Страница 8 из 25
4
ОСУЖДЕННЫЙ ГОРОД
Смотри! Там Смерть воздвигла трон, Где старый город погружен На дымном Западе в свой сон, Где добрый и злой, герой и злодей Давно сошли в страну теней. Дворцы, палаты, башни — там Так чужды нашим городам! Не вносят наши свой убор Так адски сумрачно в простор! Не дрогнет строй промшенных башен; Не тронет ветер с моря — пашен; И воды, в забытьи немом, Покоются печальным сном. Все те же — только небеса, Где звезд блистают диадемы; Взор дев равняем с ними все мы, Но там! там женские глаза Столь горестны, что их сравненье С звездой — сошло б за оскорбленье! Там ни единый луч с высот Над долгой ночью не блеснет. Лишь блеск угрюмых, скорбных вод Струится молчаливо к крышам, Змеится по зубцам и выше, По тронам, — брошенным беседкам, — Изваянным цветам и веткам, — По храмам, — башням, — по палатам, — По Вавилону — сродным скатам, — Там, где святилищ длинный ряд, Где, фризом сплетены, висят Фиалки, — маски, — виноград. Открытых храмов и гробов Зияет строй у берегов, Но все сокровища дворцов, Глаза алмазные богов, И пышный мертвецов убор — Волны не взманят: нем простор. И дрожь, увы! не шелохнет Стеклянную поверхность вод. Кто скажет: есть моря счастливей, Где ветер буйствует в порыве! С тенями слиты, башни те Висят как будто в пустоте, А с башни, что уходит в твердь, Как Исполин, вглубь смотрит Смерть. Но что же! воздух задрожал; Зыбь на воде, — поднялся вал, Как будто, канув в глубину, Те башни двинули волну, И крыши башен налету Создали в небе пустоту. Теперь на водах — отблеск алый, Часы — бессильны и усталы; Когда ж, под грозный гул, во тьму, Во глубь, во глубь весь город канет, С бесчетных тронов Ад восстанет С приветствием ему, И Смерть в страну у знойных вод Свой грозный трон перенесет.5
АЙРИНА
Поет луна, звезда колдуний: — Вот полночь в сладостном Июне. Рой снов крылатых с высоты Сомлел на веках Красоты, Иль на челе ее ведет В старинных масках хоровод, И в локоны, что зыбко свисли, Он впутал облики и мысли. Дурманный пар наитий, мглистый, Плывет от кроны золотистой. Высь башен тает, чтоб уснуть, Туманом окружая грудь Как Лета (видишь!), дремлют воды Сознательно в тиши природы, Чтоб не проснуться годы, годы! Вдыхает розмарин могила; На волнах лилия почила; И ели, там и сям, в тумане, Чуть зыблясь, шепчут песню, пьяны, Дубам хмельным, но одиноким, Склоненным к пропастям глубоким. Вкусила Красота покой, Раскрыв окно на мир ночной. Айрина спит — с своей судьбой. Лучи ей на ухо поют: «Прекрасная! зачем ты тут? Твой странен вид, — странны ресницы, Твой странен локон, чт о змеится. Ты, чрез моря, пришла откуда, Дубам суровым нашим — чудо? Чем ветер мнил тебе служить, Окно спеша на мглу открыть, Чтоб, сквозь него, тебе напели Твой сон хмельной напевы елей, Качая пурпур балдахина, Как знамя, над тобой, Айрина? Прекрасная! проснись! проснись! Во имя Господа проснись! О странно, странно, как, взрастая И тая, ждет здесь тень цветная!» Айрина спит. Спать мертвым тоже, Пока любивших горе гложет. Дух в летаргии длит молчанье, Пока в слезах — Воспоминанье. Но вот — две-три недели минут; Улыбки с уст унынье сдвинут. Дух, оскорблен, стряхнув истому, Прочь реет, к озеру былому, Где, меж друзей, он, в дни былые, Купался в голубой стихии; Там из травы, никем не смятой, Плетет венок, но ароматы С чела прозрачного ветрам Поют (внемлите тем словам!): «Увы! увы!» — Тоской объятый, Дух ищет прежние следы В спокойной ясности воды; Их не найдя, летит в бездонность, В неведомую углубленность. Айрина спит. О, если б сон Глубок мог быть, как долог он! О! только б червь не всполз на ложе! Тогда, — о, помоги ей, Боже! — Пусть навсегда сон снидет к ней, И спальня станет тем святей, А одр — печальный мавзолей! Пусть где-то в роще, древней, темной, Над ней восстанет свод огромный, Тот склеп, в чьи двери из металла Она, дитя, кремни метала, Привыкнув тешиться, ребенком, Их отзвуком чугунно-звонким, Те двери (вход иного мира), Что, словно два крыла вампира, Вскрывались грозно, в глубь свою Вбирая всю ее семью!6
ПЭАН
Как реквием читать, — о смех! — Как петь нам гимн святой! Той, что была прекрасней всех И самой молодой! Друзья глядят, как на мечту, В гробу на лик святой, И шепчут: «О! Как красоту Бесчестить нам слезой?» Они любили прелесть в ней, Но гордость кляли вслух. Настала смерть. Они сильней Любить посмели вдруг. Мне говорят (а между тем Болтает вся семья), Что голос мой ослаб совсем, Что петь не должен я, И что мой голос, полн былым, Быть должен, в лад скорбей, Столь горестным, — столь горестным, — Что тяжко станет ей. Она пошла за небосклон, Надежду увела; Я все ж любовью опьянен К той, кто моейбыла! К той, кто лежит, — прах лучших грез, Еще прекрасный прах! Жизнь в золоте ее волос, Но смерть, но смерть в очах. Я в гроб стучусь, — упорно бью, И стуки те звучат Везде! везде! — и песнь мою Сопровождают в лад. В Июне дней ты умерла, Прекрасной слишком? — Нет! Не слишком рано ты ушла, И гимн мой буйно спет. Не только от земли отторг Тебя тот край чудес: Ты видишь больше, чем восторг Пред тронами небес! Петь реквием я не хочу В такую ночь, — о нет! Но твой полет я облегчу Пэаном древних лет!