Страница 35 из 49
Рада была рядом. Она следовала за ним тенью, но тенью не бессловесной — ему все чаще казалось, что в этой тихой женщине словно распрямляется какая-то тугая пружина, сдавленная десятилетиями серого бытия и наконец-то освобожденная. Она усваивала знания так, как вбирает воду сухой песок пустыни, веками ждавшей дождя, но воспринимала их по-своему, зачастую удивляя Максима странными, на его взгляд, умозаключениями. Рада становилась все более самостоятельной, и это и радовало, и в то же время почему-то беспокоило Мака Сима. Она сильно изменилась — после годичного отсутствия Каммерер сразу это заметил. Пока его не было на Саракше, она жила и работала в Центре Сикорски и там же училась. И, похоже, многому научилась: официантки из маленького заштатного кафе больше не было — вместо нее появилась какая-то другая женщина новая и незнакомая. Она была нежна с Максимом, но он чувствовал, что она все больше отдалялась и что у нее есть что-то свое, куда ему, Максиму, хода нет (и его пандейская любовная история тут, ни при чем — они о ней даже не вспоминали). И все-таки он был счастлив: Рада по-прежнему любила его, а главное — у него было дело, с головой захватившее профессора Каммерера.
Вот так гость, думал Максим, изучая сидящего перед ним человека. Ему казалось, что он видит перед собой своего брата, несмотря на то что лицом они не были похожи и Максим был светловолосым, а горец носил прямые черные волосы, спадавшие на плечи. Но в остальном — смуглая кожа, фактура мышц, высокий рост, взгляд, стать и манера держаться — как есть братишка (только постарше — лет этак на пятнадцать). Смуглые и золотоглазые — каким чудом вы появились в этом мире, такие непохожие ни на хонтийцев, ни на пандейцев, ни на айкров? И как вам удалось уцелеть в бесконечной череде войн, веками сотрясавших весь материк, и пережить последнюю, самую страшную войну — ядерную? А похож, похож на человека Земли, не зря меня тут принимали за горца…
— Я рад, — с вежливой почтительностью произнес гость, — что мне удалось исполнить желание моего клана и встретиться с тобой, Святой Мак.
— Я тоже рад видеть горца страны Зартак, — искреннее ответил Максим, решив не акцентироваться на прилагательном «святой». В конце концов, ритуал есть ритуал — что он знает об обычаях этих таинственных горцев, о которых жителям равнин известно чуть больше, чем ничего? И обращение на «ты» — это наверняка выражение доверительности, как у пандейцев. — Приветствую тебя в Городе Просвещения, Ирри Арритуаварри.
Кажется, его имя я выговорил без ошибки, слава Мировому Свету.
— Ты пришел учиться?
— Нет, — горец покачал головой. — Я пришел передать тебе приглашение, тебе и твоей спутнице. Мы ждем вас в любой день и час. Вам будет интересно, Святой Мак.
Ого, подумал Максим, вот это поворот. И кто тут из нас прогрессор, спрашивается? Интересно, очень интересно, но виду подавать не стоит, нет, не стоит.
— Как мы сможем найти путь к жилищам твоего клана? — спросил он бесстрастно, будучи уверен, что гость это оценит. Сама формулировка вопроса подразумевала согласие, и это тоже соответствовало, насколько Максиму было известно из истории народов Саракша, манере общения, принятой среди местных первобытных и полупервобытных племен — у тех же пандейцев, хранивших древние обычаи.
Ирри достал из нагрудного кармана кожаной куртки и положил на стол небольшой камешек в форме чуть согнутой человеческой ладони.
— У истоков Голубой Змеи, в западных отрогах хребта Зартак, есть наши поселения. Покажите это первому встречному, и вас проводят. Мы не пользуемся радио, но все новости узнаем очень быстро. Благодарю тебя за то, что ты принял наше приглашение, Святой Мак.
Горец встал, и тут вдруг Максим понял, что этому Арритуаварри нет никакой нужды находиться в Районе реморализации, — он чист, как может быть чист человек, выросший и воспитанный в благополучном мире Земли двадцать второго столетия. Максим почувствовал это, почувствовал безошибочно, и это настолько его ошеломило, что он не сделал ни малейшей попытки задержать странного гостя. Горец ушел, вежливо поклонившись на прощанье, а Максим еще какое-то время смотрел на дверь, закрывшуюся за его спиной. Ничего, подумал он, будут у меня ответы на все вопросы — вы ведь пригласили меня к себе, не так ли?
