Чудо

Капитан, обдумывая вопрос, не повернул головы, а смотрел, неотводя глаз, прямо по курсу, потому что они входили в канал.

— Боюсь, ни одной такой, которая соответствовала бы вашимстандартам, — сказал капитан. На рынке всегда покупались ипродавались большие моторные катера, но найти подходящую яхту былогораздо труднее. В большинстве случаев хозяева любили свои яхты и струдом расставались с ними. Он все еще думал об этом, когда к нимприсоединился первый помощник. Капитан задал ему тот же вопрос, иКуинн сразу же насторожился, заметив, что он кивнул.

— Я слышал об одной такой две недели назад, когда мыпокинули Норвегию. Ее строительство еще не закончено, но онапредназначена для продажи. Сейчас она находится на верфи вГолландии. В прошлом году ее заказал Боб Рамзи, и он только чторешил продать ее. Ему нужно судно большего размера. Но я слышал,что та, которая будет выставлена на продажу, настоящая красавица.Все трое мужчин не сомневались, что так оно и есть, если яхтазаказана Бобом Рамзи. Он был известной фигурой среди моряков ивладел тремя прекрасными яхтами, участвовавшими во всех европейскихрегатах, и обычно все призы доставались ему. Он и жил в Париже сженой-француженкой. Все построенные этим героем международногопарусного спорта яхты отличались изысканной красотой.

— Не знаете, на какой верфи она строится? — спросилКуинн, которому вдруг показалось, что сама судьба, возможно,подсказывает решение его проблемы.

— Знаю, — с готовностью ответил молодойкапитан. — Если хотите, то, как только мы встанем в док, я импозвоню от вашего имени.

В тот день Куинн вылетал вечерним рейсом в Лондон, предполагаяпровести ночь в гостинице и на следующее утро вылететь вСан-Франциско. Он позвонил своей дочери Алекс в Женеву, предложиввстретиться перед отлетом домой, но она сказала, что не можетоставить детей. Он знал истинную причину ее нежелания видеться, и унего больше не было сил этому сопротивляться. Горькие баталии междуними слишком долго продолжались. Она считала, что в детстве отецуделял ей до обидного мало времени. А несколько месяцев назадобвинила в том, что он слишком поздно сообщил ей о болезни матери.Позвонить ей раньше Куинну мешали упрямая надежда и нежеланиепризнать очевидное. Оба они — и он, и Джейн — отказывалисьповерить, что она действительно умирает. Они продолжали убеждать исебя, и друг друга, что она выживет. А к тому времени, как Джейнсогласилась позволить ему позвонить дочери, до конца оставалосьвсего несколько дней. Но даже тогда они не верили в печальныйисход. Теперь ему иногда казалось, что они подсознательно хотелипобыть эти последние дни вдвоем, не думая при этом об Алекс.

Когда Алекс прилетела домой к матери, болезнь уже оказала наДжейн разрушительное воздействие. Алекс прибыла за два дня до еесмерти, когда Джейн либо страдала от непереносимой боли, либо былапод действием сильнодействующих обезболивающих лекарств. Алекспочти не удалось поговорить с матерью, кроме редких моментовпросветления, когда Джейн продолжала уверять, что с ней все будет впорядке. Алекс онемела от горя и потрясения и пришла в негодование.Ее страдания и чувство утраты добавились к обиде, которую онавсегда испытывала по отношению к нему, и вылились в возмутительныйпоступок. Возвратившись к себе, она написала ему гневное письмо иуже многие месяцы после этого сама не звонила ему по телефону.Несмотря на то, что Джейн перед смертью умоляла их помириться изаботиться друг о друге, Куинн после смерти жены не смел большетревожить Алекс. Он знал, что Джейн расстроило бы их взаимноеотчуждение, и ему было от этого не по себе, но он не мог ничегосделать. В глубине души он считал, что Алекс в чем-то права. Самитого не желая, они с Джейн почти не оставили ей времени напрощание.

