Страница 43 из 92
– Культурными и конкретно… – задумчиво повторил Стольник. – Я вам как мужик не противен? Отвращения не вызываю?
– Помилуйте, с чего бы? – сузила она глаза. – Мужик как мужик.
– Приятно слышать… – он принужденно улыбнулся. – Хотите сто тысяч долларов? В качестве… ну, скажем, чего-то вроде вступительного взноса. Аванса при заключении сделки. Потом, разумеется, будут всякие глупости типа шуб и камешков… И на что там еще у нас с вами хватит фантазии – все эти Бермуды, ананасы в шампанском…
– Мило, – сказала Даша. – А взамен что? В постоянные любовницы?
– С эксклюзивными правами на вас. А параллельно… Хотите быть полковником? Огромный кабинет и все такое?
– Очаровательно, – сказала Даша. – В зобу дыханье сперло. Мне прямо сейчас раздеваться?
– Я серьезно. Все это – серьезно.
– Милый мой Виктор… – сказала Даша нараспев. – Вы на меня, бога ради, не обижайтесь… Не знаю, как и сформулировать… Это не похоже на настоящую цену. Именно потому, что вы обещаете столько. Я, конечно, женщина не без очарования, но вы ведь не арабский шейх? Ну откуда у вас сто тысяч баксов? Я ваши дела немного знаю. По моим скромным подсчетам, вы вплоть до сегодняшнего дня… – она, ничуть не играя, уставилась в потолок, прикинула, шевеля губами. – Словом, если учесть все траты-расходы, в заначке у вас нынче – тысяч двадцать зеленых, максимум – тридцать. Если и ошибаюсь, то незначительно. И не предвидится у вас в ближайшее время сделок, способных принести хотя бы полсотни тонн в зелени… Никак не предвидится. Ну нет у вас сотни, режьте меня…
– А если – будет? – он громко сглотнул слюну, подался к ней и схватил за руку. Даша пока что не препятствовала, желая дослушать до конца. – Если будет столько, что я смогу к вам прийти и кинуть сотню под ноги? Вместе с машинкой для проверки банкнот?
В глазах у него светилось прямо-таки поэтическое вдохновение. Спасу нет, как он ее хотел. Даша подождала немного, потом на полпути встретила ребром ладони его руку, нацелившуюся было на ее бедро – встретила, не причиняя особой боли, так, задержала. Высвободила пальцы, пожала плечами:
– Простите, я прагматик. Такой непреклонный прагматик со стройными ножками и печальным опытом работы в ментовке… Я профессионал, не забывайте. Что-что, а отличать правду от болтовни приучена. Нет у вас таких денег, друг мой. И не верю, что будут. Неоткуда им взяться.
– Не надо увиливать, – сказал он, слегка задыхаясь. – Давайте остановимся на весьма важной детали. Устраивают вас такиеусловия? Те, что я обрисовал?
Даша сказала медленно и с расстановкой, словно объясняла что-то несмышленому ребенку:
– Возможно, и устроили бы. В конце-то концов, я живой человек… И женщина, как вы давно заметили. Но у женщин в голове компьютер, не правда ли? Особенно у таких, как я. И вещует этот компьютер, что ваши заманчивые предложения похожи больше на сказочку для младших школьниц… ну неоткуда вам взять такие деньги, уж простите!
Он взял себя в руки, сказал с расстановкой:
– Даша, я повторяю – такие деньги будут. Будут. Такие. И гораздо большие. И я тебя сделаю генералом, если понадобится. Вот маршалом – не обещаю, тут потруднее придется, сама понимаешь…
Он нависал над Дашей, распаленный и вожделеющий, – но отнюдь не упившийся и не потерявший головы. Она, потупив глаза с видом тяжелого раздумья, меж тем решала про себя довольно сложную психологическую задачу.
