Оранжевый парус для невесты

– А… мой отец? – тихо спросил Андрей. – Он умер из-за того, что сейчас называют допингом?

– Тогда то, что он принимал, называлось иначе, – уклончиво ответила Любовь Николаевна. – Когда находят новое лекарство, то празднуют победу над чем-то, что мешает победе над болезнью, болью… Уже потом выныривает нечто неожиданное, и к лекарству подходят иначе. Без фармакологии современный спорт невозможен, это я могу повторить тебе. Но все делают вид, что результаты – развитие человеческого организма.

– Мой отец умер так рано, – говорил Андрей. – Я даже не узнал его как следует. Остались медали – мама увезла их с собой. И вот эти часы. – Он вынул из кармана золотой брегет.

– Я их помню, – кивнула Любовь Николаевна. – Наш отец любил их. Твоему он отдал часы после первой золотой медали. «Золото – к золоту», – сказал он. – Она помолчала. – Знаешь, недавно я читала в медицинском журнале, что есть бетаблокаторы. Они снижают частоту сердечных сокращений, снижают тремор, то есть дрожание рук в тех видах спорта, где нужна особенная координация. Они повышают точность стрельбы. Не исключаю, что твой морпех попробовал и их тоже.

– А что бывает после них? – спросил Андрей.

– Быстрая утомляемость и снижение выносливости. Бензедрин тоже все знают, кому надо провести ночь без сна. Между прочим, велосипедисты-шоссейники с его помощью ставят рекорды. В общем, много чего существует, ученые трудятся… – сказала Любовь Николаевна. – А люди используют, устремляясь к победе, каждый – к своей. – Она поморщилась. – Итак, если я все поняла, тебе надо найти женщину по имени Ольга и отдать ей деньги Юрия Орлова. – Она усмехнулась. – Легко. В Москве особенно.

– Но я должен ее найти, – настаивал Андрей.

– А у него не было ее фотографии? – начала Любовь Николаевна с простого хода.

– Именно ее – нет. Но у Юрия я нашел школьную фотографию. Знаете, как снимали в провинции? Каждый – в кружочке.

– Так и в Москве снимали. Покажи.

Он вынул из сумки коричневую тетрадь, а из нее – фотографию.

Любовь Николаевна посмотрела на карточку.

– Ой, какие все… – Она улыбнулась. – Но здесь под каждой – фамилия и имя.

– Конечно. Если бы я знал ее фамилию. А тут вон сколько Ольг.

– Было модное имя в то время. Давай-ка попробуем разобраться. Где он?

– Вот. – Он указал на парня в середине третьего ряда.

– Тогда она – вот, – уверенно указала Любовь Николаевна на девушку со светлыми волосами до плеч.

– Она? – Андрей наклонился. – Почему вы так решили?

– Потому что ни одна из тех двух Ольг не дождалась бы парня из армии.

– Почему?

– По форме носа, – засмеялась Любовь Николаевна.

– Значит, ее фамилия Ермакова?

– Конечно. Ольга Ермакова. Вот та женщина, которую ты должен найти.

– Мне поискать ее через справочное?

– Деньги поменяются, пока ты найдешь ее, – насмешливо сказала Любовь Николаевна. – Отдавать будет нечего. При таком-то редком имени и редкой фамилии. Надо подумать.

Генерал заглянул снова.

– Долго еще будете любезничать? – спросил он.

– Уже закончили, – сказала Любовь Николаевна. – Андрей, пока ты не уехал в Сетявино, занимай детскую.

Андрей кивнул и поднялся.

– Миша, пойдем на кухню.

Она поставила в мойку тарелки и включила воду. Капнула жидкостью из флакона.

– «Фэйри» моешь? – заинтересованно спросил Михаил Михайлович.

Жена быстро повернула голову и насмешливо ответила:

– Уж точно не самолетным керосином.

– Намек понял.

– Никакого намека, – ответила она миролюбиво, но в голосе слышалась досада. – Давно ты интересуешься, чем моют посуду?

– Ну ладно, ладно. Считай, я ни о чем не спрашивал. А чего ты злишься? – Генерал любил точность и не терпел никаких недомолвок.

– Садись и слушай, – приказала жена.

Она рассказала то, что узнала от Андрея. Но коротко.

Он молчал и смотрел, как руки жены в розовых резиновых перчатках взбивают пену.

