Страница 88 из 102
Драконы снялись и улетели. Мне выпал кусок земли размером с пару баронских поместий, который следовало проверить; у драконов были целые горы. Все нормально: они на крыльях, я — пешком. С осликом.
И — мне самому лично командовать волкодавами. Все их командиры мертвы. Круто.
Я отправился разговаривать со своими солдатами. Объяснять боевую задачу. А вместо свиты — Доминик и дракон. Было как-то… Странно.
Волкодавы собрались вокруг и смотрели на меня. Их осталось так мало, что мы вместе тянули не на армию, а на отряд, на потрепанный отряд. И смотрели они хмуро. Недоверчиво и хмуро, мне не понравилось.
— Значит, так, — сказал я. — Примерно в десяти с половиной милях отсюда — деревня Айн… Айл… Прохладная Сень, короче. Потом — еще миль через пять хутор мельника, у него мельница на горной речке. И либо к вечеру, это если все будет очень хорошо, либо к завтрашнему утру, мы должны попасть в деревню Нхи… да тьфу ты! В Пристанище Ветров, в общем. В этом пристанище у нас встреча с драконами. Если на дорогах кто-то безобразничает — гада надо уничтожить. Все.
Выслушали молча. Но когда я закончил, щетинистый боров с подбитым глазом вдруг высказался:
— Погодите, ваше высочество. А ради чего, собственно?
— О чем это ты? — спростил я. Я здорово удивился.
— Да все о том, что мы с этого будем иметь, — заявил он. И кое-кто, я заметил, согласно покивал. — Барахло-то из того городишки на побережье мы потеряли…
— Ты лучше заткнись насчет того городишки! — сказал я. — Что иметь будем? Жизнь, честь — мало вам?!
Дружки борова заулыбались. Мои кулаки сжались сами собой — а боров сказал:
— Слышь, принц, мы этого добра и дома имели в достатке. А сюда пришли, вроде бы, кое за чем посущественнее.
Мне кровь в лицо бросилась.
— Забыли, как в степи руки мне лизали?! — крикнул я. — Не только присягу — последнюю драку тоже забыли?! Драконов перепугались, а без них осмелели?! Да если б я знал, что вы такие неблагодарные твари — лучше подох бы там, под дождем, вместе с вами!
Немолодой вояка, весь в сабельных рубцах, подошел ко мне поближе, сказал:
— Прекрасное высочество, не кипятись. Парни просто не знали, как оно все обернется.
— А я знал?! — говорю. — Что мне было делать?
Из компании борова один сказал с ухмылочкой:
— Уж молчал бы, малахольный… Сами Те не разберут, за кого мы теперь воюем — за святейшего принца нашего или за дракона-безбожника… — а у его приятелей на рожах нарисовалось такое насмешливое удовольствие, что я схватился за пистолет.
— Ты, сволочь! — кричу. — Сказал бы — за принца или за золото! Нет, пламя адово, не за золото! За мое имя! Мало вам?!
— Пистоль убери, — отозвались из толпы. — Ты, принц, тоже смертен, вообще-то.
— Ишь ты! Имя… Интересненько, чего оно в этой дикой степи стоит, имя твое…
— Ни денег, ни выпивки, ни баб… Мы, значитца, сдыхать пойдем — а безбожники гнутого гроша не бросят? Вроде как каторга? Ну и дела, братья…
Я все это слушал и не знал, чего во мне больше — горечи или злости. Все эти гадкие пререкания сердце мне разбили вдребезги. Это подлое отребье меня святым называло, только что не молилось на меня. Орали: "За вас хоть в ад, ваше прекрасное высочество!", — ноги мыть и воду пить… а на поверку оказалось, что они просто повод нашли.
Самый подлый повод. Грабить, жечь, резать, набивать чужим золотом карманы — только именем Божьим… и моим… и я, я тоже, как вся эта рвань, нашел повод. Жили себе дикари, жили — никого не трогали… пока мне не приспичило что-то там себе доказывать и входить в историю.
Вляпался. В историю.
— Мы же не разбойники, — говорю. Кажется, сказалось не очень убедительно; некоторые просто по-хамски заржали. — Мы собирались воевать за веру, вы, уроды!
— Ну и что? — сказал бородатый дылда. — Собирались, да не воюем! Принц струсил. Он теперь с безбожниками заодно, слово дал демону — и сдержать собирается. Сделки с Теми Самыми будем заключать?