При всей своей вороватости и недостатке чего-то важного, обрекавшем на роль вечной шестерки, Стольник не был ни дураком, ни фантазером. И никогда не строил воздушных замков – уж Даша-то о нем и его характере знала побольше иных коллег по управе. Самую малость мог приврать – но именно самую малость. Сейчас он держался, как человек, стопроцентно уверенный в искренности того, что говорил, и это удивительно. Страннее некуда. Что же за негоцию ухитрилась просмотреть и она сама, и ее коллеги из соответствующих отделов? Что за сделка, на которой не кто-то, а Стольник может наварить столько? В жизни его не подпускали к таким сделкам, швыряли мелочь с барского стола – хоть по масштабам миллионов других и выглядевшую целым состоянием… Что это за банк он собрался сорвать? Уж конечно, дело не в шантаже – она просто не представляла, кого мог бы Стольник шантажировать в расчете на такуювыгоду. К тому же дешевле выложить десять тысяч на киллера, чем платить сто шантажисту, есть рубеж, за которым шантаж не работает, а если и работает, не Стольнику играть в подобные игры…
– Что надумала? – спросил он с напряженной улыбкой.
– А что, такие задачки решаются в минуту? – улыбнулась она, как ни в чем не бывало. – Ты, надеюсь, не думаешь, будто я развешу уши и моментально отдамся на этой самой шкуре? Во-первых, не столь наивна, а во-вторых, спину щекотать будет…
– Ты просто скажи, как смотришь на такое предложение в принципе. Готова принять или нет.
– А стулья – против денег?
– Против денег. Ну?
– А ты не ввязался во что-то такое, из-за которого потом будут мочить не только всех родных-знакомых, но и тех, кто с тобой случайно на улице парой слов перекинулся? Когда речь идет о таких деньгах, жди трупов…
– Дашенька! – он не смеялся, прямо-таки ржал от удовольствия. – Можешь не поверить, но дело абсолютно честное. Совершенно, стопроцентно честное… – и расхохотался заливисто, открыто, как, по уверениям биографов, смеялся юный Ильич, засовывая украдкой шутиху в штаны оппоненту-меньшевику. – Конечно, есть свои нюансы, но это настолько относительно… – словно бы невзначай положил руку ей на коленку, продолжая хохотать. – Нет, настолько все чисто…
Трудно сказать, чего было больше – профессионального или женского любопытства. Не обращая внимания на его тяжелую пятерню, Даша выбрала наиболее верную тактику, глянула ему в глаза и многозначительно улыбнулась:
– Вот увижу сокровища Али-бабы – будет видно…
А про себя подумала, что постарается внести некоторую ясность, не покидая этой уютной хоромины. Еще несколько бокалов, потом, хрен с ним, позволить расстегнуть на себе пару пуговок, запустить рученьки туда-сюда – смотришь, и рассиропится настолько, что… Нет, всегоон не расскажет, дураку ясно, не настолько уж потерял голову, но крохотный лучик света… Не пионерка, в самом-то деле, не убудет от пары минут лапанья – в конце концов, не одним мужикам использовать в работе энтиметоды…
– Ты куда смотришь?
– На стол, – сказала Даша буднично. – Я, между прочим, жрать хочу, как крокодил. Если уж пошли столь откровенные беседы, можно, я думаю, плюнув на жеманство, и поесть…
– Да бога ради! – он с готовностью взмыл на ноги. – Свистнуть Виолетту на предмет чего-то существенного?
– А это мысль, – сказала Даша.
И вскочила, едва за ним захлопнулась дверь. Бросилась к камину. По дороге ее обдал яркий свет фар проезжавшей за окном машины, в полутемной каминной она ощутила себя на секунду попавшим под луч прожектора самолетом… тьфу, что лезет в голову!
За окном повизгивали тормоза, хлопали дверцы, слышался смех и бодрые вопли – еще кто-то прибыл в чудо-городок вовсю наслаждаться жизнью. Даша сначала присмотрелась, примерилась. Потрогала. Убедившись, что аляповато позолоченные фигурки присобачены прочно и ничто не рухнет с грохотом, обеими руками приподняла часы, весившие, казалось, не меньше пуда.
Под часами лежал квадратный конверт из сероватой бумаги, не тоненький, но и не толстый.
На миг она форменным образом остолбенела от удивления. Как певала Маргарита Монро – и наши сказки стали былью… Выходило, что чудеса все-таки случаются. Ниночка Евдокимова нисколечко не соврала, под часами и в самом деле лежала некая захоронка – а следовательно, логично было бы сделать вывод, что и другая половина Ниночкиного рассказа верна, что в этом конверте лежит утаенное Маргаритой нечто, из-за которого ее и убили. Как в кино, честное слово – камин, коньяк «Хеннесси» на столе, роковой конверт.
– Нет, ну ни хрена себе… – тихонечко прошептала Даша под нос от переполнявшего ее избытка самых разнообразных чувств.