Незабываемые ночи

— Прекрасная работа, — сказала Изабелла. — В чем дело? Она тебе не нравится?

— Не нравится? — Мак повернулся к ней со странным выражением в глазах. — Она чертовски хороша. Это лучшее, что мне удалось сделать.

— Что? — беззаботным голосом спросила Изабелла? — Даже лучше эротических картин?

— То было другое. А это… — указал кисточкой Мак, — это — красота.

— Я рада, что к тебе вернулось высокое мнение о себе.

Мак бросил кисточку и схватил Изабеллу за плечи, не обращая внимания, что оставляет желтые пятна на ее черном шерстяном платье. Все с тем же странным выражением глаз он пристально изучал ее.

— Любовь моя, сразу после смерти твоего отца Йен сказал, что мне необходимо открыть тебе душу. Так вот, пожалуйста, — он указал на картину, — хорошие и плохие стороны моей души. Прямо перед тобой — моя душа, которая гибнет без тебя.

Изабелла опять посмотрела на картину. Женщина на холсте, то есть она сама, снова и снова улыбалась Маку.

— Я не понимаю. Это всего лишь мой портрет.

— Всего лишь портрет, — рассмеялся Мак, но в его глазах блеснули слезы. — Это действительно всего лишь портрет. Твой. Написанный мной, где каждый мазок дышит любовью. — Мак сделал глубокий вдох. — Именно этого я не понимал раньше. Вот почему мой талант исчез, а теперь снова вернулся.

Мак выглядел таким счастливым, что Изабелле захотелось поцеловать его, но она по-прежнему ничего не понимала.

— Объясни, Мак.

— Не могу, любовь моя. Я всегда думал, что мой талант можно объяснить поразительным везением, пьяным ступором или страстью к тебе. Когда я делал эротические картины, я предположил, что они получились удачными, потому что я очень сильно хотел тебя.

— Но теперь ты понял, что желание было не таким сильным? — лукаво улыбнулась Изабелла.

— Нет, я все время хочу тебя.

Пальцы Мака скользнули к ее затылку, погладили шею, согревая и расслабляя Изабеллу.

— Ты хотел объяснить, — напомнила она ему.

— Мои способности пропали не потому, что я бросил пить, любовь моя, — улыбнулся Мак. — В этом была виновата моя собственная накопленная горечь. Теперь я это знаю. Я перестал пить и злился на тебя за то, что ты меня бросила, злился на себя за то, что сам был виноват в этом. Я похоронил свою любовь, потому что она причиняла мне страшную боль. Все, что я писал в то время, было чудовищным. Когда я решил позволить себе любить тебя, просто любить тебя, такой, какая ты есть, не обращая внимания на то, что ты обо мне думала, мои способности стали возвращаться ко мне.

Мак сделал еще один глубокий вдох. — Думаю, теперь я могу писать все, что угодно.

— В твоих доводах есть одна ошибка, — сказала Изабелла, чувствуя, как сжимается ее сердце от радости.

— Не может быть. Я говорю то, что чувствую.

— Твой талант был на высоте еще до того, как ты встретил меня, — покачала головой Изабелла. — Я видела твои картины того времени. Они великолепны, и не говори мне, что это не так.

— Думаю, что тогда я любил саму жизнь. Я был молод, освободился от власти отца и мог делать все, что мне нравится. Но потом я встретил тебя, и мой мир стал с треском рушиться.

Изабелле хотелось навсегда запечатлеть этот миг: крепкое тело Мака рядом и его глаза, наполненные любовью.

— Но почему потом мы сделались такими несчастливыми? — спросила Изабелла, адресовав этот вопрос и себе тоже.

— Ты была наивна и чиста, а я был беспутным повесой. Мне кажется, наши мучения были неизбежны.

Руки Изабеллы скользнули к его обнаженным плечам. Она чувствовала тепло его кожи, напряженную неподвижность мускулов.

— Ты представляешь себя таким плохим человеком, но на самом деле ты не такой. Ты стал заботиться обо мне с того самого вечера, как мы встретились, и никогда не переставал это делать. Ты заботишься обо всех, кого любишь.

— Но все-таки я был беспутным повесой, — с обиженным видом повторил Мак. — Я многие годы поддерживал свою сомнительную репутацию. Вспомни, как я учил тебя пить чистое виски, сидеть у меня на коленях и целовать перед друзьями. — Мак замолчал, ему было уже не до смеха. — Я хотел и тебя сделать такой же испорченной, как был сам, потому что знал, что никогда не буду достаточно хорош для тебя.

