Любовь слепа

Еще один вздох слетел с ее губ, когда Кларисса вспомнила лекцию Лидии после последнего случая. Ее мачеха решила, что – раз уж она так слепа и неуклюжа без очков – для Клариссы остался только один выход. В будущем ей позволялось только сидеть в присутствии других людей. Она не должна была прикасаться к свечам, чашкам, тарелкам и... ну вообще ко всему. Она больше не могла есть в обществе, а должна была делать вид, что не голодна, – не важно, правда это или нет. И она не должна была ничего пить. Даже ходить ей не разрешалось, если только ее не вела за руку ее горничная.

Кларисса несколько раз пыталась прервать эту лекцию словами «Но если бы вы только позволили мне надеть очки...». Но каждый раз Лидия неумолимо отвечала «Никогда!» и продолжала перечислять все те вещи, которых Кларисса должна избегать.

К тому моменту, когда Лидия закончила, Кларисса поняла одно – в присутствии посторонних она должна спокойно сидеть... что, видимо, означало, что она не должна щуриться.

Кларисса отвела взгляд от смутных фигур танцующих и устало уставилась на розовое на желтом фоне пятно своих рук, лежащих на коленях. Она пожалела – и не в первый раз, – что отец не сопровождает их в этой поездке. Будь здесь лорд Крамбри, у нее были бы очки и она могла бы по‑настоящему наслаждаться балом. К несчастью, у него были важные дела в поместье. По крайней мере так он сказал, хотя ее отец никогда особенно не любил город и дела в поместье могли быть просто отговоркой. Все, что знала Кларисса, – это то, что его нет здесь, и, значит, ей предстоит еще один скучный вечер.

– Могу я пригласить вас на этот танец?

Кларисса услышала вопрос, но не стала даже поднимать голову. Да и зачем? Она все равно не могла ничего увидеть. Вместо этого она уныло ждала, пока ее мачеха заговорит, и гадала, кто же этот незнакомец, если он еще не знает о ней. Каждый, кто слышал рассказы о ее неуклюжести, ни за что и близко не подошел бы.

Осознав, что Лидия до сих пор не отклонила приглашение, Кларисса, нахмурившись, посмотрела в сторону. Она обнаружила, что розового туманного пятна, обозначавшего Лидию, там больше нет. И когда черная фигура вдруг заняла стул ее мачехи, Кларисса испуганно выпрямилась.

Все еще хмурясь, она повернулась, пытаясь найти в смешении разноцветных пятен ярко‑розовую фигуру мачехи.

– Полагаю, дама, только что сидевшая здесь, пошла принести что‑нибудь перекусить. – Низкий голос прозвучал так близко от ее уха, что Кларисса мочкой уха почувствовала дыхание мужчины. Подавив дрожь, она быстро переключила свое внимание на сидящего рядом джентльмена. У него был чудесный низкий хрипловатый голос, показавшийся ей приятным, а его смутная фигура выглядела довольно высокой. В тысячный раз Кларисса пожалела, что у нее нет очков и она не может видеть. – Она не сказала вам, куда пошла? – спросил он. – Мне показалось, я видел, как она говорила вам что‑то, прежде чем уйти.

Кларисса слегка покраснела и быстро перевела взгляд на размытые пятна, движущиеся по залу, признав:

– Может быть, и так. Боюсь, я была увлечена своими мыслями и не обратила на это внимания.

Когда Лидия пробормотала ей что‑то, Кларисса была слишком погружена в неприятные воспоминания, чтобы обращать внимание на что‑либо. Так унизительно было сидеть здесь, слыша обрывки разговоров, когда люди немилосердно сплетничали о ней. Ее неуклюжесть, очевидно, была самой большой шуткой сезона. Она заслужила прозвище «Неуклюжая Кларисса», и все только и ждали, что она сделает в следующий раз, чтобы рассмешить их.

– Говорят, что вы слепы, как летучая мышь, и слишком тщеславны, чтобы носить очки, – объявил голос рядом с ней.

Кларисса удивленно заморгала. Но если ее и поразила его откровенность, она подозревала, что он просто привык говорить сам с собой. Она услышала тихий удивленный вздох, когда он закончил, как будто он только сейчас понял, что сказал. Быстрый взгляд в сторону подтвердил, что он поднял руку, как если бы хотел прикрыть свой рот.

– Простите, я, очевидно, слишком долго не бывал в обществе. Мне ни в коем случае не следовало...

