Страница 3 из 58
От холода зуб на зуб не попадал. Поднялся ветер — пронзительный, сухой, выбивающий слезы из глаз. Он тянул за собой шлейф колючей пыли.
— Там снова огни, — Элия, прикрывая лицо, потянулась к Брюсу, свободной рукой указав в сторону гор.
Да, действительно… Мелькнул и исчез слабый огонек, за изгибом скальной гряды.
— Если там люди, там может быть и переход…
— …разбойники, — ветер украл часть реплики Элии.
Брюс покосился на нее с любопытством. Еще несколько дней назад девушке и в голову бы не пришло озаботиться такой ерундой, как разбойники.
— Перевалить, похоже, удастся только вон там…
Как нарочно. Чтобы растерявшийся обладатель несметных сокровищ не проскользнул мимо наверняка угнездившихся там любителей чужого добра.
Ветер морочил голову, то и дело сбивая с выбранного направления. Завеса тончайшей пыли стояла плотная, продернутая лишь редкими разрывами. С гор принесло мелкий древесный мусор, который больно стегал кожу.
Ближе к горам землю скомкали складки, надули бугры и пропороли гранитные гребни. Словно и впрямь под слоем бесплодной почвы дремали каменные драконы…
Хотя почему «словно»?
— Это драконы, — выдохнул Брюс, осененный догадкой. — Элия! Это не горы, это драконы!
Стоило в нагромождении скал различить один раз, как уже не спрячешь — ни зубчатые линии гребней, ни округлые изгибы спин, ни тяжелые, ушедшие под землю головы. Из разрывов почвы выбеленные камни проглядывали, как кости. Исполинские твари замерли, то ли в дреме, то ли в смерти.
Дракон, спящий вокруг фундамента замка баронов Загорских, этим гигантам и в птенцы не годился.
Дальше, за волнистым хребтом, словно за линией терминатора, белесое и сухое небо становилось резко-темным, всклокоченным, размытым. В косматом брюхе туч метались зарницы.
— Там гроза?
Столкновение стихий, на границе бывших владений земных магов и магии водной. Молнии с трескучим шорохом ходили по гребню, как костлявые великаны на сверкающих подламывающихся ногах.
…Солдаты помещают часть своей души в медальоны и оставляют родным или командирам. Одни для сохранности. Другие, чтобы в бою сомнения не отвлекали. Третьи, чтобы сожаления об оставленном доме не точили сердце. А коли погибнет солдат — медальон передавали родным, попрощаться…
Но, покидая родных, разве не оставляем мы в доме часть себя безо всякой магии? И разве наши близкие не хранят наши души? А случается, что уходя, люди забирают что-то… Плохое или хорошее. Обедняет ли это нас?..
* * *
Смятая складками, обросшая пучками травы, поверхность отрога (то ли лапа, то ли хвост дракона) позволяла затаиться в тенях не только им двоим, но и целому поселку вместе с домами. Однако близость других людей нервировала.
— Тс-с… — Брюс приложил палец к губам. — Нас они не заметят, если мы сами не привлечем их внимание. Так что обойдемся без костра. А утром посмотрим, куда они пойдут.
Шептать особого смысла не было, разбойники вряд ли могли их слышать, но в линзу из камбалы чужих было видно так отчетливо, что смутное беспокойство осталось.
— Знаешь, их всего-то пятеро, — с несколько подзабытой интонацией проговорила Элия.
— Семеро, — возразил Брюс. — Там, в тени еще двое. А может, кого-то мы не видели.
— А если они никуда не уйдут и будут сидеть там до скончания движения земли?
— Поищем способ их обойти, — с сомнением предложил Брюс.
И в ответ получил несколько презрительный взгляд спутницы:
— Думаешь, один ты такой хитрый? Если они привыкли ловить здесь невезучих добытчиков золота, то, небось, подстраховались.
— Тогда какой у нас выход? Дать безнадежный бой?
— Почему безнадежный? Если грамотно распорядиться ресурсами… У нас есть мой огнестрел, боевой гиппогриф, призрак и твоя магия.
— Рад, что и мне нашлось место в этом перечне, хоть и на последнем месте, — кисло заметил Брюс. — А теперь внесем поправки: моя непредсказуемая магия, призрак, который сгинет в самый ответственный момент (Брюс услышал гневный протест Дьенка), гиппогриф, который слушает только себя самого, и… ты с поломанным огнестрелом. Это — да, это — несокрушимая сила. Трепещите, разбойники!
