Страница 26 из 68
— Оэ… опоздали малость…
Я выбегаю во двор вслед за Анну и его свитой, а Ри-Ё — за мной, хотя я и делаю протестующий жест. Ри-Ё намерен меня охранять. Кажется, и ещё кто-то ломанулся — прохладная ночь становится жаркой.
Во дворе — гвалт и факельный свет. В толпе волков, рабов, детей — ничего толком не разобрать. Громче всех вопит бесплотный Наставник — сорванным визгливым фальцетом:
— Она, она убила! Её меч-то, все видят — северный меч, языческое оружие!
И я с удивлением слышу яростный крик Мингу:
— А ну отпустите её! Отпустите, псы, я сказал! Не смейте! Я сказал, я её на службу взял, прямо ещё вчера вечером! Она — мой волк, вы слышали?!
— Пропустите же Львёнка! — рявкает Олу, расталкивая встречных и поперечных, как на базаре. — Вы что, оглохли? Одурели?
В дверях донжона появляются Хотуру и пара волков с факелами. Хотуру выглядит совершенно не так, как днём — от умильно-заискивающего вида и следа не осталось. Я вижу эти перемены и вдруг понимаю: Хотуру-то успел повоевать в юности и до сих пор остаётся командиром для своих волков. При виде хозяина толпа расступается; я, наконец, вижу, что во дворе происходит.
В кругу рваного света, в позе скорбящего пророка стоит Наставник. На вытянутых окровавленных руках он держит окровавленный меч — узкий прямой северный меч, тут никакой ошибки быть не может. У меня мелькает мысль о жестокой подставе. Рядом с Наставником двое волков заломили руки за спину той самой девочке, с которой ещё днём рубился маленький Тхонку. «Бандана» с кудряшек потеряна, волосы падают на лицо, куртка распахнута, ворот рубахи развязан — при желании можно оценить грудь, открытую по здешним меркам с драматической откровенностью. У девочки — основательная ссадина на подбородке, но оба волка светят фонарями на физиономиях, а у третьего, подвернувшегося, разбита губа, и он плюёт кровью. Мингу тоже держат волки, только иначе — как юного господина, который может наделать глупостей. Ну так он и наделал — лянчинский метод рукопашного боя допускает использование рукояти ножа в качестве кастета. Следы от этой самой рукояти, со священной львиной головкой — у окружающих на физиономиях; сам нож почтительно держит маленький волчонок. Золотая львиная головка — в крови.
— В чём дело? — спрашивает Анну, и почти в один голос с ним Хотуру тоже спрашивает:
— Что случилось?
— Эта девка, предательница, безбожница, убила моего служку! — мрачно и сипло говорит Наставник, глядя на Хотуру довольно-таки зло. — Я предупреждал тебя, Львёнок Львёнка — вот-вот прольётся кровь. Ты видишь — кровь пролилась! Она предалась северным демонам, эта девка — и ты должен благодарить моего бедного Ику, моего маленького честного преемника, что он спас твоего сына от убийцы!
— Враньё это! — кричит Мингу в бешенстве и рвётся из рук волков.
Хотуру останавливает его жестом.
— Они там вместе были, — подтверждает волк с разбитой губой. — Дану позвал волков, все прибежали, там Ику мёртвый, она его — мечом в спину, кровищи — лужа…
— Бесплотного, божьего человека, безоружного служку… — медленно говорит Хотуру.
— Нет, — вдруг прорезается волк с фингалом. — Он был не безоружный. Я у него в руке нож заметил… против меча не оружие, конечно, но он был с ножом, Ику.
— Хотел убить меня! — выдыхает Мингу. — Ику! Ножом! Да послушайте же меня, я же первый там был!
— Хотуру, — говорит Анну, — может, ты сына выслушаешь всё-таки?
— Она ему глаза отвела! — Наставник драматически простирает длань в сторону девочки. — Она и его убила бы, если бы не подбежали верные волки!
— Всё — враньё! — снова кричит Мингу, чуть не плача. — Отец, да послушай ты!
Хотуру делает согласный жест, и все на некоторое время замолкают. Девочка смотрит на Мингу спокойно и нежно. Мингу выдёргивается из рук собственных телохранителей.
— Да отпустите же, никого я не покалечу… Это просто чтобы её не убили сдуру… — и забирает нож у волчонка. — Спасибо, Этру. Прости, Дану.