А пожилой сказал:
— Не дури, принц. Убрались драконы — и слава Богу. Возвращаемся на побережье, отбиваем у дикарей корабль и сваливаем, а по дороге хоть что-то прихватываем, чтоб не совсем с пустыми руками. Не вышло — так не вышло.
— С нами дракон, — говорю.
А пожилой — так добродушно, с улыбкой:
— Да он не понимает ничего — вон, стоит, глазами хлопает. Пристрелить — и вся недолга. Пусть безбожники со своей поганью сами разбираются, а божьим людям тут делать нечего. И не огорчайся, ваше высочество: козни Тех Самых, на все Божья воля, ничего не попишешь…
И все одобрительно заулыбались и закивали.
— Подонки! — кричу. — Кто тут струсил?! Клятвопреступником меня сделать хотите?! Сами обгадились от ужаса, а меня называете трусом?!
Вокруг загоготали. Боров поднял пистолет и принялся рассматривать замок, демонстративно так. И я понял, что они меня сейчас убьют — банда скотов, за кого я просил! — и спокойно займутся тут любыми мерзостями. И что мне с этим ничего не сделать.
Если кто-то из них доберется до дома — не дай Бог, но как знать — меня ославят так, что никто, никогда вообще обо мне добрым словом не вспомнит.
Я почувствовал такую беспомощность, что все внутри заледенело и руки опустились. Но тут Доминик сказал:
— А ну замолчите.
Сказал негромко, но все заткнулись. Я обернулся и увидел, что он опять держит Око в кулаке, а Свет Взора Божьего даже сквозь его пальцы заметен. Я подумал, что он воззвал к Господу так убедительно, как только мог, раз ему опять ответили с небес. Доминик стоял спокойно и говорил так, будто детей отчитывал — строго и жестко, но без злости.
Волкодавы смотрели на его руку и на Чистый Свет, как завороженные.
— Вы все согрешили, — сказал Доминик. — На вас ложь, убийство невинных, похоть, корыстолюбие. Вы прикрывались святой целью ради исполнения низких желаний. Ваш грех поднял мертвецов из могил. Хотите ли тоже шляться по земле, когда умрете?
Наступила полная тишина. Сразу стало слышно, как жужжат пчелы на шиповнике — и всякие деревенские звуки тоже донеслись. Ни один волкодав даже не пикнул.
И что они могли сказать? Я тоже молчал.
А Доминик продолжал:
— Нет вам ни пощады, ни прощения. Хотите идти — идите, от Взора Господня нигде не скроетесь. Вы все прокляты. Хотите убить Антония — убивайте. Хотите убить и меня заодно — извольте. Но подумайте, куда отправятся наши души и куда — ваши. Видели мертвецов? Это — ваше будущее.
— Может, нет? — робко спросил боров в тишине.
— Проверь, — Доминик пожал плечами.
— Святой брат, — окликнул рыжий робко. — А ты бы благословил нас…
— Нет у меня власти благословлять проклятых, — сказал Доминик без всякого нажима, просто констатируя факт. — Ваш принц зовет вас снять с душ проклятие, а вы угрожаете ему оружием. Благословить?
Рыжий обернулся на своих дружков, вздохнул и преклонил колена. И все остальные, кто сразу, кто — немного помешкав, тоже встали на колени и склонили головы. Дракон что-то спросил вполголоса, Доминик ему ответил, тоже тихо, а потом сказал громче — мне:
— Антоний, повтори им еще раз, куда надо идти и что там делать. Они уже готовы слушать.
Я повторил, и никто, видит Бог, больше не предъявил претензий. Потом, когда отряд строился в походный порядок, когда некоторых осликов пришлось тянуть, упрашивать и лупить, чтобы они сдвинулись с места, а черномазые вышли посмотреть, как мы справимся — я сказал Доминику:
— Ты — чудотворец, однако. Будь на тебе меньше благодати — мне давно пришел бы конец…
Доминик только усмехнулся.
— Это не моя благодать. Не исчезай из виду, Антоний — мне Иерарх приказал за тобой присматривать.
Как всегда. У Доминика просто сил нет не съязвить в разговоре.
Я думал, десять миль — это сущие пустяки, часа четыре прогулочным шагом. Даже удивился, что Ветер прикинул такое мизерное расстояние. Я одной-единственной вещи не учел.
Что тут десять миль вперед — это три, по крайней мере, мили вверх.