Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 9



И внимания не стоит обращать на этот странный ночной звонок, вернее, на два звонка. Почему же так тревожно и противно на душе? И с кем-то поговорить хочется. Алексей – самый подходящий для этого человек. Во-первых, не болтун, во-вторых, они знакомы сто лет, в-третьих, вполне реальный человек. Амплуа у него такое – весельчак-разговорник, но это наносное, внешнее. Болтает много, говорит мало. Защитная оболочка у него такая. Может, что-то дельное и посоветует.

– Ты понимаешь, старик, какая история со мной приключилась. Сегодня ночью раздался очень странный звонок, – начал Валентин Иванович.

– О, как интересно. И что дальше? Старая любовница звонила? – с нескрываемым сарказмом перебил Могилевский.

– А дальше начался сплошной маразм. Дослушай сначала до конца, потом будешь комментировать. Непонятная субстанция, то ли она, то ли он – сообщил, что Лерка моя сейчас находится не в санатории, а неизвестно где и неизвестно с кем. И вообще – она собой представляет чудище подлое и страшное, а я являюсь заслуженным рогоносцем страны, – с тяжелым вздохом произнес Чубов.

– Иваныч, а ты вчера того, не перебрал маленько, уж скажи по-дружески, не таись. Я же кремень, ты знаешь. Может, тебе всего-навсего опохмелиться нужно? Полегчает сразу, верняк. Со мной так сто раз бывало. Сразу говорю, не надо меня пугать, я волнуюсь. Несешь с утра какой-то бред и физиономию при этом корчишь трагическую. Я ждал, если честно, откровений, думал, гульнул без жены, а ты мне, как баба худая, несешь какую-то херь. Ты не волнуйся. Давай сначала и по порядку. Я же вижу, что ты не в себе. Мне врать не надо. Изменил Лерке, так и скажи. Это, доложу я тебе, фигня, чистая физиология. Не влюбился, надеюсь?

Могилевский категорически не собирался настраиваться на серьезный лад и рассыпаться в сочувствиях по глупому, на его взгляд, поводу. Чубов слишком хорошо знал и любил этого человека, чтобы обижаться по пустякам. Наверное, он просто не смог правильно объяснить ситуацию.

– Так, собака страшная, слушай меня внимательно. Не изменял и не собирался даже. Ты же знаешь, я Лерку люблю. А теперь сосредоточься. Сегодня ночью мне позвонили и сообщили гаденьким голосом, что жены моей в санатории нет и что она вообще сатана в людском обличье, смело? – Валентин Иванович пристукнул кулаком по столу.

– Нет, я всегда догадывался, что ты идиот. А позвонить Лерке и все выяснить нельзя? Чей-то неудачный розыгрыш не стоит таких страданий. Я же вас тысячу лет знаю. Я что, не в состоянии отличить счастливый брак от несчастного? Ты вообще в своем уме? Это шантаж, Чубов, самый примитивный шантаж. Все игры шантажистов раскрываются очень просто. Элементарной проверкой на вшивость. Позвони Лерке, если есть сомнения. Не хочешь звонить жене, позвони в санаторий администратору, съезди туда, в конце концов, ближайшее Подмосковье, полтора часа на машине. Чего дурака валять? И придумывать себе всякие страхи? Не понимаю я тебя, Чубов. – Могилевский перестал веселиться и нахмурился.

– А вот ты скажи, какой гадине нужно было узнавать мой номер телефона и нести всю ночь ахинею? Что-то нехорошо мне, Алексей. И верится и не верится, и душа стонет и болит, – пожаловался Валентин Иванович.

– Это она у тебя после праздника жизни пива просит, а тебе кажется, что болит. Старик, не морочь мне голову. Нашел проблему. – Могилевский пожал плечами.

И на том спасибо. Мог бы и пальцем у виска покрутить, с него станется.



– Ладно, спасибо, успокоил, друг. Давай работать. С лирикой и душой покончено. – Чубов рассердился не на шутку. То ли на себя, то ли на Алексея, в котором не нашел ни сочувствия, ни поддержки. Он и сам хорошенько не понимал до конца своих чувств.

