Страница 99 из 116
Но в Апулии драма гражданской войны началась с фарса.
Сбежав с родины из страха перед наказанием за совершенные преступления, ища какую-нибудь гавань, где они могли бы сесть тайком от французов на корабль, в деревню Монтеязи прибыли Дечезари, бывший лакей, Боккечампо, солдат-дезертир, Колонна, разоблаченный мошенник, и Корбара, клейменый вор.
Чтобы обеспечить себе помещение в квартире управителя Джирунды, Дечезари рассказал хозяйке под строжайшим секретом, будто среди его спутников находится наследный принц Франц Неаполитанский. Джирунда, прожженный плут, узнав об этом от жены, подхватил ложь. Учитывая легковерие и фанатизм населения, они решили организовать восстание в пользу Бурбонов, с тем чтобы на их долю выпала знатная пожива. Корбара должен был изображать наследного принца, Колонна — его камергера, Боккечампо — брата испанского короля, Дечезари — герцога Саксонского, тогда как на долю Джирунды досталась роль предтечи, свидетеля и герольда.
Джирунда с утра взялся за дело; он сообщил знакомым, что у него в доме тайно остановились принцы, и разъяснил им, какое счастье ожидает всех, кто примкнет теперь к правому делу. Ему поверили. Народ собрался перед домом и предложил себя «принцам» в качестве слуг и борцов. Их проводили в ближайшее местечко, а затем и далее, и повсюду была повторена та же игра, везде их встречал тот же успех.
Общее доверие было подкреплено архиепископом Отрантским. Епископ сразу распознал обман, потому что давно знал наследного принца и сопровождал его год тому назад в путешествии по Апулии. Тем не менее он не стал разоблачать ложь, от которой ждал пользы для дела роялизма. Он даже поощрил этот обман, убеждая с кафедры, что каждый должен верить в подлинность принца, а внешнюю перемену в нем надо приписать тяготам войны и пережитому из-за несчастья королевской семьи.
Теперь уже никто не осмелился сомневаться. Каждому, кто не присоединялся к общему ликованию, народ грозил смертью.
Корбара использовал благоприятный момент; он стал конфисковывать имущество республиканцев, сменять власти, опустошать общественные кассы. Затем, поделившись добычей, он отплыл на Корфу под предлогом поиска подкреплений. После долгих приключений, прибыв в Палермо, он был милостиво принят Фердинандом в качестве освободителя Апулии. Боккечампо, Дечезари остались в качестве «генералов короля» на месте, собирали войска, устраняли всех, кто им противился. Они приказали посадить в тюрьму тарентского архиепископа Канечелятро, проповедовавшего о мире, и казнили республикански настроенного потенского епископа Сер-рао.
В конце концов они были разбиты французскими войсками около Бари, Боккечампо был взят в плен и отвезен в Анкону, тогда как Дечезари спасся бегством к кардиналу Руффо. Кардинал принял его, улыбаясь, упрекнул в обмане и назначил командиром двух дивизий «Армата кристиана» — «Христианской армады».
«Христианская армада»!
Руффо последовал за двором в Палермо, снова выдвинул свой план вернуть Неаполь через Калабрию. Только теперь, наученный первой неудачей, он оставил мысль возбудить личный интерес Фердинанда к этому делу. Он хотел лишь заполучить доверенность от короля, чтобы иметь возможность начать войну на законных основаниях.
Фердинанд, совершенно рассорившийся с супругой после сцены трусости на судне и лишь небрежно и мимоходом посвящавший теперь Марию-Каролину в государственные дела, никого не позвал на совет, сразу согласился с пожеланием кардинала и приказал Актону изготовить требуемую Руффо доверенность и представить ее к подписи.
Этой доверенностью-указом кардинал назначался генерал-наместником королевства Неаполь; ему предоставлялось право пользоваться всякими средствами, его власть была почти ничем не ограничена.
Актон взволновался. Неужели враждебная Англии партия все-таки восторжествует? И разве для Англии не пропадет вся выгода от сицилийской затеи, если Руффо станет якорем спасения Бурбонов?
