Выстрел

Где-то глухо и угрожающе заухал ночной филин, нервный ветерок волнами пробежал по пыльному придорожному кустарнику.

– Филин кладбищенский, зря меня не пугай. Ждёт впереди солнечный Рай, – негромко, подбадривая сам себя, пропел Ник и через секунду-другую болезненно застонал: – Что же это? Почему? Снова начинается? Ведь уже больше шести лет приступы и припадки не посещали…. До коттеджного посёлка осталось-то всего нечего, километра два с половиной…. За что, Господи?

В голове тихонько постреливало. Мерзко так, глумливо, надоедливо и насмешливо. Приступ приближался неотвратимо и безысходно – как ежесуточный морской прилив, подчиняющийся воле могучей и безжалостной Луны.

Впереди – в тускло-жёлтом свете – виднелся алюминиевый навес стандартной автобусной остановки. Обхватив голову ладонями и слегка пошатываясь, он с трудом доковылял до навеса и неуклюже присел на обшарпанную скамью.

– Главное, не волнуйся, – посоветовал Ник самому себе. – Не в первый раз, братишка. Прорвёмся. Выдюжим. Может, на этот раз появится кто-нибудь симпатичный, добрый и безобидный…

В глубине души он, конечно же, знал, что чуда не произойдёт. Потому, что на этом свете чудес, вообще, не бывает. Не бывает? Безусловно, нет! За его тридцать с небольшим лет все Гости были исключительными уродами и извращенцами, мерзавцами и негодяями, падкими на кровь и убийства. Но как же хотелось надеяться, что именно сегодня пред ним предстанет благородный и отважный рыцарь, или же, к примеру, прекрасная сказочная принцесса. Добрая такая, славная, молоденькая, наивная, с огромными синими глазищами. Впрочем, он не стал бы возражать, если девичьи глаза будут тёмно-карими, ярко-зелёными, светло-серыми, чёрными…

Вскоре со стороны кладбища замелькал-затеплился одинокий огонёк, зазвучали голоса, причём, разговор вёлся на английском языке, вернее, на его американском диалекте.

– Стоило ли убивать старуху, сэр? – робко и заискивающе поинтересовался дребезжащий, явно простуженный фальцет. – Она же была слепая и глухая. Безобидная, в общем и целом…. У этих двух, которым вы изволили отрезать головы, рты были заклеены медицинским пластырем. Бабка, надо думать, и не заметила ничего…

– Фредди Крюгер никогда не оставляет следов! – пафосно и назидательно заявил звучный баритон. – Никогда и никаких! А безобидных свидетелей не бывает. Заруби, Мерфи, эту нехитрую истину на своём длинном и уродливом носу…. Ага, вон же она, девчонка! Держи её! Заходи слева!

Послышались характерные звуки, сопровождающие погоню, чьё-то злобное пыхтение.

– Зараза! – отчаянно взвыл фальцет. – Сэр, она укусила меня за палец!

– А-а-а! Помогите! Помогите! – взмолился детский тоненький голосок. – Дяденьки, не надо! А-а-а!

Вскоре все стихло, ещё через пару минут звучный баритон довольно объявил:

– Ещё одна голова! Растёт моя коллекция, растёт! – неожиданно насторожился: – Чу, что это? Слышишь, Мерфи? В садовой беседке кто-то есть, клянусь Святым Дунстаном! Подожди меня здесь…. Э, никаких перекуров, лентяй! Пройдись-ка вдоль дороги. Присмотрись к следам. Потом доложишь, что да как…

Зазвучали размеренные шаги, уверенно поднимающиеся по деревянным ступеням.

«Вот, у автобусной остановки уже образовалась лесенка. То бишь, автобусная остановка преобразовалась в садовую беседку», – обречённо подумал Ник. – «Значит, точно: припадок пожаловал. Давненько не встречались…. Ладно, будем выпутываться, не впервой…».

Высокий человек, облачённый в длинный брезентовый плащ, по которому медленно стекали крупные дождевые капли, водрузил на хрупкий столик антикварный масляный фонарь, разбрасывающий вокруг себя тускло-жёлтый свет. Тут же выяснилось, что на столешнице размещается пузатая бутылка тёмно-синего стекла и две низенькие серебряные чарки.

Мужчина солидно и многозначительно откашлялся, со стуком бросил на деревянный пол холщовый тяжёлый мешок, заполненный какими-то круглыми предметами, и небрежным движением откинул назад капюшон плаща.

