Незабываемые ночи

— Не обязательно ради тебя, — еле слышно возразила Изабелла. — Рыжие волосы не стоит украшать розовыми цветами.

— Ты всегда носишь то, что тебе нравится, и посылаешь к черту всех своих критиков.

Мак покусывал ей мочку уха, захватив губами сережку.

Как же легко было уступать ему. Позволять ему прикасаться к ней, чтобы она забыла боль и печаль, отчаяние и гнев и жгучее одиночество.

Она уже делала это раньше. Она улыбалась ему и каждый раз принимала его после очередного исчезновения, и у них опять все было хорошо. И даже лучше. Это было счастье. Его трудно было выразить словами, море счастья, которое бушевало в ней с такой силой, что она боялась развалиться под его натиском.

Но потом все начиналось сначала. Почти всепоглощающее внимание Мака уступало место раздражению, несдержанности с обеих сторон. Сначала их ссоры бывали незначительными, потом превращались в громкие скандалы. А потом уязвленный и впавший в тоску Мак ударялся в пьянство и безрассудное поведение, пока Изабелла однажды не обнаруживала, что он снова исчез.

Мак наклонился и снова нежно прикусил мочку уха, и неприятные воспоминания растворились в чувственном восторге. У него были горячие губы, а язык касался именно тех мест, где кожа была наиболее восприимчива к ласкам. Где-то внизу болтали и развлекались гости, даже не подозревая, что на лестнице в тени стоят двое. Мак переместил руку к декольте Изабеллы, и пальцы скользнули внутрь.

Изабелла прижалась к нему, пока его рука легко ласкала грудь, и повернула голову, чтобы Мак нашел ее губы.

Это он научил ее целоваться, показал ей все способы. Свои уроки он начал на холодной террасе ее отца и продолжил их в экипаже по пути в дом епископа. А потом еще, когда они ехали к нему домой и на ее пальце уже красовалось кольцо, надетое им во время церемонии бракосочетания.

Мак отнес ее тогда наверх в свою спальню и показал, что все ее представления о том, что делают в спальне муж и жена, неправильные. Не надо лежать тихо и спокойно, пока муж получает удовольствие от твоего тела, как будто выполняешь «обязанность». Не надо молиться про себя, чтобы это поскорее закончилось. Никакой застенчивости и страха.

Изучая ее тело, Мак прикасался к ней так, как будто она была изящным предметом искусства, и поощрял проявляемый ею интерес. Он был невероятно нежным и любящим, но и неистовым одновременно. Он дразнил ее, заставлял краснеть, учил дурным словам и позволял исследовать свое тело. Мак лишил ее девственности медленно, не спеша, не причинив боли. У него были различные масла, и он пользовался ими, чтобы безболезненно овладевать ею, снимая ее напряжение.

Мак смазывал ими руки, чтобы они скользили по ее телу, и показывал, как Изабелла, в свою очередь, сама может доставить наслаждение ему. Он объяснил, что может получить радость, лежа рядом с ней, но даже не проникая внутрь ее тела, а потом доказал, что и сам может сделать для нее то же самое.

Изабелла влюбилась в его нежность, силу, игривость. Ей нравилось наблюдать, как за мгновение до наступления пика страсти гаснет его улыбка. Она обожала слушать, как он смеется, ворчит. Даже его раздражение, которое через мгновение переходило опять в смех, не досаждало ей.

Изабелла перевела взгляд на дверь своей спальни, что была примерно в пяти футах от того места, где они стояли. Внизу смеялись и разговаривали люди, не подозревая, что они с Маком стоят здесь наверху и его язык обследует влажное тепло ее рта. Ради удовлетворения страстного желания она была готова на все. И спальня была совсем рядом.

Мак прервал поцелуй и отстранился от нее, лишив ее тепла своего тела.

— Нет, — выдохнул он, — этого я не хочу.

— Но ты же хочешь этого, — заморгала ресницами Изабелла.

Внезапный холодок, скользнувший по коже, был как пощечина.

— Чего ты хочешь, — чтобы я тебя поцеловала или чтобы выгнала? Уж будь последовательным, пожалуйста.

— Я хочу все, — с горящим взором ответил Мак и провел рукой по волосам. — Мне не нужны крошки.