Они прожили вместе тридцать три года. Их сыновья, как говорил генерал, нагуливали вес в гарнизонах. Готовили багаж, чтобы явиться в Москву. Отец мог устроить близнецов и сейчас, все в том же генштабе – теперь еще легче, поскольку у генштаба отнимают роль «главных мозгов армии». Михаил Михайлович сам прошел по ступенькам снизу вверх и хорошо знал тонкости не только реальной армейской жизни, но и эвфемизмы армейских отношений. В сущности, вся армейская жизнь – эвфемизм. Слова, произнесенные вслух, прикрывают те, которые следовало произнести.

Морской пехотинец для молодых горячих парней – это, как они сами говорят, супер. На самом деле супер, причем везде. Он видел чужих парней, которые вместе с нашими показывали, на что годятся, на Крите, в местечке Суда, на полуострове Акротири. На ту военную базу НАТО он ездил в середине девяностых. Может быть, там был и знакомый Андрея? В общем, его собственные сыновья не морпехи. И это хорошо.

Девочку жаль – ждала парня, которого знала с детства, а приехал чужой мужик.

– Гм-м, – вздохнул Михаил Михайлович.

– Ты что-то хочешь спросить? – подала голос Любовь Николаевна.

Она уже поставила последнюю тарелку – отмокала после утренней манной каши. «Генерал недобрал каши в солдатах», – шутила она. Но варила искусно – ни комочка не попалось ему за последние тридцать лет. А вот в первые три года была не каша, а сплошные ухабы.

Он улыбнулся:

– Да, хочу.

– Спрашивай. – Она кивнула, вытирая тонкие пальцы один за другим досуха, как делают врачи, вымыв руки после осмотра пациента.

– Ты не будешь скучать… – Он пристально следил за ее лицом, ему было интересно, как слова отзываются в ней. Ее нос он называл маленьким флюгером. Она злилась в молодости – нос и впрямь длинноват по стандартам тогдашнего времени, в моде были курносые носы. Но он всегда мог определить – нравится ли ей то, что он говорит. Сейчас нос показывал – на душе жены полный штиль. – Ты не будешь скучать…

– Ты уже это сказал, дальше, – потребовала она, как требовала от своих пациентов говорить точно и четко о собственных ощущениях. Они безропотно подчинялись Любови Николаевне.

– Если я улечу на три дня в Брюссель?

Он не стал бы спрашивать, если бы жена не купила билеты на концерт.

Она повесила полотенце на крючок, повернулась к нему, вытянулась по стойке «смирно» и сказала:

– Никак нет, товарищ генерал. Я найду, с кем пойти.

– Вольно, майор. – Он протянул руки и обнял ее. Она не противилась. – Тебе привезти что-нибудь… особенное?

– Особенное? Разве что кочанчики брюссельской капусты. Впрочем, нет, не надо. Ты перепутаешь и привезешь савойскую. У нее кочаны больше.

– Ты мне не доверяешь?

– Есть основания. – Она вздохнула. – Помнишь, я просила тебя абсент, а ты привез пастис?

Он фыркнул:

– Помню.

– Вместо модной полынной настойки наши мальчики что получили? Анисовую настойку. – Она поморщилась.

Он засмеялся:

– Но все равно вышло к лучшему. Они не пошли в ту компанию на Новый год.

Она согласилась:

– Да. Будем считать, что кто-то наверху, – она подняла голову, – избавил нас от горя.

Они замолчали. Машина, на которой их сыновья собирались поехать на встречу Нового года с бутылкой абсента, попала в аварию.

– Знаешь, – жена повернулась к генералу, – привези мне отдохнувшее лицо. Больше ничего.

– А где я куплю… такую маску?

– Свое лицо, генерал, а не маску. На маску в последнее время я уже насмотрелась. Как я понимаю, вас там не ждет умственная работа.

– У нас дружеская встреча с натовцами, а не бросок на Запад.

– Тогда я спокойна. Поезжай, Миша, расслабься, – снова повторила она.

– А ты что собираешься без меня делать? Кроме концерта, конечно.

– Я займусь Андреем. Что-то есть такое, что крутится в голове, но не могу понять что.

– А насчет кого хотя бы? – спросил муж.

– Насчет девушки, которую он ищет. Генерал… – сказала она.

Он быстро обернулся. Когда жена обращалась к нему вот так, это значит, она в волнении.