Страница 36 из 49
— Значит, через месяц? — уточнил Сикорски, возвращаясь к прерванной теме.
— Да. Или немного раньше, все зависит от того, как быстро мы сделаем ментоскопию первой волне учеников Города Просвещения и, конечно, от ее результатов. Но только можно ли мне уезжать? Как у вас дела, Рудольф? Не понадобится ли вам мое присутствие здесь, в Районе реморализации, или в столице? Я ведь даже не знаю, сколько времени займет мое путешествие, но парой дней в любом случае не обойтись — далековато все-таки.
— Далековато, — согласился Странник, — даже если к истокам Голубой Змеи вы не поедете, а полетите. Ты можешь мне понадобиться здесь — я ведь не пророк и не знаю, что будет завтра, — но твой визит к горцам важнее. Поезжай, а я без тебя обойдусь — обходился же я как-то без тебя до твоего шального здесь появления и пока ты на Земле повышал свою профессорскую квалификацию. Однако не задерживайся в гостях дольше необходимого: здешняя тишина обманчива, и случиться может что угодно. И как бы мне не пришлось использовать «право, данное нам» КОМКОНом.
— Не суетись, Епископ, не егози. Назад дороги нет, или-или.
— Я знаю, Меценат. Мне просто как-то так не очень по себе…
— А как ты хотел? Воевода, какие части столичного гарнизона нас поддержат?
— Никакие. Если бы речь шла только о разгоне этого сборища болтунов, именуемого Временным Советом, легионеры охранной бригады подчинились бы приказу, но Странник — Странник слишком популярен, особенно после разгрома десанта Островной Империи. Армия скорее поднимет на штыки нас, чем выступит против него. Массаракш, мне иногда кажется, что его выхаркнула какая-то преисподняя — он не человек, он демон в человечьем обличии.
— Оставь мистику и теологию Епископу, Воевода, он у нас специалист по этой части. Что с планом ядерного теракта?
— Удар атомным боеприпасом по Департаменту Странника невозможен. По многим причинам, перечислять не буду, времени нет.
— Хм. Ты по-военному лаконичен. Ладно, а что скажет Кредитор?
— Обвалить всю финансовую систему — и всю экономику — мы можем в считанные часы. Предъявление к немедленной оплате всех кредитов, замораживание счетов, лавинная эмиссия денежных знаков. Итог — хаос. Стихийный — мы можем замутить воду, но сыграть роль хищной рыбы, резвящейся в этой мутной воде, — вряд ли.
— Ты пессимист, Кредитор.
— Я реалист, Меценат.
— Святой Мак…
— Что Святой Мак, Епископ?
— Он ересиарх. Народное негодование — большая сила, Меценат, особенно если умело ее направить. Людям достаточно сказать «Вот он, враг, он во всем виноват!», а дальше…
— Нужно еще сказать это так, чтобы тебя услышали, Епископ.
— Да, Меценат, именно так. Если бы работали башни…
— Башни в рабочем состоянии. Не так ли, Ментор?
— Да, Меценат. Дело за малым — нужен генератор как источник первичного сигнала. А ретрансляция — технически это несложно. Во всяком случае, столицу мы накрыть сможем.
— У Странника под рукой сотни мобильных излучателей! Он же в считаные минуты затопит весь город «черным» полем! Или «серым», а потом по улицам пройдут его детишки, заботливо соберут все «бревна» и сложат их в поленницу… за Голубой Змеей. А самые ценные поленья — нас с вами — Странник тут же отправит в печь! Думаете, он слепой или питает относительно нас какие-то иллюзии? Как бы не так! Он все видит — он же не человек, он дьявол ушастый!
— Без истерик, Воевода. Мне нравится идея Епископа…
— Народное возмущение? Не совсем понимаю твою мысль, Меценат.
— Святой Город. Странника надо отвлечь. Если народный гнев обрушится на гнездо ереси, Странник непременно бросится спасать свое детище, а мы в это время… Улавливаете?
— Толпы разгневанных горожан полягут под излучением, как трава под косой, будь их там хоть тысяча, хоть сто тысяч.
— Не полягут, если их «подкормить». А если Странник устроит массовую бойню, это не добавит ему популярности — на его голову падет кровь невинных.
