Страница 21 из 87
Глашатаи выглядели несколько раздраженными, но теперь Питтак шагнул им навстречу, и все мы поприветствовали его. Кое-кто даже позволил себе непристойные шуточки. Затем оба соперника, после кратенькой словесной перепалки, шагнули к роковому месту — и тут мы все увидели, что солнце светит из-за плеча Фринона прямо в лицо Питтаку. Как ты помнишь, это было чудесным ранним утром. Питтак опустил левую руку, на которую был надет щит, и встал в ожидании, точно ручной медведь.
Затем глашатаи отступили, прозвучал сигнал трубы, и события стали разворачиваться очень быстро. Фринон выбросил вперед свой меч и кинулся на противника. Питтак отскочил в сторону, направил свой ярко начищенный щит прямо в лицо сопернику, тут же вытащил рыболовную сеть, которую прятал за щитом, и прежде чем ослепленный Фринон смог опомниться, он забился в сетях, словно пойманный кабан. Чем дольше Фринон бился и ревел, тем больше запутывался. Он обзывал Питтака недоноском, сыном грязной паскудной шлюхи — что, впрочем, было весьма глупо с его стороны, потому как вполне возможно, что так оно и есть на самом деле. Тут Питтак нанес ему решающий удар мечом, пронзив насквозь, да так, что захрустели ребра. Вот как все было.
В комнате на мгновение воцарилась тишина.
Наконец моя мать сказала:
— Конечно же афиняне отказались признать такую победу?! — По голосу ее было понятно, что она отказалась бы.
Археанакс рассмеялся:
— А что им оставалось делать? Не признали бы — выглядели бы совсем полными глупцами.
— Я имела в виду вовсе не то.
— Простите, я не совсем понимаю…
— Но ведь есть же общепринятые законы поведения в таких случаях…
— Разве? — сказал Археанакс. — Я не знал. А мне-то кажется, что главным в поединке как раз является вывести противника из игры и не позволить ему причинить тебе вред. Если он окажется более глупым и ограниченным, чем ты, пусть пеняет только на себя.
Археанакс раскраснелся — на него явно стало действовать винцо.
— Откуда вы набрались таких мыслей, молодой человек? — спросила моя мать. — Право, не этого я ожидала бы от любого представителя благородного семейства. У нас есть определенные ценности, и мы не можем отказаться от них. Это было бы равносильно предательству наших идеалов.
Когда моя мать по-настоящему сердится, ей хочется казаться еще и напыщенной. Но боюсь, ее хватало только на банальности.
— Если я обидел вас, госпожа Клеида, — вставая, сказал Археанакс, — позвольте принести мои покорнейшие извинения.
— Погоди, я тебя так просто не отпущу, — с легкостью сказала тетушка Елена. — Во-первых, мы не дослушали конца этой истории, а во-вторых, ты не пообедал.
— Боюсь, конец получится довольно скучным. После одного-двух дней перебранки стороны согласились на перемирие, чтобы разобраться с обстоятельствами дела.
— Стало быть, война окончена, — сказала тетушка Елена.
— Похоже на то, — ответил Археанакс, и это прозвучало очень бодро. — Если все будет благополучно, вернемся к сбору винограда.
— Хорошо, — сказала мама. — А кто же выступит арбитром между Афинами и Лесбосом?
— С этим вопросом обращались к коринфскому царю Периандру [55]. Кажется, он дал согласие.
— По-моему, он не более достоин царского звания, чем любой из моих подметальщиков. Это самый обычный тиран.
— Он истинный наследник своего отца, — сказала тетушка Елена, — в связи с ним встает весьма щекотливая проблема. Сколько требуется поколений для легитимизации династии? Каков рецепт получения королевской крови?
Археанакс прокашлялся, качнулся и сказал:
— Прошу прощения. Мне еще в одном месте надо побывать.
Тетушка Елена протянула ему руку для поцелуя:
— Была так рада видеть тебя, братец. Когда отплывешь?
— Боюсь, что уже завтра.
— Ну что ж. Передай своему полководцу мой привет, — ее губы на мгновение сжались, — и мои поздравления.
Юноша взял свою палку и направился за провожавшим его рабом. Обе женщины смотрели ему вслед. Похоже, его уход был для них очень некстати.
Когда он удалился, моя мать, все еще не преодолевшая приступа раздражения, сказала:
— Да, ничего себе — Периандр!
— Могло быть и хуже.
