Страница 144 из 178
Но и вот то, что поп сейчас плел про его малышку, Боровавыбешивало.
А Игорь, тем не менее, словно не замечая, что Боруцкийзаводится, продолжал:
- Имеет ли она право молиться за вас? Имеет, Бог всякому даетсвободу обращения к Нему. Только она же на все готова, и на себявсе грехи ваши взять. А там, как я понимаю, искупать немало. И этоне может не аукнуться. Я предупреждал ее. Об этом многиеправедники, через которых Бог прощение и исцеление грешникам давал,упоминали в своих записях. Я специально изучил эту тему. Этоослабляет ее. Да и все эти разговоры в консерватории, Агния хоть ибравирует, но видно, что ей тяжело…
Вот как-то Вячеслав не въезжал. То ли злость разгоревшаясямешала, то ли он просто не мог уловить логики в том, что ему тутпатякал этот поп. Типа Агния еще и сама виновата? И он ее ещеобвиняет в том, что она Боруцкого любит? Ну, нормально, а?
- Че за разговоры? – прищурившись, процедил он сквозь зубы, покаотодвинув всю эту пургу про грехи.
- Сплетни эти все о проституции. О том, как она на жизнь и своюмузыкальную карьеру зарабатывает…
- Проституции? – У него аж в затылке заломило.
И от самого смысла, потому что Вячеслав мог себе представить,как его Бусинка отреагировала бы на такие сплетни, и от того, чтовот этот вот поп знал обо всем об этом, а он, Боруцкий, ни слухомне духом. Вообще не при делах типа и никакого к ней отношения неимеет.
- Так. Интер-р-ресно… Твою мать!
Отвернувшись от скривившегося священника, Вячеслав прямикомпошел к залу, собираясь забрать свою малышку и популярно, доступноей объяснить, что и когда она должна ему рассказывать. Но забыл обовсем, если честно, когда увидел, как Агния стоит на коленях в одномиз углов этого зала, на замызганном, грязном из-за слякотной погодыкафеле, и крестясь, то и дело кланяется, едва не касаясь лбомпола.
Его не то, что затрясло, заколотило всего.
В голову кровь бабахнула просто.
И захотелось тупо достать пушку и пристрелить того, кто втемячилей в голову, что она должна нечто подобное делать.
Послав все на фиг, он в несколько шагов преодолел расстояниемежду ними, не затормозив даже тогда, когда малышка встрепенулась,видно услышав его грохочущие шаги. Схватил ее за плечи, поднялБусинку на ноги. Аккуратно. Но встряхнув пару раз. Просто у негореально руки вибрировали. Все тело продолжало трястись от ярости,которая нахлынула.
А Бусинка на него такими глазами глянула… Короче, Вячеславу ещехреновей стало и колоть за грудиной начало:
- У тебя вчера тридцать девять температура фигачила, а тысегодня на кафель уселась?! У тебя мозги есть, Бусинка? Или тывообще своей головой не думаешь? Тупо делаешь, что они тебескажут?! – он даже не кричал. Не мог. Шипел от того, насколькозлость внутри бурлила. И тут же обнял ее, прижав к себе. Опятьвстряхнул. – Ты… Ты… Бл..! – Он резко развернулся и пошел к выходу,таща ее за собой. – Никогда больше ты сюда не придешь! Ясно?!Усекла?! Мне осточертело, что они тебе мозги промывают и…
Он вновь глянул на нее, на огромные глазища, смотрящие на негоне испуганно даже, а с каким-то отчаянием. И на сжатые губы. Так,что только полоской казались. Упрямой чертой. И снова выругался.Дальше потянул, так глянув на рыпнувшегося было попа, чтоб ясностало: лучше бы ему не дергаться.
- Никогда не придешь! – еще раз веско повторил он, уже выйдя изцеркви и таща ее к машине под дождем.
- Вячеслав, подожди. Послушай…
- Цить! Вот лучше сейчас молчи! – рыкнул он, отчаянно ищасвободной рукой сигареты. – Сядь! – велел Вячеслав, распахнувдвери.
Не выдержал ее взгляда и дрожащих ресниц. Притянул малышку ксебе, все еще злясь. Не на нее. На тех, кто голову Бусинки забилэтой белибердой. Уткнулся на мгновение лицом в ее макушку, сдернувдолбаный платок.
- Сядь в машину, - немного взяв под контроль всю эту злобу, таки клекочущую внутри, опять велел он.
Практически сам усадил Бусинку на переднее сидение. Если малышкаи хотела что-то сказать или убедить его в чем-то, он не собиралсяее слушать.
