Лучшая месть

— Пожалуйста, не трогай меня! — сказала она. Даллас провел пальцами по ее губам.

— Это никогда не должно было случиться, — прошептала она и зажмурилась, скривившись, как от боли.

— Между тобой и мной? — Вопрос был риторическим, но Даллас больше не в силах был молчать. — Но ты бы хотела, чтобы это случилось?

— Кто-нибудь может проехать мимо и заметить…

— К черту! Рей, ты хочешь меня?

— Да.

Даже если бы она обняла Далласа, и стала целовать, и предлагать заняться любовью прямо здесь же, в машине, он не смог бы возбудиться сильнее, чем от одного этого слова. Или почувствовать себя более ошеломленным, растерянным — и счастливым.

Он даже не посмел ее поцеловать.

— Ну что ж, этого довольно. Пока довольно. А там посмотрим.

От ее слабой, загадочной улыбки у Далласа стало тесно в груди. Она протянула руку и тихонько погладила его по небритой щеке.

— Меньше всего на свете я собирался влюбляться в тебя, Рей.

Тонкие пальчики скользнули по его подбородку и шее.

— Ты явился ко мне, чтобы рассказать о смерти человека, которого я привыкла считать своим мужем. И пока ты говорил, я изо всех сил старалась остаться к тебе равнодушной. — Она прижала ладонь к животу и продолжала: — Вот здесь. Я все еще чувствую тебя у себя вот здесь. Такого никогда прежде не случалось. Я хотела тебя, несмотря на страх. Наверное, это делает меня предательницей. Или аморальной особой — в определенном смысле. Но тем не менее это правда.

Трудно оставаться спокойным и рассудительным, когда на тебя одновременно сваливаются и надежда, и безнадежность.

Даллас растерянно уставился в пространство, мучительно соображая, что же теперь нужно сказать.

— То, что было между нами… — теперь пальчики Рей запутались у него в волосах, — не случалось со мной ни разу в жизни. То есть я имела в виду… Понимаешь, Даллас, мою семью никак нельзя было назвать счастливой. Мне пришлось повидать немало жестокости. Не думай, я не жалуюсь. Я стала только сильнее. Но одновременно привыкла относиться к тому, что происходит между женщиной и мужчиной, как к чему-то мерзкому, отвратительному. Если это тебе о чем-то говорит.

— По-моему, я понимаю. — Хотя меньше всего ему хотелось бы это понимать. — С тобой случилось что-то нехорошее? Когда ты подросла?

— Со мной случались многие нехорошие вещи, — криво ухмыляясь, отвечала она, — но я не подвергалась сексуальному насилию, если ты это имел в виду. Мне пришлось видеть, как такому насилию подвергали дорогого мне человека, и я ничем не могла помочь. Наверное, это еще хуже — оказаться невольным свидетелем, неспособным помочь. Она была самой милой девочкой на свете…

У Далласа так все сжалось внутри, что ему показалось, будто его вот-вот вырвет.

— Сама не знаю, с чего это меня потянуло на откровенность. — Рей убрала руку и опустила ноги на пол. — Я никому раньше этого не рассказывала.

— Даже Уоррену?

В ее взгляде вспыхнул немой укор.

— Прости. Мне не следовало об этом спрашивать. Отнеси это к зарождающемуся у меня чувству собственника.

— Это не лучшее чувство. Люди не имеют права считать собственностью других людей. Но они пытаются это делать, и тогда погибает все, что между ними было. Уоррену я рассказывала о многом, но мы не очень-то любили обсуждать чувства.

Он хотел было что-то сказать, но тут же забыл что.

— Мне хочется объяснить единственное: я впервые в жизни ощутила то, что ощутила с тобой, — продолжила Рей. — Мной овладело какое-то дикое желание — поначалу исключительно физическое. А потом мне захотелось быть близкой тебе во всем остальном. И вот этого мне никогда не забыть.

Даллас протянул руку ладонью вверх и дождался, пока она положит сверху свою ручку. Он сплел вместе их пальцы и сказал:

— А я ни за что не позволю, чтобы ты забыла.

— Между нами стоит слишком многое, — возразила она. — Нам не суждено быть вместе, но я все равно хочу, чтобы ты знал о моих чувствах.

— Рей!..

