, ведь главным принципом воспитания у нихбыла справедливость.

Такую семейную идиллию Лиза собралась разрушить ради какого-тосопливого мальчишки. Вот тогда-то Жанна и поняла, что ее дочернийдолг — предотвратить распад семьи.

ГЛАВА 3

Когда у Жанны начиналась черная полоса жизни и она понимала, чтодвижется по ней не поперек, а вдоль, она ехала к кузине Мари.Сестры были очень дружны, хотя их дружбу вряд ли можно было назватьдружбой равных, — Жанна считала Мари идеалом. С ее точкизрения, кузина была образцом хороших манер, воплощениемженственности и символом элегантности. Наверное, поэтому дажемысленно Жанна никогда не называла ее двоюродной сестрой Машей, авсегда только кузиной Мари — на французский манер. Кстати,правнучка рязанских крестьян была на удивление похожа лицом ифигурой на знаменитую актрису Софи Марсо, а потому легкое звучноеМари постепенно прижилось среди родни, потом среди друзей, а потомстало сопровождать Машу Артемьеву и дома и на работе. Она сначалапосмеивалась, а потом купила себе роскошный мундштук и дорогойсервиз из чешского фарфора — в ее понимании эти вещи былиобязательны для изящной мадемуазель. Тощая и гибкая, как голоднаякошка, угловатая, резкая, пронзительная, Мари нравилась мужчинам иобожала им нравиться, а потому окутывала себя флером из загадок исекретов. К восторгу Жанны, в ванной Мари светились сотни нарядныхфлакончиков и баночек, каждой из которых кузина умела пользоваться,на что у Жанны не хватало ни терпения, ни времени. Дома Мари ходилав кимоно, стоимостью в три Жанниных зарплаты, и на каблучках,всегда слегка накрашенная, с идеально лежащими волосами. Однимсловом, если кто-то и понимал что-то в нашем сумасшедшем мире — этобыла именно Мари, которая умела получать от жизни удовольствие.Мари считалась у подруг авторитетом по вопросам отношений смужчинами, хотя ей только-только исполнилось двадцать четыре.

Мари встретила Жанну с улыбкой и даже не выразила неудовольствияпо поводу неожиданного визита.

«Вот это манеры!» — восхищенно подумала Жанна, а вслухпроизнесла:

— Я тебе не помешала?

— Конечно нет, дорогая, — сказала Мари с нарочитымударением на слове «дорогая», и девушки засмеялись. — Давайсвое шампанское, не прячь его под курткой — оно выпирает. И в честьчего мы сегодня собираемся напиться?

— Ну, напиться — это ты преувеличиваешь, — возразилаЖанна, раздеваясь и отыскивая в прихожей единственные тапочки безкаблуков — она специально привезла их сюда в прошлом году. —Мне завтра на работу.

— Может, и преувеличиваю, а может, будет как в прошлыйраз, — таинственно улыбнулась Мари.

— На этот раз все не так плохо, — заверила ееЖанна. — От меня никто не ушел, я никого не люблюнеразделенной любовью, и меня даже не уволили с работы.

— Неужели ты беременна? — воскликнула Мари и чуть невыронила бокалы.

— Да ладно… — поморщилась Жанна. — С чего тырешила? С какой стати?

— А то ты не знаешь, как делаются дети, — улыбнуласькузина. — И что ты так ужасаешься моей догадке? В твоемвозрасте уже естественно быть беременной.

Жанна помрачнела. Ей не нравилось, когда ей напоминали овозрасте. Двадцать восемь — не возраст? Смотря для кого. Если дляженщины, которая вышла замуж в восемнадцать, родила в двадцать,окончила институт в двадцать три, а к двадцати шести уже возглавилаотдел в крупной компании, и поклонники теснятся у ее дверей, а всемье все отлично — то да, двадцать восемь — не возраст. Можноговорить, что «ей только двадцать восемь, а она уже», и дальшеперечислять заслуги и регалии. А когда в двадцать восемь лет тыработаешь обычным журналистом на кабельном канале и никакихповышений у тебя не предвидится, муж ушел к легкомысленной дамочке,родить ребенка ты оказалась не способна, а на горизонте нет нетолько тучи поклонников с букетами и бриллиантами, но и одногосамого завалященького, влюбленного в тебя мужчинки… Вот тогда этоназывается «ей уже двадцать восемь, а она еще только…».

— Мари, хочешь последний прикол родного телевидения? —решила Жанна перевести разговор на более приемлемую тему. —Приходят к нам из предвыборного штаба одного депутата заказыватьрекламный ролик-трехминутку. Наша Алиса давай им распевать:сценарий, съемка, варианты, идеи… Они гордо объявляют: дескать, унас все свое, нам нужны только студия и оператор, ну и, конечно,время проплатить — самое лучшее и со скидкой. Алиса, естественно,обещает им все сделать как любимым клиентам, они млеют-балдеют,потом она берет сценарий и… Пропускаю акт первый — уговорыотказаться от идеи и акт второй — подготовку к съемкам. Излагаю ихгениальную задумку: на экране кадры из старого советского мультика«Летучий корабль», где бабки-ежки танцуют и поют частушки,перемежаются кадрами, где депутат выступает, встречается с детьмииз детских домов, вручает ветеранам медали и так далее. А на этомфоне идет песня, которую сочинили и будут исполнять те трое,которые приперлись из штаба. Теперь картина маслом и сыром покопченой колбасе: студия, караоке, три придурка с листочкамитренируются точно попадать в слова:

А по караоке бегут родные строчки:

Хуже всех было Алисе — мы от смеха выбегали в коридор давиться,а она должна была делать вид, что все идет оʼкей.Представляешь?

Мари отсмеялась, открыла шампанское, разлила его по бокалам иподвинула сестре тарелку с нарезанным сыром: