Тихая гавань

Иной раз, как и положено в июле, случались жаркие и погожие дни,однако нечасто. А потом берег снова тонул в тумане, и казалось,промозглые зимние холода вернулись вновь. Приглядевшись, можно былоувидеть, как туман, придавив рыхлой массой волны, жадно облизываетарки Золотых Ворот. Иногда с берега виднелся и сам мост.Сейф-Харбор [1]находился всего в тридцати пятиминутах езды к северу от Сан-Франциско. Основную часть его занималанебольшая замкнутая община; огороженные забором домики поселка,цепочкой вытянувшись вдоль берега, прятались за песчаной дюной.Будка сторожа у ворот ясно говорила о том, что посторонним тут врядли будут рады. Даже попасть на берег можно только из домиков,преграждавших чужакам дорогу к воде. По другую сторону заливатянулся общественный пляж, а за ним – ряд обшарпанных коттеджей,настоящих хибар, тропинки от которых тоже вели к воде. В жаркиелетние дни на общественном пляже яблоку негде было упасть. Однакочаще даже он пустовал, а уж на частных пляжах и вовсе редко ктопоявлялся.

Девочка дошла до того конца пляжа, где начинался ряд домовпобеднее, и тут взгляд ее наткнулся на мужчину. Он устроился наскладном стульчике, на мольберте перед ним стояла незаконченнаяакварель. Малышка остановилась и принялась незаметно разглядыватьмужчину, пока Лабрадор, взобравшись на дюну, с интересом обнюхивалкучку водорослей. Помявшись немного, девочка уселась на песок внекотором отдалении, робко наблюдая за художником. Он не заметил еепоявления. А ей просто нравилось смотреть на него – что-то хорошознакомое и привычное чувствовалось в том, как океанский ветерерошит его коротко стриженные темные волосы. Девочка всегда синтересом наблюдала за людьми. Иной раз она часами смотрела нарыбаков, стараясь держаться незаметно, но не упуская ни единоймелочи. Вот и сейчас она сидела тихонько, как мышка, незаметнопоглядывая на работу художника. Потом она вдруг увидела, что нахолсте появились какие-то лодки, которых на самом деле не было.Вскоре пес, соскучившись, уселся возле нее. Девочка машинальнопогладила его по голове, переводя взгляд с рисунка на океан иобратно.

Потом она встала и сделала несколько робких, неуверенных шагов,устроившись у художника за спиной. Он по-прежнему не замечал ееприсутствия, но зато теперь ей стало гораздо удобнее наблюдать, какон работает. Ей очень понравились цвета, которые он выбрал длясвоей акварели, а еще больше понравилось то, что он написал заходсолнца. Псу между тем надоело сидеть, и он закрутился возле ногхозяйки, нетерпеливо ожидая команды. Девочка, поколебавшисьнемного, придвинулась ближе и встала так, чтобы художник смог ееувидеть. Тут вдруг собака прыгнула вперед, и мужчина вздрогнул отнеожиданности. Только теперь, подняв глаза, он заметил стоявшуювозле него девочку. Окинув малышку удивленным взглядом, он молчавернулся к своей акварели. Спустя полчаса, повернувшись, чтобыпромыть кисть в стакане с водой, он снова поднял голову ипоразился, что она все так же стоит возле него и наблюдает за егоработой.

Оба немного растерялись, явно не зная, что сказать. Робкопереступив с ноги на ногу, девочка наконец присела на песок ипродолжала смотреть. Ветер немного стих, и сразу стало теплее. Каки девочка, мужчина тоже был одет в водолазку. На нем были ещеджинсы и башмаки на толстой подошве, изрядно поношенные. Загорелоеи обветренное лицо говорило о том, что он много времени проводит насвежем воздухе. Пока он работал, девочка не отрывала глаз от егорук, решив про себя, что они ей нравятся. На первый взгляд мужчинебыло примерно столько же лет, сколько и ее отцу, – стало быть,чуть больше сорока. Он повернулся посмотреть, тут ли она, и глазаих встретились. Ни он, ни она не улыбнулись. Ему уже много лет недоводилось разговаривать с детьми.

– Любишь рисовать?

Скорее всего это единственная причина, по которой она сидитздесь столько времени, – ничего другого ему и в голову непришло. Иначе бы ей давно уже надоело. На самом же деле девочкепросто нравилось чувствовать чье-то присутствие рядом. А художник ктому же казался достаточно добродушным.