Хватит. Ей пора реально глянуть на всех этих попов и то, что онас собой делает из-за них. До чего себя доводит.
Несколько раз щелкнул поджогом зажигалки, игнорируя дождь. Зло ираздраженно, отчего та никак не желала нормально работать. Наконец,добившись искры, прикурил, глубоко затянувшись, и даже задержалдыхание, не сразу выдохнув, стараясь хоть как-то усмирить эту злуюбурю. Получить больше никотина.
- Вячек, - она проигнорировала его распоряжение и попыталасьвыйти из машины.
Ага, счас. Разбежалась. Он прижал дверь рукой, не дав малышке ееоткрыть.
- Ты зря так, - опустив стекло, тихо проговорила Бусинка иглянула на него все с тем же выражением в глазах. – Никто меняничего не заставляет. Понимаешь, я просто хочу…
- Что ты хочешь?! – он все еще шипел, из-за этой ярости. Ихорошо, а то разорался бы так, что птицы разлетелись бы, сто пудов.– Что?! Ты хоть знаешь, кем они тебя тут считают? Как в грязьвтоптать пытаются?! Хрен им. Я тебя больше унижать не дам ни закакие коврижки. Ты этого не понимаешь, ладно. Ты сейчас, вообще,немного не в себе, на это спишем. Но, бл…! Сюда ты больше ниногой.
Яростно затоптав окурок, он быстро обошел машину и сел на своеместо.
- И да, - не глядя на малышку, боясь испугать ее своей злостью ибешенством, он резко и отрывисто дернул ключ, включая зажигание. –По поводу консерватории и сплетен, о которых ты почему-тоотмалчиваешься. – Вячеслав на секунду прервался, чтобы вдохнуть,Уставился в стекло перед собой. - Мы тоже поговорим.
И закрыл глаза, радуясь, что еще не тронулся с места, когда онаобхватила его плечи своим руками, коснулась пальчиками щеки.
- Вячек, это неважно, правда. Ну, глупости болтают, ну какаяразница? Главное, что правду не знают, ведь так? – Губы Бусинкиприжались к его подбородку. – Не сердись. Ты зря так. Просто не такпонял…
- Все я понял так. И не дам такое с тобой делать и так … -Вячеслав прикусил язык, давя рвущийся мат. – Хрен ты сюдавернешься, малышка. И в этот раз я серьезно! – он дернул рычагпереключения скоростей, а потом ухватил ее ладошку, не позволилБусинке забрать ее от своей щеки, и выехал с этого гребанного двораперед церковью.
Он четко держал свое слово, несмотря на печаль в ее серо-зеленыхглазах. Тем более что за последние три недели, с тех пор как онвытащил ее из церкви, Агнии стало гораздо лучше. Не было большетемпературы, не было непонятных ознобов и прочей чепухи. Слабость,правда, осталась. Но это и ясно. После двух месяцев хвори она и неуйдет от взмаха руки. Вячеслав следил за тем, чтобы его малышканормально ела, заставлял гулять с Плюхом во дворе, даже если самаБусинка не очень хотела (ясно, проверяя, нормально ли она одеваласьдля этого, октябрь как ни как на дворе, а малышка, что натуральноедите, все время норовила в шлепках выскочить).
Заезжал Боруцкий и в консерваторию. Правда, приняв доводыБусинки, да и сам пораскинув мозгами, не мог не признать, что какбы его не злили все эти разговоры, пресечь их он не мог, самнастаивал, что девочка не должна светиться. Но, блин, и заставлятьтерпеть ее подобное, не собирался. Потому и договорился сректоратом, что Агния будет переведена на заочное обучение, чтобменьше терлась среди студентов. Тем более что состояние ее здоровьяи начавшаяся карьера позволяли ему сделать это все официально.
Хотя, с карьерой Вячеслав тоже немного решил притормозить ивелел Михаилу пока не форсировать событий и обойтись без концертови публичных выступлений, на которые тот собирался начатьпроталкивать малышку. Хватит пока и песен, которые они ужезапустили. Да еще парочки новых. Работать в студии Вячеслав ей незапрещал.
Нельзя сказать, что она вот со всем была согласна. Да идобиваться своего малышка обычно умела, не пасуя даже перед егобешенством. Но сейчас Вячеслав был неумолим и твердо стоял на своихпозициях. Ради ее здоровья и душевного равновесия он готов был ипотерпеть все эти грустные, осуждающие взгляды и постоянные просьбыс увещеваниями. В конце концов, обдумав, она поймет, что он прав,Вячеслав в этом не сомневался.