— Нет, Даллас! Мне давно пора быть в коттедже. Я нужна Джинни, хотя меньше всего хотела бы привозить ее сюда после всего, что случилось. Но ей нужно увидеть меня, а мне — ее.

Даллас всегда считал себя терпеливым человеком. Пожалуй, он мог бы и подождать — только не слишком долго.

— Я понимаю. Но ты согласна хотя бы попытаться? Она недоуменно посмотрела ему в лицо.

— Ты согласна попытаться справиться с тем, что, по-твоему, стоит между нами?

— По-моему? — Ее пальцы невольно сжались. — Но разве ты сам не обвинил меня в том, что я заодно с твоим зятем старалась подкопаться под ваш семейный бизнес? Разве ты не сказал, что я занимаю коттедж, расположенный на участке бывших клиентов «Келхаун пропетис», обманом уведенных Уорреном у фирмы? Разве ты не считаешь меня частью неприятностей, свалившихся на тебя в последние месяцы?

— Да, я предполагаю все это.

— Вот видишь! — С опустошенным, потемневшим от усталости и боли взглядом она бессильно откинулась на сиденье.

— Прекрасно! — Натянутая улыбка не могла обмануть никого, в том числе и самого Далласа. — Вот мы и пришли к соглашению. Нам обоим предстоит потрудиться.

— Даллас?..

Прежде чем ответить, он завел «лендровер» и вырулил с обочины на шоссе.

— Теперь нам нужно составить план, как мы вместе будем разгребать эту кашу. Я уверен, что мы справимся. Ведь нам есть за что бороться!

Рей собрала волосы в узел на макушке и наклонилась так, чтобы видеть его лицо.

— Что это значит — «нам есть за что бороться»? Или мне полагается мечтать о том, чтобы ты с успехом обвинил меня в мошенничестве? Но пока мне предлагается верить в твою любовь, потому что ты будешь любить меня даже тогда, когда притащишь в суд?

Машина пронеслась мимо дома Боллингов.

— Даллас, тебе не кажется, что ты переливаешь из пустого в порожнее?

— Нет. — Он еще добавил газу, так что деревья на обочине слились в неясную полосу. — Я сказал, что нам есть за что бороться. За то, чтобы навсегда остаться вместе, Рей. Я хочу на тебе жениться.

Джинни, скрестив ноги, сидела на крыльце коттеджа. Она смотрела прямо в глаза Волка, так же внимательно отвечавшего на ее пристальный взгляд.

Даллас успел зарулить на стоянку возле коттеджа буквально за несколько минут до того, как сюда же приехали Бела и Джинни. Приличия не позволяли Рей просто взять и выставить Далласа отсюда, а значит, она так и не смогла поговорить о человеке, который якобы следил за Джинни в Деклайне.

— Понимаешь, мама, никогда нельзя первой отводить глаза, — поясняла Джинни. — Если ты отведешь глаза первой, то они не станут считать тебя главной.

— Ты скоро совсем окосеешь от этих гляделок. — Рей с трудом сохраняла серьезность. — Смотри, так и останешься косой на всю жизнь!

Она и сама не подозревала, как сильно соскучилась по Джинни, пока потрепанная машина Белы не подкатила вперевалочку к крыльцу. До того дня, как Даллас ворвался к ним в Деклайне, ей ни разу не приходилось разлучаться с девочкой больше чем на пару дней.

— Родителям не следует так глупо врать своим детям, — поучительно заявила Джинни. — От страха у меня начнутся кошмары, и ты навсегда разрушишь мою личную жизнь.

— Вот к чему приводит чтение книг по психологии! — Рей беспомощно воздела руки.

— Мистер О'Лин предупреждал меня, что это даже опасно — позволять собаке вообразить, будто ты ее боишься. — Джинни все еще старалась переглядеть Волка.

— Старина О'Лин не был знаком с Волком, — возразила Рей. Полусонные старики возле универмага Минни Лодер вспоминались сейчас как что-то невообразимо далекое. — Этот пес — настоящий женоненавистник.

Она оглянулась на Далласа, и сердце тут же подскочило к самому горлу. Он все это время не сводил с нее глаз, он вообще не отставал от нее ни на шаг с той минуты, как они вошли в коттедж.

— Нет, Волк, ты очень хороший песик, правда? — Джинни пришлось встать на колени, чтобы обнять собаку за шею. — Мама, а что значит женоненавистник?