Самый темный ангел

Возможно, ему тоже нужно несколько дней, чтобы успокоиться ипринять все.

Он оставил ее на неделю, солнце вставало и садилось за облаками.И каждый день ярость Бьянки росла. И росла. Но хуже того, онаслабела. Гарпии могли есть только то, что украли (или заработали,но это невозможно здесь). Это не было правилом, которое можнонарушить. Это было проклятием. Божественным проклятием для еенарода в течение многих тысяч лет. Напуганные Гарпиями, богизапретили им есть предложенное другими или приготовленноесамостоятельно. Если бы они съели это, то заболели бы страшнойболезнью. Надежда богов на спасение? Скорее уничтожение.

Отныне они были обязаны учиться воровать с самого рождения. Дажеангелы могли нарушать законы ради выживания.

Лисандр узнает об этом из первых рук. Она в этом уверена.Ублюдок.

А может, он собирался сначала пытать ее?

В его замке стоило Бьянке произнести название чего-либо, и этосразу появлялось. Яблоко — вкусное, сочное, ярко-красное. Индейка —поджаренная с хрустящей корочкой. Но она не могла съесть их, и этоубивало. Схватить — вонзить зубы — выплюнуть.

Сначала Бьянка пыталась бежать. Много раз. Но, в отличие отЛисандра, она не могла спрыгнуть с облака. Пол, на котором онапрыгала, был подобен мрамору. Она могла только переходить изкомнаты в комнату, наблюдая за сражениями на фресках. Правда, такона могла последить за Лисандром.

Конечно, она пыталась говорить «булыжник», и в руках оказывалсяострый камень. Но глупая вещица падала сквозь пол, а не нанего!

Где он сейчас? Что делает? Собирается ли убить теперь, несмотряна предыдущие заверения? Медленно и мучительно? По крайней мере,она перестанет чувствовать голод. Останется только пустота…

Она захотела убить его ножом, как только увидела. Затем сжечь.Развеять его прах по пастбищам, чтобы стада скота топтали егокопытами. Он заслуживает того, чтобы на него наложили парочкутеплых куч. Конечно, если он проживет дольше, то это она будетсожжена и развеяна. Она не могла даже выпить стакан воды.

С другой стороны, противостояние ей не является наказанием длянего. Это она поняла еще в первый день своего пребывания здесь. Онне хотел, чтобы к нему прикасались. Следовательно, прикосновениябудут его наказанием. О да, она будет трогать его. Везде и всюду.Пока он не станет молить о пощаде. Нет. Пока он не попроситпродолжения.

Она даст ему то, чего он желает, чтобы потом отобрать.

Если выживет.

В данный момент она едва ходит. В самом деле, почему онадопустила это?

— Кровать, — слабо проговорила она, и перед нейпоявилась большая четырехспальная кровать. Она обычно не спала натаких. Скорее заваливалась на первое попавшееся дерево, но здесь несмогла бы залезть на него, даже если бы облака были сплошь усеяныими. Она упала на роскошный матрац, бархатное покрывало приятнохолодило кожу. Спать. Она должна поспать немного.

Лисандр не мог больше ждать. Девять дней. Он отсутствовал девятьдней. Девять дней он постоянно думал о ней, хотел узнать, что онаделает, о чем думает. Была ли ее кожа мягкой на ощупь.

Он больше не мог мириться со своими желаниями. Он хотелпроверить, как она, и увидеть собственными глазами как — и что —она делает. А потом он снова уйдет. До тех пор, пока не научитсяконтролировать себя. Пока не перестанет думать о ней. Пока непропадет желание быть рядом. Только тогда начнется ееперевоспитание.

Делая большие резкие взмахи крыльями, он приближался к своемуоблаку. Его пульс бился… странно. Сердце будто стучало о ребра. Икровь, казалось, огненной лавой неслась по венам. Он не знал в чемпричина. Ангелам могло быть плохо от яда демонов, но так какЛисандра никто не кусал — да и вообще последнюю неделю стычек сдемонами не было, — он не понимал в чем проблема.

Его наверняка ждут обвинения, подумал он, нахмурившись.

Сначала он увидел мусор на полу. От фруктов до мяса и пакетиковчипсов. Они даже не были распечатаны.

