Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 15



  - Неужели получилось?

  - Загляни внутрь, - Крайчек с гордостью откинул пластиковый полог.

  Долго меня уговаривать не пришлось. Увидать живые растения, пусть даже самый распоследний и вредоносный бурьян, сейчас казалось настоящим чудом. Не теряя ни секунды, я нагнулся и проскользнул внутрь. На ровненьких ухоженных грядках и впрямь проклюнулись первые ростки. Высотой они были сантиметров пять и отбили всего по несколько круглых листочков. Я присел на корточки и осторожно, словно крошечного котенка, погладил молодую поросль.

  - Что это? - продолжая касаться растений, я поднял глаза на Томаса.

  - Капуста.

  - Почему именно капуста?

  - Из тех семян, что мы нашли, взошла только она. Может семена испортились, а может почва еще недостаточно очистилась. Оказалась пригодной только для капусты. Местные фермеры говорят, что она не очень привередлива.

  - А много уже земли очистили? - с надеждой в голосе поинтересовался я.

  - Нет. Только эта теплица и еще две таких же. Процесс оказался довольно длинным и трудоемким. И мы бы не справились сами, не окажись тут профессора Дягилева.

  - Да, упорный мужик, и дело свое знает.

  Я вспомнил высокого сухощавого старика, который в памяти моей запечатлелся вечно ползающим на коленях, отмахивающимся от бьющегося на ветру пластикового полога. Он напоминал длинноногого богомола. И двигается точно также медленно и осторожно, но правда это только до того момента, пока его ученую голову не посетит какая-нибудь очередная гениальная идея. Тогда богомол превращался в надоедливую муху, которая с завидной энергией и напором начинала напрягать всех окружающих, требовать новых работников, площадей и материалов.

  Подумав о профессоре и его группе, меня вдруг посетила мысль, что Крайчек действительно выделяет недостаточно людей для такой важной работы. Ведь растения это не только пища и чистый воздух, это еще и символ возрождения. Лишь один их вид придает силы, вселяет веру в усталые отчаявшиеся человеческие сушества.

  - Томас, а сколько у тебя народу в лагере? - прежде чем что-либо советовать, я решил разжиться последними новостями.

  - До вчерашнего дня было тысяча шестьсот двадцать семь человек. А вот сегодня уже стало на одного меньше.

  - Добавилось. Все равно добавилось, - я одобрительно кивнул. - Ведь в прошлый мой приезд, дай бог памяти... вы не дотягивали и до полторы тысячи.

  - Две недели назад здесь проживало тысяча семьсот десять, - при этих словах Крайчек помрачнел.

  - Ушли или... - я поднялся на ноги и внимательно посмотрел ему в глаза.

  - Или, - Томас отвел взгляд. - Об Одинцово идет хорошая молва. К нам люди приходят. Как-то пробираются, сам не пойму как. Но только мы их сберечь не можем.

  - Что, опять был прорыв? - всполошился я.

  - Прорыва не было. А вот караван наш, тот, что мы в Москву отправляли, не вернулся. Да и охотники с разведчиками все чаще и чаще пропадать стали.

  - И ты не придумал ничего лучшего, как посылать наружу детей? - в моем голосе был не только укор, в нем слышался настоящий гнев.

  - Это ты о Павле и Лизе? - Как мне показалось, Крайчек даже удивился моему вопросу. - Да они намного опытней и тренированней всех остальных. Они последние пять месяцев прожили в том мире, без колючей проволоки, стен, фонарей и пулеметов. И, кроме того, Павлу скоро шестнадцать, а сестре его уже девятнадцать. Не такие уж и дети.



  - Четыре месяца, - поправил Томаса я.

  - Что четыре месяца? - он непонимающе округлил глаза.

  - Они четыре месяца по пустоши топали.

  - А-а-а... - понимающе протянул Томас. - Значит, уже успели как следует познакомиться?

  - Успели, - кивнул я. - Причем при крайне печальных обстоятельствах. - Я призадумался и как бы сам для себя добавил: - Зверья развелось уйма.

  Тут Крайчек на меня испытывающе поглядел и произнес:

  - Думаю, не хищники наша главная проблема.

  - Это ты о чем? - я уловил отзвуки тайны, сквозящие в словах американца.