Звонок по телефону два дня назад с «Виктории» был последней,бесплодной попыткой навести мост через разделявшую их пропасть.Попытка столкнулась с холодным отпором. Похоже, никакой возможностисблизиться не осталось. Слишком долго кипело в ней возмущение егоневниманием, возникшее в детские годы. В те годы, когда он строилсвою империю, у него почти не оставалось времени на Джейн и детей.Жена его простила. Джейн всегда понимала, что он делает и как важнодля него это, и никогда не упрекала его. Она гордилась егопобедами, как бы дорого они ни обходились ей. Но Алексвозненавидела его за частые отлучки и за кажущееся отсутствиеинтереса к ее детской жизни. Она сказала ему об этом в деньпохорон, возмущенная тем, что ее не предупредили о том, насколькосерьезно больна мать. И хотя Алекс унаследовала от матери еевнешнюю хрупкость, она была такой же упрямой, как отец, а кое в чемдаже еще упрямее. Она была такой же неуступчивой и неумолимой,каким он частенько бывал в прошлом. И теперь ему было нечемзащититься от ее ярости. Он знал, что она права.

Было у Куинна слабое место, о существовании которого зналинемногие, но, прежде всего Джейн. Он тщательно скрывал этуахиллесову пяту, а Джейн ее лелеяла, даже когда о ее существованиибыло можно только догадываться. Хотя Алекс унаследовала его силуволи, у нее не было присущего Джейн сострадания. Была в ней этакаяхолодность, которая даже пугала Куинна. Она была зла на него долгиегоды и не скрывала, что не намерена сменить гнев на милость,особенно теперь, когда, как ей казалось, ее лишили возможностипровести с матерью последние дни ее жизни. Это нанеслоокончательный удар по отношениям отца и дочери. И он не желалделить Джейн с дочерью. Им нужно было о многом сказать друг другу.Из-за своих частых отлучек он многое не успел сказать жене или дажене думал, что должен сказать. В конце концов, он сказал ей все. Ониоба сказали все. И тогда, в эти последние недели, она позволила емупрочесть свои дневники и свои стихи. Ему всегда казалось, что онзнает жену, но только перед ее смертью он понял, что не знал.

Под внешним спокойствием и сдержанностью скрывалась женщина,обладающая безграничной теплотой, любовью и страстью, причем всеэто было направлено на него, и глубину этих чувств он понял слишкомпоздно. Он никогда не сможет простить себе этого. В нужную минутуего никогда не было рядом с Джейн. Джейн могла бы злиться на неготак же, как злилась Алекс, но она лишь еще больше любила его вовремя его бесконечных отлучек. Он испытывал мучительное чувствовины, которое не пройдет до конца жизни. Это казалось емунепростительным преступлением, особенно после того как он прочел еедневники. Он взял их с собой в плавание и читал каждый вечер. Ноеще сильнее, чем дневники, тронули его сердце ее стихи. Он никогдане знал женщин, которые были бы так же полны сочувствия, и желанияпростить, и были бы так же щедры, как она. Он даже не подозревал,каким редким сокровищем она была. Хуже всего, что по иронии судьбыон понял это только теперь, когда ее не стало. Поздно. Слишкомпоздно. Теперь он мог лишь сожалеть о своих ошибках и об ее утратевсю оставшуюся жизнь. Ничего не изменить, исправить или загладить,хотя он попросил у нее прощения. К тому же Джейн убедила его, чтоему не о чем жалеть и не в чем себя упрекнуть. Она заверила его,что все эти годы была счастлива с ним, и это лишь усилило егочувство вины. Разве могла она быть счастлива с человеком, которогоникогда не было рядом, который почти не обращал на нее внимания? Онпонимал, в чем его вина и почему он так поступал. Он был, одержимсвоей империей, своими достижениями и своими собственнымисвершениями. Он редко думал о ком-нибудь другом, а меньше всего — ожене и детях. Он понимал, что у Алекс были все основания злиться нанего, а у Джейн были все основания ненавидеть его. А она писала емулюбовные стихи и была всей душой предана мужу, который этого незаслуживал. И теперь он почти каждую ночь видел Джейн во сне. Вснах она просила его вернуться домой, умоляла не бросать ее илизабыть совсем.

Куинн удалился от дел за год до ее смерти, и они провели целыйгод, путешествуя по тем местам, в которых ему хотелось побывать.Как обычно, Джейн с готовностью соглашалась следовать за ним туда,куда ему хотелось. Они побывали на Бали, в Непале, Индии, вотдаленных районах Китая. Они вновь посетили места, которыенравились им обоим, — Марокко, Японию, Турцию. Целый год онипутешествовали и впервые за многие годы стали еще ближе друг другу.Он уже забыл, какой она может быть забавной, какой общительной икак это приятно. Они снова влюбились друг в друга и никогда еще небыли так счастливы, как тогда.