— Подкормить? Что ты имеешь в виду, Меценат? Поясни.
— У нас есть Ментор. Он у нас большая умница, и у него есть умельцы, которые очень любят деньги. И эти его ученые техники-умельцы уже заканчивают свою работу…
Глава 7
ВСКИПЕВШАЯ МУТЬ
Зов пришел.
В огромном многомиллионном городе что-то неуловимо изменилось, изменилось сразу и вдруг, как будто в стоячий пруд капнули отраву, она расползлась, и обитатели пруда — рыбы, раки, лягушки — почуяли присутствие в воде чего-то чужеродного и забеспокоились. Люди замирали на полуслове, замирали на бегу, замирали на вздохе: рабочий — не сняв со станка готовую деталь, клерк — не положив в папку очередную бумагу, продавец — не дав покупателю сдачу. Люди замирали, слушая неясный тихий шепот, шедший непонятно откуда; они замирали, чтобы лучше слышать, и шуршащий шелест становился разборчивей, и шорох складывался в слова, слова превращались в образы, а образы вползали в сознание и располагались там по-хозяйски.
Зов пришел, и нашел отклик.
Он касался зудевших болячек, он пробуждал раздражение, накопившееся за годы, он бередил ноющие раны, он раздувал искры, тлевшие под слоем сизого пепла. Шепот набирал силу, он звучал все громче, он расправлял крылья, он становился голосом, переходящим в крик. И этот шепот-голос-крик давал ответ на вопрос, мучавший и не дававший покоя: кто виноват.? Неведомый голос очень доходчиво разъяснял, кто виноват в том, что разжиревшие буржуи ездят на роскошных авто, не соблюдая никаких правил; что нет правды и порядка; что законы не соблюдаются, а если и соблюдаются, то для всех по-разному; что миллионы людей голодают; что денег не хватает на самое необходимое; что по улицам страшно ходить не только вечером, но даже днем; что дети отбились от рук, а жена не обращает на тебя внимания.
И легче всего Зов находил дорогу к сердцам тех, в ком дремало темное начало, кто привык считать, что все можно решить грубой силой, топором и пулей, — надо только знать, в кого стрелять и кому рубить головы. Пусть прольется кровь, в которой утонут все обиды; пусть вспыхнет пламя, в котором они сгорят, а потом… Что будет потом, голос не говорил, но разве это важно? Вперед, братья, бей-круши-ломай, разбираться будем после!
Идите, внушал голос, идите туда, где гнойной язвой вырос на нашей земле Святой Город, который на самом деле дьявольский город, обитель зла и рассадник ненависти, рай для немногих и несбыточная мечта для всех остальных. И рай этот населен не ангелами, а демонами, пьющими кровь, и демоны эти не успокоятся, пока не выпьют последнюю каплю крови из жил последнего человека. От них не убежать, не спрятаться, не скрыться, но их можно убить — так идите и убейте их, убейте всех до единого! Сожгите злое гнездо, и тогда вы наконец-то вздохнете с облегчением, и воцарится мир и покой, и достаток найдет дорогу к вашим домам, и женщины ваши станут улыбчивы и нежны, а дети послушны.
И люди шли, бросая все свои дела; шли, подбирая по дороге камни, палки и железные прутья, и были среди них те, которые доставали из тайников припрятанное оружие (а кое-кто давно носил это оружие при себе и не стеснялся применять его по любому поводу и даже без повода). Среди миллионов людей были сотни и тысячи таких, которые рады были любой возможности пустить в ход ножи — они к этому привыкли, как привыкли ежедневно видеть изуродованные трупы на экранах телевизоров в «горячих» репортажах «с места события». В серой человеческой массе хватало черных сгустков — толпа была щедро разбавлена бандитами и подонками всех мастей, для которых убить — это куда привычнее, чем сказать «спасибо». И эти вроде бы люди первыми подчинились Зову, подчинились охотно и с радостью.
Капли-люди сливались в ручейки, а ручейки по руслам улиц и переулков впадали в густеющий человеческий поток, устремившийся туда, где высились белые здания Святого Города. Они шли, подогревая друг друга закипавшей ненавистью и шалея от собственной многочисленности — попробуйте, остановите нас, выродки, так долго прятавшиеся от нашего праведного гнева!