— Я не могу дать тебе все, — покачала головой Изабелла. — Не сейчас.

— Я знаю. Но пойми, я хочу, чтобы ты была в моей постели и просыпалась рядом со мной без стыда, без сожалений, не выталкивая меня за дверь, чтобы кто-нибудь не увидел. Мне нужно твое доверие, полное и безоговорочное. И пока я не получу все это, я буду бороться.

— A y меня какие гарантии, что ты, сделав меня безумно счастливой, потом не умчишься куда-нибудь опять? — звенящим от смущения голосом спросила. Изабелла. — Как это повторялось уже много раз, когда ты оставлял меня одну, потом возвращался несколько недель спустя, ожидая прощения.

Мак снова приблизился к ней и обхватил ладонями ее щеки.

— Я знаю, как плохо поступал с тобой. И снова и снова наказывал себя за это, поверь мне. Если от этого тебе станет легче, то знай, что после того, как я бросил пить, первые месяцы были для меня адом на земле. Мне хотелось умереть, и, возможно, так и случилось бы, если бы не Беллами.

— Мне от этого не легче, — печально заметила Изабелла, — и даже неприятно думать об этом.

— Не волнуйся, я научился пить чай вместо виски. Мне кажется, я уже не могу жить без чая. Беллами находит и заваривает самые экзотические смеси. Он в этом деле мастер. — Мак провел пальцем по щеке Изабеллы, и она ощутила его нежность. — Но я расскажу тебе, почему мне сейчас лучше. Потому что за все эти годы, когда мы жили порознь, никто из нас не попытался искать утешения с другими. Это говорит о многом.

— Мне это говорит о том, что я была слишком подавлена, чтобы опять когда-нибудь доверить свое сердце мужчине.

Мак улыбнулся своей захватывающей дух улыбкой, и Изабелла спасовала. Ему всегда удавалось одерживать верх. Но как — она не знала.

Хотя нет, знала: Мак Маккензи был мастером обольщения.

— Значит, у меня по-прежнему есть шанс. В один прекрасный день ты попросишь меня остаться, Изабелла. Когда-нибудь. И я останусь. Обещаю.

С этими словами Мак выпустил ее из объятий.

— Нет. — Изабелла сложила руки на груди. — Я не должна снова видеть тебя. Не возвращайся в мой дом. Это нечестно.

— А я и не стремлюсь быть честным, — рассмеялся Мак. — Я борюсь за сохранение нашего брака. Честность здесь ни при чем. — Мак снова обнял ладонями ее лицо. — Но сегодня вечером я оставлю тебя твоим гостям и не стану давать повода для лишних разговоров.

— Благодарю, — резко выдохнула Изабелла, еще не понимая, стоит ли радоваться такому развитию событий.

— Сейчас нам лучше спуститься вниз, пока кто-нибудь случайно не обнаружил, что мы вместе исчезли. Появятся самые нелепые домыслы. Лондон обожает посплетничать.

Мак поправил Изабелле край декольте, который он сдвинул, и от прикосновения его пальцев она ощутила жаркую волну, прокатившуюся по телу.

Мак снова коснулся ее губ, в его глазах пылала страсть, но он, взяв Изабеллу за плечи, развернул ее в сторону лестницы.

Когда Изабелла спустилась вниз, гости в холле окружили ее, и ей пришлось отвлечь на них свое внимание. Краешком глаза она видела, что Мак сошел по ступенькам и смешался с толпой, разговаривая с кем-то, улыбаясь, пожимая руки, как будто он по-прежнему являлся хозяином дома. Изабелла слышала его смех, потом ее увлекли в гостиную, и она потеряла Мака из виду. Когда она спустя некоторое время снова появилась в холле, чтобы проводить гостей, Мака уже не было.

Раннее утро застало Мака в его студии. Он внял рассерженному взгляду Беллами, повязал голову красным цыганским платком и стал смешивать краски на палитре.

Занятие живописью отвлекало его от страсти к Изабелле. Нет, отвлекало — это неточно сказано. На несколько коротких мгновений это удерживало его страсть в рамках. Вот так вернее.

Картина, где он изобразил ее спящей на боку, все еще не высохла. Она стояла на подставке между двумя столами, а на мольберте был закреплен новый холст, на котором он пытался реализовать свой замысел, недавно возникший в его воображении.