Визит в абвер

Мысли текли свободно, ни что их не прерывало. Ромашов по-прежнему сидел спокойно и лишь изредка облокачивался на сиденье, словно намереваясь что-то сказать шефу. Но его голоса Баркель так и не услышал. И лишь перед тем, как подняться на борт поджидавшего «Хейнкеля», Баркель с не присущей ему мягкостью спросил:

— Сережа, вы ни о чем не жалеете?

— Жалеть? О чем, господин майор?

— Ну, хотя бы о том, что не воспользовались отпуском. Побывали бы в Берлине, в других наших городах.

— В Берлине я еще побываю, — сказал Ромашов с уверенностью, не оцененной Баркелем. — После долгожданной победы.

— Да, да, после победы, — поспешно подхватил шеф, отступая от трапа.

…Короткая летняя ночь поторапливала. Линию фронта бомбардировщик пересек, забравшись на безопасную высоту. Под его крыльями теперь расстилалась та самая земля, по которой целых три года маршировала германская оккупационная армия и на которую она еще надеялась вернуться. Там, далеко внизу, темень непроницаемо окутывала не возделанные и в эту весну поля, израненные фашистскими бомбами и снарядами перелески, разрушенные и сожженные селения, глухие лесные чащобы. В одном из белорусских лесов укрывался и отряд Шустера, поджидавшего его в эту ночь самолет. Из радиограммы, полученной от шефа, следовало, что на обозначенную кострами поляну будут сброшены взрывчатка, боеприпасы и продовольствие, а также радист Ромашов. За последним гауптману предписывалось установить строжайшее наблюдение. В случае малейших подозрений крайние меры принять самостоятельно.

Падая с пока еще не раскрывшимся парашютом, Ромашов сквозь полумрак различил внизу багровые точки костров. Огни разгорались все сильнее. Пространство, заключенное между ними, чернея, напоминало бездонный провал.

Над головой наконец-то захлопал вырвавшийся из-за спины купол парашюта. Завибрировали, подобно струнам, натянувшиеся стропы. Резкий внезапный рывок погасил скорость. Снижаясь уже с замедлением, Ромашов определил, что планирует он как раз туда, где должны поджидать его люди Шустера. Однако такая точность его не устраивала. От костров следовало уйти в сторону, и чем дальше, тем лучше. Только в этом случае, приземлившись, он успеет развернуть рацию и вызвать поисковую группу. Другой возможности сообщить Борцову координаты базы абверовского филиала у него не будет. Пеленгаторщики контролируют круглосуточно, и они конечно же сумеют поймать всплески его волны.

В эти считанные секунды Сергей испытывал то неповторимое чувство, которое приходит вместе с сознанием исполненного долга. Да, все, что было в его силах, на что у него хватило и ума, и мужества, он сделал. Возможно, на его месте кто-нибудь другой смог бы исполнить все точь-в-точь, как велел Борцов. Но справедливости ради надо сказать, что Павел Николаевич и не требовал слепо придерживаться его плана. Жизнь мудрее и хитрее даже видавших виды разведчиков, и ее поправки надо принимать с благодарностью.

Земля, озаряемая полыхающими кострами, приближалась…

Погасив парашют и сбросив с себя вещевой мешок, Ромашов опустился на колени и принялся настраивать рацию. Однако выйти в эфир со своими позывными он не успел: ветви ближнего куста шумно качнулись и из зарослей, пригибая сучья, выбрался солдат с автоматом наизготовку.

— Встать! Руки вверх! — громко скомандовал он. — Пограничный наряд.

Одновременно с противоположной стороны появился другой пограничник с двумя лычками на погонах, видимо, старший наряда.

— Обыщите его, — властно скомандовал он. — Оружие отобрать!

— Нет у меня никакого оружия, — сказал Сергей, не опуская рук.

— Это мы еще посмотрим. А разговорчики прекратить!

Конечно, оружия пограничники не обнаружили, а рацию тут же выключили.

— Соберите парашют и следуйте за нами, — приказал старший наряда. — Да чтоб без всяких штучек!

— Это меня вполне устраивает, — с необъяснимым спокойствием сказал Ромашов, что заставило пограничников переглянуться.