  - Пойдем ко мне. Там намного удобнее. Сядем, поговорим, по рюмочке пропустим. У меня еще осталась та бутылка... Помнишь?

  - Бережливый ты наш, - я проглотил слюну, вспоминая литровую бутылку "Смирнова", которую мы откупорили почти три месяца назад.

  Пока мы шли, Крайчек рассказывал об Одинцовских новостях и достижениях. На одной из пригородных автозаправок удалось разжиться солярой. Наполнили и притащили целую автоцистерну. Так что с топливом пока порядок. Дизель-генератор получил запас горючки на несколько месяцев. Это значит, по ночам периметр будет освещен и призраки не подойдут близко. Еще в лагере родилось восемь младенцев. Тут я поздравил начальника. Восемь малышей это лучше, чем у соседей в Звенигороде, Истре и даже в гораздо большем лагере Красногорска. Томас благосклонно принял поздравления и похвастался еще одним успехом - удалось собрать новые более мощные фильтры для воды. Так что теперь ее можно пить даже без кипячения. Правда тут же главный одинцовец оговорился, чтобы я не смел этого делать. Береженного, как говорится, бог бережет.

  - Вот видишь, не смотря ни на что, жизнь продолжается, - произнес я, когда мы вошли в просторную комнату на втором этаже штаба.

  Оглядевшись по сторонам, я не обнаружил в ней особых изменений. Стены с желтыми потеками и пятнами плесени у потолка. Старый, если даже не сказать древний, двухтумбовый письменный стол возле окна, на котором стояла закопченная керосиновая лампа и старомодный настольный прибор со встроенными часами и термометром. Рядом рабочее кресло. У стены дермантиновый под кожу диван. В центре комнаты стол заседаний - три ученические парты, составленные паровозиком. Вокруг него с десяток разных по форме, стилю и мягкости стульев. Еще пару штрихов: это большой книжный шкаф, заваленный различными истрепавшимися справочниками, энциклопедиями и пособиями, а так же огромная, потертая, кое-где прожженная политическая карта Советского Союза. Масштаб, естественно, не позволял разглядеть такие урбанистические мегаполисы как Одинцово и его окрестности, но зато вполне позволял сделать другое - оценить убогость оставшегося нам мира. Хотя и о нем мы знали крайне недостаточно. Вот Крайчек и занимался тем, что скрупулезно сбирал, а затем отмечал на бумаге все те сведения, которые до нас кое-как доходили. В настоящий момент карта, вернее ее европейская часть, выглядела примерно следующим образом:

  Основными, сразу бросающимися в глаза отметками были большие, круглые, заштрихованные черной зеброй области. Это так называемые Проклятые земли. Что ханхи там творили, одному богу известно. Вернее не богу, а дьяволу, поскольку только нечистый мог ведать участь миллионов безвозвратно сгинувших там людей. Туда и сейчас соваться никто не решается, ну разве что такие придурки как я. Жизнь уцелевших людей протекает на сравнительно узких лоскутках земли, убого ютящихся меж Проклятых земель. Пустоши - так мы их называем. Наша пустошь, наш обрезанный со всех сторон мирок простирается от Твери до Тамбовской области. Похоже, дальше на северо-запад, в сторону Питера, Проклятых земель нет. Только вот все, кто туда уходил, так и не вернулись. Вместо них из Балтии нахлынули орды кентавров - наши главные конкуренты и враги.

  Припоминая все это, я ненадолго задержался перед картой.

  - Что-нибудь нового разузнал? - Крайчек поглядел на меня с надеждой.

  - Так... по мелочам.

  - Выкладывай, - Томас чуть ли не в припрыжку подбежал к письменному столу, вытянул из верхнего ящика несколько цветных карандашей.

  Вот цирк-зоопарк получается! Гамнюк америкашка! Пригласил выпить, а теперь что творит! Да я сейчас, может, слюной захлебнусь. Но придется терпеть. Пока не удовлетворю его жажду к новостям, он о бутылке и не вспомнит.

  - В Ступино повстречались мне два человечка, - начал я рассказ. - Они притопали туда издалека, аж из под Липецка. Так вот эти двое более или менее уточнили границу Проклятых земель на юго-востоке. Говорят, что смычка с Московским разломом находится в районе Саранска. Дальше граница проходит километрах в тридцати к югу от Моршанска, а потом...