— Ты всегда был более чем хорош для меня, — ответила Изабелла, вложив в каждое слово свое сердце.

— Любимая моя, ты причиняешь мне боль. У повесы и распутника есть гордость. — Мак снял ее руки со своих плеч и удержал их в своих ладонях. — Я открываю тебе свою душу, Изабелла. Позволь мне продолжить.

— Если хочешь.

Мак сделал глубокий вдох, закрыл глаза и опустился на колени. Это движение причинило ему боль. Изабелла поняла это, почувствовав, как он сжал ее руки.

— Посмотри на меня. — Мак расправил плечи, не отпуская ее рук, поэтому получилось, что они вместе развели руки в стороны. — Что ты видишь?

— Красивого мужчину, за которого — так сложилась моя судьба — я вышла замуж, — с трепетом ответила Изабелла.

— Бесполезного мужчину. Единственное, что я умею делать, — это писать картины. Вот и все, что ты видишь у своих ног.

— Нет…

— Все именно так, Изабелла. — Голос Мака теперь звучал тверже. — Все остальное — это маски, которые я нацепил на себя, чтобы противостоять миру, который мог смять меня. Распространенное мнение, что я представитель богемы и беспутный повеса, — это фальшивка. Эту видимость я использовал, чтобы свет не увидел меня настоящего.

— Если бы я верила этому, — улыбнулась Изабелла, — я бы никогда не вышла за тебя замуж.

— Но я ведь не оставил тебе выбора, да? Ты была права, когда ушла от меня, потому что я взял то, что ты мне дала, и беззаботно отбросил в сторону. И вот теперь я здесь, нравится тебе это или нет, прошу и молю принять меня назад.

Мак отпустил ее, и его руки безвольно повисли по сторонам. В его глазах стоял непритворный страх, любовь и боль, которую Изабелла никогда не видела раньше.

— Но теперь это только твой выбор. Если не хочешь, чтобы я вернулся, я уйду. Я стану заботиться о тебе, как прежде, не требуя ничего взамен, не выказывая свою одержимость тобой.

Одержимость… Изабелла видела картины с собственным изображением в укрытии Пейна в трущобах Марилебона, на которые ей было неприятно смотреть. Теперь они были уничтожены, но написаны они были тоже из-за одержимости.

Ее взгляд скользнул к картине, которую Мак только что писал, и дальше, туда, где стояли полотна с изображенной на них Изабеллой.

Мак повернул картины к стене, чтобы слуги, зайдя сюда, случайно не увидели их.

Все они были написаны потому, что Мак любил ее. По-настоящему любил ее.

— Мак, — тихо сказала она, — мой выбор — быть с тобой.

— Нет, — Мак посмотрел на нее с таким изумлением, что у Изабеллы глаза наполнились слезами, — я заставил тебя сделать этот выбор.

— Ты никогда меня не заставлял, — улыбнулась Изабелла, чувствуя, как дрожат ее губы. — Я выбирала сама.

Она прикоснулась к лицу Мака, с любовью провела рукой по крепкому подбородку, жестким бакенбардам.

— Проклятие, — прошептал он.

— Бедный Мак, ты напрасно стоишь на коленях.

— Нет, не напрасно, моя дорогая, — вдруг лукаво улыбнулся Мак. — На этот раз я решил сделать это как следует.

Все-таки Мак был порочным, и за это Изабелла обожала его. В полуголом виде с цыганским платком на голове он пробудил в ней желание. Ей вдруг больше всего на свете захотелось упасть на него и сплестись в счастливое единое целое на полу.

— Что ты решил сделать как следует? — заставила себя спросить Изабелла.

— Ухаживать за тобой. Предполагается, что я — образцовый джентльмен, ухаживающий за леди, помнишь? Изливать свою душу в студии — это все не то.

— Мне нравится. Это прекрасно.

— Не соблазняй меня овладеть тобой, пока я не сделал все так, как следует. У нас с тобой никогда не было так, как следует.

— Ну ладно, если тебе хочется, пусть так и будет.

— Изабелла Маккензи, — Мак снова взял ее за руки, оставаясь стоять на коленях, — я хочу спросить тебя о чем-то важном.