Потом подходит к девочке, которую так и держат бойцы его отца. Девочка встречает его прямым взглядом и улыбкой — она просто-таки излучает олимпийское спокойствие, да ещё и Мингу пытается успокоить.
Срабатывает. Мингу говорит волкам на три тона ниже:
— Отпустите Лекну. Что вы в неё вцепились, как в исчадье ада? Что она вам сделает? Наставник вас так напугал, да?
Волки переглядываются, бросают вопросительные взгляды на Хотуру — тот ведёт себя нейтрально, ждёт, что будет дальше. Тогда его бойцы с некоторой неуверенностью выпускают руки девочки. Она тут же завязывает ворот и смахивает чёлку. И так же прямо и спокойно, как на Мингу, смотрит и на его отца. И на Наставника — как человек, не знающий за собой вины. Но молчит — волк не оправдывается, пока Львёнок не спросит.
А Мингу тут же обнимает её за плечо.
Наставник кривится. Лицо Хотуру каменеет.
— А что? — говорит Мингу негромко, но вызывающе. — Да, мы с Лекну дрались на палках. Она рубится, как демон. И что из того? Я что, не могу позвать волка из отряда чангранских Львят в инструкторы по фехтованию, так, что ли?
— Женщина… — говорит Хотуру. — Так.
— Думаешь, она не рассказала мне о себе? Что воевала с Львёнком Нохру в Шаоя и на северной границе, что её ранили неподалёку от Хай-О — и что северяне на ней основательно отыгрались за свои потери? Да она, чтоб ты знал, рассказала такие вещи…
— Ну и что? — говорит Хотуру, а Наставник тут же вставляет:
— Какое нам дело, о чём она там успела тебе наплести! Ику-то нет больше!
— Какое дело? — Мингу сжимает кулаки. — Такое, что мы разговаривали весь вечер! Мы сидели, мы болтали, а Ику… ты, конечно, мне не поверишь, но он ведь вправду кинулся на меня с ножом!
— А ты стоял и смотрел, как он кидается, — кивает Хотуру. — И девка убила его мечом в спину — когда он кинулся. Хотел бы я знать, ради чего ты врёшь.
— Она, она ему глаза отводит, гуо, проклятая Творцом! — тут же встревает Наставник. Волки шепчутся.
— Мингу, — говорит девочка, — можно, я скажу?
— Будет только хуже, — отзывается Мингу в тоске.
— Не будет, — улыбается девочка. — Хуже некуда.
— Ну, изволь, — говорит Хотуру, и взгляд у него недобрый.
— Когда все ушли спать, мы обнимались и пили вино, — говорит девочка. — Это было на сеновале, за конюшнями. — Потом Мингу окунул факел в кадку с водой, и мы… Мингу взял меня.
Тишина стоит гробовая. И в этой тишине девочка продолжает тоном военного донесения.
— Потом Мингу пошёл по нужде, а я поправила одежду и пошла за ним.
— Зачем, во имя Творца? — вырывается у Хотуру.
Девочка пожимает плечами.
— У меня было чувство, что за нами следят, — говорит она констатирующим тоном. — Я была разведчиком Львёнка Нохру и привыкла доверять чутью. Я думала, что это кто-то из наших… или из здешних. Из любопытства. Но мне захотелось подстраховаться, и я вдруг начала беспокоиться за Мингу. Я прошла по садику и остановилась так, чтобы видеть вход в отхожее место. Шагах в семи.
— Да зачем?! — снова спрашивает Хотуру.
— Не знаю, — отвечает девочка просто. — Наверное, потому, что там удобно убивать. Мне показалось, что тот, кто следит, ушёл за Мингу. Я перестраховывалась.
— Зачем мы всё это слушаем?.. — начинает Наставник, но Хотуру его останавливает, кивая девочке.
— Продолжай.
— Я увидела человека, который следил за Мингу. Это был служка. Он встал у двери отхожего места так, чтобы ударить ножом… То есть, я о ноже не подумала, просто решила, что он опасно стоит, нехорошо — и подошла вплотную.
— Он не заметил, ты хочешь сказать? — спрашивает Хотуру. Интонация у него изменилась.
— Он не боец, — говорит Лекну. — Он был очень занят своими мыслями, идеей и наблюдением за Мингу. Мне показалось, что он бормотал что-то про «полуженщин»…
— Ах ты… — срывается у Хотуру.
— Дальше — просто, — заканчивает девочка. — Я увидела у него нож, он замахнулся на Мингу, я его убила. Тот, кто посягает на жизнь Львёнка — мертвец. Меня учили так.