— Да что с него возьмешь! Торгаш, он и есть торгаш.
— Ты, видимо, забыла, что здесь сложные споры о торговле. Даже несмотря на гробницу Ахилла.
— Но ведь не все же измеряется деньгами, — сказала мать.
— Так можно рассуждать, когда они есть.
Спорщицы переглянулись.
— Кроме того, — насмешливо сказала мать, — нельзя ожидать справедливости от человека без всякой морали и принципов.
— Что ты имеешь в виду? — спросила тетушка Елена.
— Ты прекрасно знаешь что, — сказала матушка, и в голосе ее зазвучало неприятное шипение, являющееся признаком ярости. — Он и его мать…
— Может, ты еще была с ними в одной постели? — пренебрежительно бросила тетушка Елена. — Ну почему люди готовы верить любой ерунде, если только она имеет хоть какое-то отношение к плотским утехам?
— Может быть, у них на то есть основания.
— Ну что ж, возможно. Ну, на самого Периандра мне в общем-то наплевать. Но главное, за что он мне так отвратителен, коль скоро мы уж заговорили о вопросах морали, — это за его неуправляемый нрав. Человек, который способен избить свою жену ногами до выкидыша, после которого она вскоре умирает, — и все из-за гнусной сплетни, рассказанной ему наложницей, — такого едва ли можно назвать человеком с мужским характером. Впрочем, я вижу, что не это главное, из-за чего ты отвергаешь его.
При этих словах я слегка икнула: тетушка Елена обернулась и увидела меня. Просто удивительно, как быстро может меняться ее настроение. Она улыбнулась по-настоящему теплой улыбкой и сказала:
— Милочка, и не скучно тебе было выслушивать всю эту чушь? Сходи-ка лучше на кухню, скажи, чтоб грели обед.
Я кивнула, будучи не в силах произнести ни слова, — я была рада, что появился повод уйти. Матушка ничего не сказала. Она никогда не вспоминала об этом эпизоде и не возражала против того, чтобы тетушка Елена отдавала мне распоряжения (хотя прежде это приводило к первоклассным распрям). Я стала задумываться — а знаю ли я о ней вообще хоть что-нибудь? А вдруг я всю жизнь живу под одной крышей с опасной, непостижимой чужачкой, готовой нанести мне удар как раз тогда, когда я уязвимее всего, и лелеющей мое доверие к ней только затем, чтобы в конце концов его предать?..
Последнее письмо, которое Питтак прислал мне перед самым возвращением из Троады, оказалось несколько более длинным, чем предыдущие.
«Представляешь, мы имели возможность наблюдать тирана на близком расстоянии, — писал он. — Это поучительно, но, знаешь, слегка щекочет нервы, когда он ведет разбирательство по твоему делу. Впрочем, у нашего экземпляра имеется болезненный нарыв на носу, доказывающий, что он отнюдь не застрахован от недугов, коим подвержены все простые смертные. К тому же он на удивление скучен, как и всякий торгаш, которому взбредет в голову порассуждать об искусстве, чтобы показать свой кругозор.
Возможно, до тебя доходили слухи, что за людоед этот Периандр, но в этом отношении он нас всех разочаровал. Оказывается, у него нет привычки лакомиться детишками перед завтраком (кстати сказать, для тирана у него слишком слабое пищеварение) и он явно более всего озабочен тем, чтобы не оскорбить ни одну из спорящих сторон. Поскольку его советники по торговле провели немало времени в обсуждении выгод торговых соглашений как с нами, так и с афинянами — и притом совершенно беспристрастно, — мне ясны его побуждения. Между нами говоря, я даже отношусь к ним с уважением. Так что на будущий год в митиленской гавани будет куда больше коринфских торговых судов. От них нам прибудет больше пользы, чем от всех этих поединков и военных столкновений, которые мало того, что стоят огромных денег, так еще и не приносят того удовлетворения, которого ожидаешь от них.
55
Периандр — сын и последователь Кипсела. Приблизительно с 627 г. до н. э. — тиран Коринфа, умер в 586 г. до н. э. Во время его правления Коринф достиг хозяйственного и культурного расцвета. Он основал Истмийские игры. Друг поэта Ариона.
Периандр создал сильный флот. Строительство волока судов через Истм позволило Коринфу монополизировать торговлю между Западом и Востоком греческого мира. Позднеантичная традиция причисляла Периандра к Семи мудрецам.