Глава двадцатая

Когда сержант Корнеев заступил на дежурство, ничто не предвещало особых событий. В двадцать два ноль-ноль прозвучала команда «отбой», так желанная солдатам. Офицеры тоже разошлись по палаткам. Дольше всех мерцал огонек в палатке Борцова. Но как только погас, на лесной дороге послышался треск мотоцикла. Частые дробные звуки с каждой секундой приближались… «Откуда он тут взялся? — забеспокоился сержант. — Катит прямиком на поляну». Корнеев выскочил навстречу, вгляделся в темень. За рулем мотоцикла он различил фигуру в камуфляжной форме. Мотоциклом управлял солдат, а за его спиной, в коляске, кто-то лежал, укрытый плащ-палаткой.

По знаку дежурного солдат притормозил.

— Товарищ сержант, — обратился он, заглушив мотор и спрыгнув на землю, — опять та же история.

— Что значит та же? Докладывать разучились?

— Так я говорю, что тогда, ну, еще в самом начале так же было. И мотоцикл с коляской, и немецкая рация, и шпион. Самый натуральный…

— О каком шпионе вы говорите? Кто задержал?

— Наша засада, товарищ сержант. В березовой роще.

— А что это он у вас там разлегся? Отсыпается, что ли?

— Да нет же… Это мы его к коляске прикантовали. Чтоб не утек. А голову накрыли, чтоб не видел, куда везу.

Корнееву пришлось поднять начальника заставы, а тот в свою очередь разбудил Борцова. Стали разбираться с задержанным. Действительно, назвался радистом гауптмана Шустера. Это за ним в последние дни охотились. Пеленгаторщики Тимохина засекли несколько точек, в том числе березовую рощу, выставили засады. И вот он попался на месте преступления. Ошеломленный случившимся, немец долго не запирался. С базы он выехал в полночь, чтобы передать в абвер срочную радиограмму. Ее содержание, конечно, зашифровано, но радисту гауптман сказал, что надо готовиться к приему каких-то грузов, самолет прибудет в следующую ночь. Место, куда он сбросит груз, надо обозначить костром. Вот, собственно, и все.

— Радиограмму отправим по назначению, — неожиданно для начальника заставы решил Борцов. — И немедленно.

— А вдруг… — начал было капитан, с нескрываемым подозрением взглянув на радиста. — Они же это умеют. Лишняя точка или запятая…

— В радиограмме ничего лишнего не будет, — поручился Борцов.

— Ни точки, ни запятой.

— Да мы ж его в первый раз видим, — стоял на своем Самородов.

— Сеанс связи с абверкомандой проведет радист, которому и вы уже доверяете.

— Ганс Деффер?

— Вот именно… Пришлите его ко мне.

Явившись к подполковнику, Деффер с первого же взгляда узнал своего коллегу. Еще бы не признать— ведь работал и бок о бок. Обменялись приветливыми взглядами, пожали руку друг другу. Вот уж не гадали так встретиться. За линией фронта, в советском тылу!

Деффер и в этот раз честно справился с ответственным поручением. Демшина, контролировавшая передачу от начала и до конца, подтвердила, что шифровка ушла без искажений.

— Ну а теперь все свободны, — объявил Борцов, выкраивая для себя время. План предстоящих действий, по его мнению, нуждался в кое-какой корректировке.

Свет в палатке подполковника горел и после полуночи. А на рассвете колесо завертелось. Сержант Корнеев сначала поднял, словно по тревоге, чутко спавшего Ганса Деффера, а затем побежал будить начальника заставы.

— Что, тревога? — вскочил Самородов с постели, будто и не спал.

— К товарищу подполковнику… Срочно…

«Что еще там случилось? — думал капитан, шагая по росистой траве. — Подполковник зря не побеспокоит. Что же? Срочная шифровка из Центра? Опять те же вопросы: "Где Шустер? Когда с ним справитесь?" Вопросы законные, вся эта история слишком затянулась. Действительно, когда? Может быть, уже скоро, а? Последние события позволяют на это надеяться».

Но, увидев в палатке ефрейтора Деффера, капитан понял: «молнии» из Москвы, конечно, не было, а причина вызова скорее всего в какой-то новой задумке Борцова. Безусловно, Деффер имеет к ней прямое отношение. Неужто ефрейтор дождался своего звездного часа? Пришло время и ему сказать свое слово? Он все настойчивее, хоть и не без сомнений, предлагал поисковой группе свои услуги, а подполковник давал ясно понять, что, если того потребует обстановка, о нем вспомнят. «Возможно, именно сейчас, возникла та самая обстановка».