Помрачнев, он сложил крылья и пошел вперед. Бьянка нашлась накровати в одной из комнат. На ней была та же одежда, в которой онпринес ее сюда: красная рубашка, колготки, только ботинки онасняла. Волосы путались вокруг лица, а кожа была слишком бледной.Неживой, без прежнего перламутрового блеска. Синяки под глазамизанимали пол-лица.

Часть его ожидала увидеть ее беснующейся от бессильной ярости.Другой часть — спокойной и смирившейся. Он никогда не думал, чтоможет найти ее такой.

Она слабо поерзала, упаковки с едой вокруг зашуршали.

— Гамбургер, — прохрипела она.

Сочный гамбургер появился рядом с ней; салат, помидоры,маринованные огурцы и сыр лежали на краях тарелки. Это его неудивило. Вот в чем прелесть ангельских домов: все, чего ты желаешь— в пределах разумного, конечно — появляется перед тобой.

Но она ни разу не укусила что-либо. Почему так — потому что онане украла эти продукты, понял он и впервые за время своегосуществования разозлился на себя. И испугался. За нее. Он ненавиделэмоции, но они появились вопреки его желанию. Она не ела последниедевять дней, потому что не могла. Это была почти голоднаясмерть.

Хотя он желала выкинуть ее из своей головы, из своей жизни, онне хотел, чтобы она страдала. Тем не менее, она страдала.Невыносимо. Сейчас она настолько слаба, что не может ничегоукрасть. А если он накормит ее, то станет еще хуже — ее будеттошнить. Внезапно ему захотелось зареветь.

— Клинок, — сказал он, и через одно мгновение на егоруке лежал остро заточенный клинок. Он взял его и направился ккровати. Его сотрясала дрожь.

— Фри. Шоколадный шейк, — ее голос был едваслышен.

Лисандр полоснул кинжалом по запястью. Когда полилась кровь, онпоставил руку так, чтобы каждая капля попадала ей в рот. Кровь небыла пищей Гарпий, но она лечила их. И ее тело должно с этимсогласиться. Он никогда не делил свою кровь с другим живымсуществом и не был уверен, что ему понравится мысль о том, что егокровь течет по жилам этой женщины. Однако его сердце от этойперспективы забилось в два раза сильнее. Что ж, другого выхода всеравно нет.

Сначала она не шевелилась, будто не замечала ничего. Затемпоказался ее язычок, она слизывала кровь, прежде чем та попадала вее рот. А затем ее глаза открылись, их янтарь ярко искрился, онасхватила его руку и прижала ко рту. Острые зубки прижались к егокоже, пока она сосала кровь.

Еще одно странное ощущение, подумал он. Эта женщина пила его.Было тепло, мокро и чуть покалывало, но не неприятно. Этот почтиукус вызвал… прилив тепла прямо в его живот и между ног.

— Пей, сколько нужно, — сказал он ей. Его сила неиссякнет. Каждая капля крови, уходившая из организма, тут жевосполнялась.

Ее глаза сузились. Чем больше она пила, тем яростнее становилсявзгляд. Ее пальцы обхватили его запястье сильнее, ногти вошли вкожу. Если она надеялась на какую-то реакцию в ответ, топросчиталась. На своем веку он пережил много ранений, так что этанезначительная боль его не волновала. Кроме того этот прилив тепламежду ног… Что это было?

Наконец, она отпустила его. Он не был уверен, обрадовало его этоили разочаровало.

Определенно обрадовало, сказал он себе.

Струйка крови стекала с уголка ее губ, она слизала ее. От видаее розового язычка его будто пронзила молния.

Сомнений не должно быть — ух, обрадовало.

— Ты ублюдок! — задыхаясь, зарычала она. — Тыбольной, спятивший ублюдок!

Он увеличил расстояние между ними. Не для своей защиты, а дляее. Если она будет нападать, ему придется ответить. А если онответит, то может навредить ей. Случайно задеть. Кровь…

— Я никогда не собирался причинять тебе вред, — сказалон. Даже сейчас его голос все еще дрожал. Странно.

— А как называется то, что ты со мной сделал? — онасела, темные волосы волной упали на плечи. Ее кожа возвращалаперламутровое сияние. — Ты оставил меня здесь без еды. Обрекна смерть!

— Я знаю, — была ли ее кожа такой же мягкой, каквыглядит? Он сглотнул. — И мне жаль.