…Когда он сообщил об этом визите Сикорски, тот выслушал его очень внимательно.
— Племя Птицеловов, — сказал Рудольф. — О них рассказывают легенды — якобы эти горцы из какой-то затерянной долины умеют читать мысли, летают по воздуху и так далее. А это, — он тронул пальцем камешек-ладонь, — их клановый символ; рука, ловящая птицу. У меня все никак не доходили руки познакомиться поближе с этим загадочным народом — то не хватало времени, то было как-то не до того. Но теперь… Очень хорошо, что они сами идут на контакт. Твой гость был прав — тебе действительно будет интересно, и нам тоже. А мне уже интересно, почему горцы пригласили вас обоих, тебя и Раду, вдвоем. Когда вы намерены туда отправиться, Святой Мак? — Вопрос прозвучал как само собой разумеющееся; похоже, Странник уже принял решение — быстро, как всегда.
— Думаю, через месяц — мне надо закончить цикл инициации первой волны учеников. И кстати, насчет «Святого Мака»: мне не нравится религиозная окраска, которую приобрел наш Город Просвещения — его уже в открытую называют «Святым Городом».
— Ну и что? — невозмутимо спросил Сикорски.
— Как это ну и что? — возмутился Максим.
— Любая религия — это оковы, наложенные на свободу воли! Религиозное…
— Стоп, стоп, стоп, — Сикорски поднял вверх ладони, прерывая поток красноречия своего подчиненного. — Все так, но надо учитывать специфику мышления людей, стоящих на определенной стадии развития общественного сознания. На Саракше — во всяком случае, на материке — давно нет засилья святош, однако саракшиане, ездящие на машинах, летающие на винтолетах, снимающие ментограммы и овладевшие атомной энергией, до сих пор верят в знаменья, в пророчества разные, — он усмехнулся одними губами, — в несчастливые даты, в магию чисел, в порчу и сглаз. Они не пойдут вперед, если дорогу перебежала черная собака — они сначала перебросят камень через собачий след. Инерция разума, только начинающего познавать Вселенную, — большинство саракшиан до сих пор считает, что над их головами сияет единственный и неповторимый Мировой Свет, а под ногами уходит в бесконечность нерушимая твердь. А ты у нас мессия еретиков, столп новой веры, идущей на смену вере старой, — именно так считают миллионы аборигенов.
— Использовать суеверия? — Максим поморщился. — Разве это допустимо?
— Допустимо все, лишь бы оно шло не во вред. Ты выворачиваешь мир, незыблемо простоявший в течение тысячелетий, — неужели ты думаешь, что это выворачивание пройдет легко и безболезненно? Инерция разума — страшная сила, Максим, ее нельзя погасить, но ее можно — и нужно — использовать. Ты знаешь, какие сказки здесь уже рассказывают детям? Нет? Перескажу коротко, своими словами. Стояла жуткая черная башня, в которой жил злой колдун, напустивший морок на всю страну, от моря до гор. Но пришел однажды посланник Мирового Света, разбил башню, и рассеялись злые чары. Назвать тебе имя этого небесного героя или сам догадаешься? Де-факто ты посланник Света, с этим ничего уже не поделаешь.
— Тогда, может быть, мне стоит официально объявить себя богом? — спросил Максим, не скрывая язвительности.
— Богом — это слишком, — спокойно ответил Странник, — а вот на пророка ты у нас тянешь — вполне. И мне почему-то кажется, что после посещения Зартака твой мистический образ обретет законченность — не зря эти горцы хотят тебя видеть «в любой день и час». Мы гости в чужом мире, Максим, и даже если мы этот мир меняем, мы обязаны, насколько это, возможно, следовать его реалиям. Так что оставайся Святым Маком Просвещающим — было бы хуже, если бы тебя считали исчадием здешнего ада.
Да здравствует Божественный КОМКОН, подумал Максим, но вслух говорить не стал, и даже немного устыдился своей шутке — что за глупости, в самом-то деле.