Актон в полном отчаянии пришел к сэру Уильяму, чтобы посоветоваться с ним, Эммой и Нельсоном.
Нельсон пренебрежительно оценил шансы кардинала, Гамильтон поддержал его: как это может случиться, чтобы невежественный в воинском искусстве священник справился при помощи трусов из простонародья с опытным воином Шампионе?
Но Эмма возразила им.
Конечно, все эти люди были без всякого образования и жили лишь удовлетворением низменнейших инстинктов, но, если направить их как следует, их слепой фанатизм способен возгореться до самой безудержной храбрости и полной самоотверженности. А ведь кому, как не Руффо, знать свой народ? В руках хитрого, хладнокровного, одетого в пурпур кардинала народ станет послушным орудием его планов!
Так говорила Эмма, и Актон, а также сэр Уильям согласились с нею. Несколько часов подряд они пытались придумать план, как бы погубить предприятие Руффо; но увы! Теперь, когда Фердинанд не подвергался личной опасности, его нельзя было переубедить. Единственное, что можно было сделать, — это подстроить кардиналу как можно больше затруднений: быть может, удастся так урезать обещанную денежную поддержку, что он сам откажется от выполнения своего плана…
Эмма иронически высмеяла эту политику мелочных средств. Так нельзя было добиться чего-либо от Руффо; надо было парализовать не желание Руффо провести свой план, а его попытку использовать свой успех против Англии. В указ о его полномочиях хорошо бы вставить какую-нибудь незначительную, на первый взгляд, оговорку, которая поставила бы его в зависимость от Палермо и позволила бы в любой момент удержать его руку, пойти наперерез его планам, объявить недействительными его распоряжения. Чтобы побудить короля к такой предосторожности, Актону достаточно было пробудить в нем подозрительность. Разве Руффо не прославился еще в Риме в качестве интригана? Он был похож на кондотьеров средневековья, которые пользовались могуществом своих наемных войск, чтобы свергнуть с трона доверившихся им государей и возвести на этот трон самих себя или свои креатуры. Разве сам он не происходил из древнейшего рода Италии, достаточно древнего, чтобы дать стране новую династию? Для самого себя он, может быть, и не мечтал о троне, но разве у него не было брата, этого могущественного, богатейшего герцога ди Баранелло, который странным образом остался в Неаполе, несмотря на все ужасы революции? Быть может, в тайном согласии с кардиналом герцог добивался народного расположения, старался все более и более убедить неаполитанцев в окончательном крушении Бурбонов? А потом, когда Руффо победит… трон святого Петра был оттеснен, Папа стар и болезнен, кардинал Руффо — член конклава… почему бы этому влиятельному князю церкви не попытаться привлечь на свою сторону наследника Пия VI и не добиться от него признания новой династии?
Все это можно было предупредить.
Увлекшись чисто художественной задачей воплощения своей идеи, Эмма говорила в страстном тоне, в том искрящемся опьянением радостью собственной силы, в том восторге от легкой игры ума, который все чаще овладевал ею после Абукира. Но в то время как Актон и сэр Уильям с восторгом поддакивали ей, взор Нельсона остановился на ней с мучительным изумлением, И ей сразу пришло в голову, насколько уже погрязла она в тине лжи и обмана.
И все-таки… Разве он не понимал, что она борется только за него? Что только для него она придумывала западню Руффо? Лишь Нельсон должен вернуть Бурбонов в Неаполь; ему одному должна принадлежать слава этого деяния, благодарность отечества. Так что за важность, если она взвалит на себя еще одну-другую ложь… она, которая и без того запятнана?
Фердинанд для указа о полномочиях нового генерал-наместника всецело использовал текст, указанный самим Руффо, и только сделал самое пустяшное, на первый взгляд, добавление:
«Ваша эминенция соблаговолит посылать мне регулярные отчеты обо всем, что Вам удалось совершить в пределах данного Вам поручения и что Вы собираетесь сделать, чтобы в случае, если позволит время, Вы могли получить мои заключения, решения и приказания».