– О, чепуха. – Кларисса отмела его извинения и с печальным вздохом откинулась на спинку кресла. – Это все правда. Я прекрасно знаю, что говорят люди. Они, похоже, думают, что я не только неуклюжа, но и глуха, потому что ничуть не тревожатся, когда говорят все это передо мной – или по крайней мере за своими веерами – достаточно громко, чтобы я все слышала. – Скорчив гримасу, она передразнила: – «О, посмотрите, вот она, бедняжка – Неуклюжая Кларисса!»

– Мне действительно жаль, – тихо произнес ее собеседник.

Кларисса снова отмахнулась от его слов, только на этот раз заметив, что он увернулся, как будто избегая удара по голове. Нахмурившись, она сцепила руки и положила их на колени, повторяя:

– Не нужно извиняться. По крайней мере вы сказали это мне в лицо.

– Да, но... – Мужчина, похоже, расслабился теперь, когда ее руки не размахивали во все стороны. – Вообще‑то это был больше вопрос. Мне хотелось знать, так ли это на самом деле?

Кларисса криво улыбнулась:

– А, ну, на самом деле я не слепа, как летучая мышь. В очках я могу видеть. Но моя мачеха забрала их. – Она сухо улыбнулась в сторону его смутного силуэта и пожала плечами. – Лидия, кажется, думает, что без них мне больше повезет зажечь огонь в сердце какого‑нибудь подходящего мужчины. Единственная проблема в том, что пока что я подожгла только парик лорда Прадомма.

– Простите? – удивленно переспросил незнакомец. – Парик Прадомма?

– Гм... – Кларисса откинулась на спинку стула и смогла даже хихикнуть от воспоминания. – Да. Хотя это была не только моя вина. Он знал, что я ничего не вижу без очков. Зачем же было просить меня поднести ближе свечу? – Кларисса замолчала и прищурилась в направлении своего собеседника. – Под париком он лысый, как бильярдный шар, не так ли?

Ей показалось, что мужчина кивнул, хотя трудно было сказать точно. Он издавал тихие сдавленные звуки, которые она не сразу распознала. Он изо всех сил пытается не расхохотаться!

– Давайте, – сказала Кларисса с улыбкой. – Смейтесь. Я тоже смеялась. Хотя и не сразу.

Мужчина слегка расслабился. Она даже почувствовала, как расслабляются его мускулы. Но он только тихонько хихикнул.

Кларисса снова прищурилась, стараясь сфокусироваться на его лице. Ей очень хотелось увидеть его лицо. Ей нравилось, как звучит его смех, и его голос, хрипловатый, но мягкий. Это действительно очень... привлекательно, решила она. И хотя Клариссе следовало бы отодвинуться, а не позволять его бедру при каждом движении соприкасаться с ее бедром, ей очень нравилось и это тоже; так что она сделала вид, что ничего не замечает.

– И как лорд Прадомм воспринял этот маленький инцидент?

Кларисса оставила попытки разглядеть его лицо и искренне улыбнулась.

– Не слишком хорошо. Он решил, что это все моя вина. Он обозвал меня несколькими довольно нехорошими словами. Думаю, он бы и ударил меня к тому же, но слуги вытолкали его из дома, – призналась она, слегка нахмурившись. Вздохнув, она добавила: – Разумеется, моя мачеха – Лидия – после этого прочла мне кучу лекций о том, что я должна и чего не должна делать с этого дня.

– Например?

– Под запретом практически все, – весело ответила Кларисса. – Вот смотрите: не есть на публике, не пить на публике... В сущности я вообще не должна ни к чему прикасаться на публике: свечи, цветочные вазы – что угодно. Я даже не должна ходить, если кто‑то не ведет меня.

– Но она не запрещала танцы?

– Нет. Ничего подобного. Но с другой стороны, ей и не пришлось. – Улыбка Клариссы померкла. Она помолчала. А потом попыталась объяснить: – Понимаете, у меня все в тумане; так что когда я кружусь, все, что я вижу, – это размытые цветные мазки и вспышки света вокруг. Я теряю равновесие и... – Она умолкла и пожала плечами, но почувствовала, как на лицо крадется румянец при воспоминании о последней отважной душе, пригласившей ее на танец. Все кончилось тем, что она опрокинула своего партнера, и в результате они оба оказались на полу. Очень стыдно.