– Ты не груби, старик. Если что, я весь ваш. Только я на твоем месте выкинул бы весь этот бред из головы и не вспоминал. Тем более – не советую об этом кому-нибудь рассказывать, засмеют. Подумаешь, проблема. Ты же не Петя Иванов. Ты человек видный, известный. В бизнесе довольно удачный. – Могилевский постучал костяшками пальцев по столу и сплюнул через левое плечо. – Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Думаешь, у тебя нет врагов или конкурентов? Так не бывает. Разыграли тебя, как пионера, подлые завистники, а у тебя мысли всякие, нервы. Так дело не пойдет. Абсолютно неправильная линия поведения. Чего истерить? Повторится эта грязная возня, город перевернем и найдем шантажиста, ноги ему повыдергиваем и ухи открутим. Делов-то. Вот у меня настоящий копец вчера произошел, – почти радостно поведал Алексей.

– А у тебя что? Только не говори, что Татьяна заставила тебя ковры в химчистку сдать или пива не разрешила вечером выпить. Знаем мы ваши страдания, не первый год замужем, – хмуро и недовольно ответил Чубов.

– Старик, хуже! – Могилевский театрально закатил глаза. – К нам на выходные теща любимая приезжала.

– Поздравляю, ситуация предельно ясна, подробности представить проще простого, – довольно вяло отреагировал Чубов.

– Да ничего ты не представляешь! – завопил Алексей. – Это же не женщина – это стихийное бедствие. С ней вечно что-нибудь происходит, а уж если она появляется на горизонте, непременно жди локальный взрыв приличной мощности, и, как правило, не один. Что самое прискорбное в этой ситуации, какова бы ни была направленность взрыва, осколки непременно летят в мою сторону. Вот и в этот раз она каким-то макаром умудрилась цепочку на шее порвать. Цепочка с крестиком на пол упали. Цепочка сразу отыскалась, а крестик закатился куда-то. Ну, сразу паника, поиски, крики о помощи. Естественно, вся наша доблестная семейка во главе с мамой бросилась бабушке на помощь. Все перевернули, все облазили – нет крестика. Так увлеклись, что начали мебель двигать. Потом Татьяне пришла в голову гениальная идея матрасы зачем-то перевернуть. А у меня там, – голос Алексея превратился в трагический полушепот, – заначка! Год собирал!

Чубов захохотал как ненормальный. Все тревоги отодвинулись куда-то далеко. Это не человек – это ходячая катастрофа. Каждый эпизод его жизни – неплохой сюжетец для небольшого рассказа.

– Я так и знал. – Алексей обиделся по-настоящему. – У человека горе, а он ржет как конь. Друг называется. Выслушал, утешил, ободрил. Настоящий товарищ. Большое человеческое мерси за участие, понимание и поддержку. Я стал практически банкротом, а ему весело. Вот и поделись с человеком своими проблемами. Друг готов рвать волосы на всем теле, а некоторым очень весело. Это же не анекдот, Чубов, это страшная правда жизни.

– Я тебе, Могилевский, не перестаю удивляться, честное слово. Ты же цивилизованный, современный человек, ворочаешь огромными деньгами, проворачиваешь крупные сделки, хорошо зарабатываешь. И вдруг заначка. Это слово из другой жизни, дружище, не из твоей. Это твой папа, который вкалывал на заводе день и ночь, имел полное право заначить два рубля от собственной жены на чекушку. А ты должен иметь сейфовую ячейку в банке, и тогда не придется лишний раз обижаться на тещу. Ты от меня ждешь сочувствия? Даже не надейся. Хочешь узнать мое мнение? Так тебе и надо. Все отобрали? Колись. – Настроение у Валентина Ивановича изменилось. Он никак не мог побороть приступы смеха. Он хорошо знал всех членов семьи, легко мог себе представить замечательную картину и понимал, какие страсти кипели в теплом семейном кругу.

– Татьяна поступила честно и благородно. Не скандалила, даже очень наоборот. Знаешь, как обрадовалась, когда две толстенькие пачечки стодолларовых купюр обнаружила? Поделила денежки пополам, по справедливости, – развел руками Алексей и глубоко вздохнул. – Пятьдесят на пятьдесят. Но со своей доли пришлось теще на булавки отстегнуть, положение-то безвыходное. Но, понимаешь, Валентин, дело даже не в деньгах. Деньги – это ерунда, еще соберу. Главное – доверие и взаимопонимание. А теперь репутация моя изрядно подмочена. Вот в чем проблема. Представляешь, с каким остервенением мне придется биться за восстановление авторитета и прежних позиций? – Алексей Николаевич пригорюнился не на шутку.