– Иногда, – осторожно ответила она.

Как-никак мужчина был незнакомым, а малышка хорошо помнила, чтомать строго-настрого запрещала ей разговаривать с незнакомымилюдьми.

– А что ты любишь рисовать? – поинтересовался он,споласкивая кисть и не поднимая на девочку глаз.

У мужчины было приятное, словно вырезанное из дерева лицо иподбородок с ямочкой. От него исходило ощущение спокойной силы –может быть, из-за широких плеч. И хотя он сидел на стульчике, быловидно, что у него длинные ноги и он очень высокий.

– Я люблю рисовать свою собаку. А зачем вы нарисовалилодки, ведь их тут нет?

На лице мужчины вспыхнула улыбка. Теперь он повернулся к ней, иглаза их встретились.

– Я их выдумал. Может, тоже хочешь порисовать? –Догадавшись, что девочка не собирается уходить, он протянул ей ещеодин мольберт, поменьше, и карандаш.

Помявшись в нерешительности, девочка встала, подошла к нему ивзяла мольберт.

– Можно, я нарисую собаку? – Ее личико принялотрогательно-серьезное выражение.

Малышка была явно польщена, а предложенные ей карандаш и бумагускорее всего расценила как огромную честь.

– Конечно. Можешь рисовать все, что тебе хочется. Ни ей, ниему и в голову не пришло представиться. Усевшись рядышком на песке,оба погрузились в рисование.

– А как зовут твоего пса? – полюбопытствовал художник,когда гонявшийся за чайками Лабрадор пробежал мимо них, в очереднойраз осыпав обоих песком.

– Мусс, – коротко бросила девочка, не отрывая глаз отрисунка.

– Да? Почти как мышонка. Но мне нравится, – сказалмужчина. Подправив что-то в своей акварели, он придирчиво огляделрисунок и недовольно скривился.

– Мусс – это такой французский десерт, – поправиладевочка. – Его делают из шоколада.

– Ну, на сегодня все. Думаю, пойдет, – пробормоталмужчина, и насупленное лицо его прояснилось.

Он почти закончил. Было уже около четырех, а он сидел тут чутьли не с утра.

– А ты говоришь по-французски? – спохватился он –скорее просто чтобы что-то сказать, а вовсе не потому, что его этов самом деле интересовало. И страшно удивился, когда малышкакивнула.

Прошло уже много лет, с тех пор как ему доводилось разговариватьс детьми ее возраста, и сейчас мужчина чувствовал себя немногонеловко. Однако в молчании девчушки чувствовалось какое-тонепонятное ему упорство. Украдкой поглядывая на нее, он вдругзаметил, что, если не считать копны рыжих волос, девочка оченьпохожа на его дочку. Правда, Ванесса светловолосая, однако в манеревести себя у них много общего. Мужчине внезапно показалось, чтоперед ним Ванесса.

– Моя мама – француженка, – добавила девочка,придирчиво разглядывая свой рисунок. Ей опять не удались задниелапы – впрочем, как всегда, когда она пыталась нарисоватьМусса.

– Дай-ка взглянуть, – заметив, что она чем-тонедовольна, предложил мужчина и протянул руку к рисунку.

– Никогда у меня толком не получается задняя часть, –вздохнула она, протянув ему свой листок.

Со стороны они напоминали учителя с ученицей, словно любовь крисованию связала их невидимой нитью. Как ни странно, в присутствиинезнакомого мужчины девочка чувствовала себя на редкость уютно.

– Сейчас покажу… если позволишь, конечно, –спохватился мужчина.

Девочка кивнула. Несколькими уверенными штрихами он мгновенноисправил рисунок. Впрочем, набросок и без его исправлений оказалсяна удивление хорош.

– У тебя здорово получилось, – похвалил он, протянувмалышке лист, и принялся убирать мольберт и краски.

– Спасибо, что исправили. Почему-то это место у меняникогда не выходит…

– Ну, в следующий раз обязательно получится, –пробормотал он, складывая вещи.

Заметно похолодало, однако, похоже, ни один из них этого незаметил.

– Вы уже уходите? – Девочка явно расстроилась.

Обернувшись, он взглянул ей в глаза и вдруг почувствовал, какона одинока. Во всем ее облике было что-то невероятно трогательное…и еще что-то, от чего сердце у него вдруг сжалось.

1

Тихая гавань (англ.).