— Ты опять хочешь таиться в кустах?
— А ты опять хочешь втянуть всех в авантюру? Это хоть раз кончилось хорошо?..
Она собралась было возразить. Даже рот открыла и кулаки сжала, будто намереваясь подкрепить аргументы действием. Но затем стиснула губы и села, повернувшись спиной. Брюс опустился на землю рядом.
Он чувствовал напряжение собеседницы. Снова неимоверно захотелось обхватить ее руками. Хотя ближе к окраине бывших владений земляков давление «земного притяжения» заметно ослабло, но оно все еще тянуло каждую жилку. Требовало пусть даже необязательных соприкосновений.
— Не волнуйся, — тихо сказал Брюс в ее спину. — Мы и не из таких переделок выбирались.
Элия обернулась. Во тьме лицо плыло белым, размытым пятном, но глаза блестели. Притягательно, завораживающе… Так блестели Айкины глаза, в сумерках. Вокруг цвели розы, воздух был душным и горьковато-сладким от их аромата…
Зачем он во все это ввязался? Надо было хватать Айку в охапку и уезжать вместе. Пусть в никуда, пусть без денег, но это было единственное верное решение из всех возможных… Он струсил, а теперь все так запуталось!
Элия не спускает с Брюса долгого взгляда. О чем она думает?..
Ночь смыкает холодные, темные объятия. Раз за разом вспыхивают за хребтом прозрачные, беззвучные молнии. Горы-драконы давят стылым величием. Ветер воет надрывно.
Поникшая девушка прильнула к Брюсу, пытаясь согреться. От прежнего тугого напряжения не осталось и следа. Не поддаться, не склониться к ней, вдыхая мускусное тепло кожи, невозможно. Как невозможно устоять, когда пересохшие губы скользят по щеке, промахиваясь в темноте…
— Нет! — простонал невидимый Дьенк.
Элия слегка вздрогнула, будто услышав. На мгновение беспокойно шевельнулась, пытаясь высвободиться, повела слепо глазами вокруг, но тут же вновь приникла к Брюсу, расслабляясь…
— Брюс! Вас заметили, разбойники идут сюда!
— Угу, — Брюс глянул мельком и криво усмехнулся: — Прости, этот фокус снова не пройдет.
Дьенк странно, по-звериному завыл. На мгновение Брюсу показалось, что спину словно ледяными когтями вспахало.
— Ты что-то сказал? — слабо спросила Элия, зажмуриваясь. Брюс не мог поймать ее взгляда, да и не хотел. Пожалуй, он даже был рад, что между ними тьма.
Лишь пальцы скользят, зарываясь под ткань. Кожа ее гладкая, теплая, с мелко бьющимися жилками…
— Не смей! Слышишь ты, мерзавец, не оставь ее!!!
Звуки уходят, растворяются, смешиваются в смутный гул. Словно ветер разноголосо поет ночные песни. Безумные песни.
Шуршат ремни, звякают застежки. С мягким шорохом сползает одежда. Медленно, с наслаждением. Спешить некуда. Вся ночь впереди.
— Только… осто… осторожнее… — еле слышно, через вдох попросила она. — Я… никогда прежде… с мужчиной…
— Да, — выдохнул Брюс в раскрасневшееся, горячее ухо.
И в самом деле незачем ее пугать. Ночь велика, хватит времени на все. Успеть познакомиться, успеть согреться, успеть мельком ужаснуться происходящему…
— Дьенк… — вдруг еле слышно колеблется воздух рядом со скулой Брюса. Может, показалось? Впрочем, какая разница, если он сам в последний миг едва успел перехватить отчаянное «Айка!».
— Они идут! — громогласным торжествующим воплем взрывается ночь. — Я не шучу! Бегите!
Брюс даже головы не повернул. Не до того. Элия широко распахнула невидящие глаза, в них плясали отраженные звезды. Плавали в испуге и ожидании того, что случится вот-вот… Еще минута и…
— Да уходите же!
Вопль Дьенка исполнился, кажется, самого настоящего ужаса и звенел на пределе восприятия, как забившийся в паутину шмель. Но слов Брюс не разбирал.
— И точно! — новый возглас вспорол накаленную тишину, словно ржавым ножом. — Вот же они, Грозь! Ты смотри, чего затеяли… — голос рассыпался хриплым, лающим смехом.