«Длинные чёрные волосы, орлиный нос с чуть заметной горбинкой, пронзительные карие глаза с необычными зрачками, губы очень тонкие, злые и порочные. А в мешке, судя по всему, находятся отрезанные человеческие головы. Вон, из-под него уже бодро заструились кровавые ручейки», – отметил про себя Ник. – «Смотри-ка ты, а у них здесь дождик льёт – как из ведра…. Без разговора, очевидно, не обойтись. Придётся вспоминать подзабытые – без должной практики – навыки английской речи…».

– Ну, рассмотрел меня, полицейский пёс? – ласково поинтересовался обладатель злых и порочных губ. – Хорошо запомнил? Уже не забудешь? До самой смерти?

– Я вас таким себе и представлял, – холодно и внешне беззаботно ответил Ник. – И эти странные расширенные зрачки – с мигающей ярко-алой искоркой…

– Что? Ты хочешь сказать, что знаешь меня, морда белобрысая?

– Конечно. Вы же Фредди Крюгер, известный душегуб, законченный злодей и поганец, обожающий пить кровь маленьких детей и беззащитных женщин. Кстати, что вы, мистер Крюгер, думаете, относительно прогноза погоды на ближайшую неделю? На две-три-четыре? А выпить, часом, не хотите ли? Типа, с устатку? Вон, на столе бутылка и бокалы…. Только наливайте себе сами. Мне, видите ли, во время припадка не рекомендуется двигать руками. И, вообще, делать что-либо. Зато разрешается болтать, каламбурить и шутить. Но только на самые отвлечённые и невинные темы.

– Да что, чёрт побери, происходит?! Кто мне объяснит? – грозно взревел Крюгер. – Ты, незнакомец, издеваешься надо мной? Как народец обнаглел в последнее время! Совсем потерял всякий страх и стыд! Значит, не желаешь общаться по-хорошему? Ладно, наглец, поговорим по-плохому, с кровушкой…

Раздался резкий и громкий щелчок, из правого рукава плаща Фредди выдвинулись-выскочили длинные и тонкие лезвия, щедро испачканные чем-то тёмным.

– Очень мило, – презрительно улыбнулся Ник. – Прямо как в низкопробном американском кино…. Кстати, как вы относитесь к творчеству легендарного Андрея Тарковского? На мой скромный взгляд, чересчур уж заумно и вычурно…

Всё дальнейшее было абсолютно прогнозируемым и обычным: Фредди буйствовал, грязно ругался, трясся от бешенства, плевался во все сторону от бессильной злости, устрашающе потрясая страшными лезвиями, а Ник беззаботно трепался и ехидно отшучивался. На этот раз он решил поделиться с неожиданным собеседником своим веским мнением относительно творчества поэта и философа Саши Чёрного, а также дал развёрнутые и ёмкие комментарии по основным аспектам проблемы глобального потепления…

Минут через восемь-десять Крюгер окончательно выдохся, полностью успокоился, спрятал, весело усмехнувшись, свои несимпатичные лезвия в правый рукав плаща, а другой рукой бестрепетно наполнил серебряные чарки – до самых краёв – терпким напитком из тёмно-синей бутыли.

– За невероятные успехи и неожиданные удачи – в нашей трудной повседневной деятельности! – провозгласил Ник дежурный тост. – Чтобы наши безумные будни текли легко и приятно!

Они выпили, обменялись понимающими взглядами и распрощались. Навсегда? Кто знает. Окружающий нас мир никогда не славился предсказуемостью и простотой…. Фредди, дружелюбно подмигнув, накинул на лохматую голову капюшон плаща, ловко подхватил с пола тяжёлый холщовый мешок и, прогремев каблуками сапог по деревянным ступеням лесенки, покинул беседку…

Припадок отступал – как и всегда – медленно, вязко и болезненно: руки и ноги предательски подрагивали, по лицу и спине лесными гадюками ползли капли холодного пота, слегка подташнивало, мучительно хотелось пить. Он поискал глазами темно-синюю бутылку и два фужера, но, естественно, не обнаружил ничего похожего. Только картонный пакет из-под гадкой яблочной бормотухи, по какому-то досадному недоразумению именуемой «портвейном», валялся под ногами. А вот подозрительных луж – рядом с навесом остановки – хватало. Более того, в сторону старого кладбища вели две широкие тёмно-бордовые дорожки, навевающие безрадостные и откровенно тревожные мысли.