Страница 17 из 44
ВОРОН [67]
Как-то в полночь, утомленный, я забылся, полусонный, Над таинственным значеньем фолианта одного; Я дремал, и все молчало… Что-то тихо прозвучало — Что-то тихо застучало у порога моего. Я подумал: «То стучится гость у входа моего — Гость, и больше ничего». Помню все, как это было: мрак — декабрь — ненастье выло — Гас очаг мой — так уныло падал отблеск от него… Не светало… Что за муки! Не могла мне глубь науки Дать забвенье о разлуке с девой сердца моего, — О Леноре, взятой в Небо прочь из дома моего, — Не оставив ничего… Шелест шелка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах — Чуткой, жуткой, странной дрожью проникал меня всего; И, смиряя страх минутный, я шепнул в тревоге смутной: «То стучится бесприютный гость у входа моего — Поздний путник там стучится у порога моего — Гость, и больше ничего». Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу, Восклицая: «Вы простите — я промедлил оттого, Что дремал в унылой скуке — и проснулся лишь при стуке, При неясном, легком звуке у порога моего». — И широко распахнул я дверь жилища моего — Мрак, и больше ничего. Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая В ощущеньях, человеку незнакомых до того; Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного, И единственное слово чуть прорезало его — Зов: «Ленора…» — Только эхо повторило мне его — Эхо, больше ничего… И, смущенный непонятно, я лишь шаг ступил обратно — Снова стук — уже слышнее, чем звучал он до того. Я промолвил: «Что дрожу я? Ветер ставни рвет, бушуя, — Наконец-то разрешу я, в чем здесь скрыто волшебство — Это ставень, это буря: весь секрет и волшебство — Вихрь, и больше ничего». Я толкнул окно, и рама подалась, и плавно, прямо Вышел статный, древний Ворон — старой сказки божество; Без поклона, смело, гордо, он прошел легко и твердо, — Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего И вверху, на бюст Паллады, у порога моего Сел — и больше ничего. Оглядев его пытливо, сквозь печаль мою тоскливо Улыбнулся я, — так важен был и вид его, и взор: «Ты без рыцарского знака — смотришь рыцарем, однако, Сын страны, где в царстве Мрака Ночь раскинула шатер! Как зовут тебя в том царстве, где стоит Ее шатер?» Каркнул Ворон: «Nevermore». Изумился я сначала: слово ясно прозвучало, Как удар, — но что за имя «Никогда»? И до сих пор Был ли смертный в мире целом, в чьем жилище опустелом Над дверьми, на бюсте белом, словно призрак древних пор, Сел бы важный, мрачный, хмурый, черный Ворон древних пор И назвался «Nevermore»? Но, прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово, Точно в нем излил всю душу, вновь замкнул ее затвор. Он сидел легко и статно — и шепнул я еле внятно: «Завтра утром невозвратно улетит он на простор — Как друзья — как все надежды, улетит он на простор…» Каркнул Ворон: «Nevermore». Содрогнулся я при этом, поражен таким ответом, И сказал ему: «Наверно, господин твой с давних пор Беспощадно и жестоко был постигнут гневом Рока И отчаялся глубоко и, судьбе своей в укор, Затвердил, как песню скорби, этот горестный укор — Этот возглас: «Nevermore…» И, вперяя взор пытливый, я с улыбкою тоскливой Опустился тихо в кресла, дал мечте своей простор И на бархатные складки я поник, ища разгадки, — Что сказал он, мрачный, гадкий, гордый Ворон древних пор, — Что хотел сказать зловещий, хмурый Ворон древних пор Этим скорбным «Nevermore…» Я сидел, объятый думой, неподвижный и угрюмый, И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор; Мысль одна сменялась новой, — в креслах замер я суровый, А на бархат их лиловый лампа свет лила в упор, — Ах, на бархат их лиловый, озаренный так в упор, Ейне сесть уж — nevermore! Чу!.. провеяли незримо, словно крылья серафима — Звон кадила — благовонья — шелест ног о мой ковер: «Это Небо за моленья шлет мне чашу исцеленья, Благо мира и забвенья мне даруя с этих пор! Дай! — я выпью, и Ленору позабуду с этих пор!» Каркнул Ворон: «Nevermore». «Адский дух иль тварь земная, — произнес я, замирая, — Ты — пророк. И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор Занесли тебя, крылатый, в дом мой, ужасом объятый, В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор, — Говори: пройдет ли рана, что нанес его топор?» Каркнул Ворон: «Nevermore». «Адский дух иль тварь земная, — повторил я, замирая, — Ты — пророк. Во имя Неба, — говори: превыше гор, Там, где Рай наш легендарный, — там найду ль я, благодарный, Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, — Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?» Каркнул Ворон: «Nevermore». «Если так, то вон, Нечистый! В царство Ночи вновь умчись ты. Гневно крикнул я, вставая: «Этот черный твой убор Для меня в моей кручине стал эмблемой лжи отныне, — Дай мне снова быть в пустыне! Прочь! Верни душе простор! Не терзай, не рви мне сердца, прочь, умчися на простор!» Каркнул Ворон: «Nevermore». И сидит, сидит с тех пор он, неподвижный черный Ворон, Над дверьми, на белом бюсте, — там сидит он до сих пор, Злыми взорами блистая, — верно, так глядит, мечтая, Демон, — тень его густая грузно пала на ковер — И душе из этой тени, что ложится на ковер, Не подняться — nevermore! вернуться67
Перевод Altalena
(В. Жаботинского)