Дорогой Джим

— Мой дорогой… дорогой Джим, — простонала она. Я имею в виду эту глупую корову наверху. Сама я между тем не спускала глаз с Томо. И если Джимов китаец раньше старался не делать лишних движений, то сейчас он явно не собирался попусту терять время. Юркнув за угол кухни, я молча смотрела, как он «чистит» дом. Серебряные подсвечники, ай-поды, драгоценности, дорогие безделушки, пачки наличных и даже изящные часики (если не ошибаюсь, от Картье) — все это одно за другим бесшумно исчезало в недрах кожаной сумки. Потолок ритмично потрескивал — судя по всему, любовники предпочитали резвиться на полу. Думаю, не ошибусь, если предположу, что Томо мог запросто рвануть внизу парочку гранат, а эта дурища и ухом бы не повела. Томо еще раз окинул комнату взглядом, чтобы проверить, не пропустил ли он, упаси господи, что-то ценное, после чего выскользнул из дома так же незаметно, как и вошел.

Выждав минуту, я последовала его примеру. А шоу наверху, похоже, стремительно приближалось к финалу — знаешь, если честно, мне до сих пор не хочется думать об этом. Высунув нос из-за двери, я подождала, пока приземистый человечек с невозмутимым лицом восточного божка свернет за угол и скроется за выступом скалы, и только после этого выскользнула из дома. Не могу забыть ни с чем не сравнимое чувство глубочайшего удовлетворения, которое я испытала, вспомнив цену, заплаченную красоткой Келли за счастье оказаться в объятиях Джима, — ведь Томо вынес из дома все, что не было приколочено гвоздями к полу. Вряд ли ты осудишь меня за это, потому что на моем месте ты наверняка испытывал бы то же самое.

Я уже вставила ключ в зажигание, когда почувствовала приставленный к горлу нож.

— Вот все вы такие… Ну почему вам вечно мало одного раза, а? — просвистел Томо мне в ухо. От него резко пахло мокрой шерстью. — Сколько раз я твердил ему, что он сильно рискует… Да разве он послушает? Ну, чего молчишь?

— Я… я не знаю, кто вы такие, так что вам не обязательно…

Другой рукой он схватил меня за волосы и рывком запрокинул мне голову, словно свинье, которой собираются перерезать горло.

— Ну, еще бы ты знала! — хмыкнул он. — Я и так был законченным идиотом, что позволил тебе увидеть последний акт этого спектакля. А старина Джим просто не может допустить, чтобы девчонка вроде тебя лила слезы в местном отделении гарды, рассказывая, как ее обчистил заезжий бард. Верно я говорю?

Стиснув в кулаке ключи от машины, я попыталась вдохнуть. Не знаю, откуда у меня взялось мужество, но я была так зла на Джима, что, не задумываясь, брякнула:

— То же самое ты говорил и той бедняжке из Дримлига, да? — Я уже почти кричала. — И крошке Саре Мак-Доннел? Что она тебе сделала, ты, ублюдок косоглазый? Стащила у тебя плошку для риса? Так я куплю тебе новую!

Видимо, поток оскорблений застал его врасплох — на какое-то время Томо замешкался, и этого оказалось достаточно, чтобы я, вывернувшись из его рук, воткнула ключ в то, что по моим предположениям было глазом. Наверное, я не ошиблась, потому что он с воем отскочил в сторону и схватился за лицо. Он выл и катался по земле — а я невозмутимо завела машину, выбралась на дорогу, и, не оглянувшись, поехала домой.

Кому первому рассказать, гадала я: копам? Или сестрам? Раздумывала я недолго.

— Нет, ты точно чокнутая — неужели ты этого не понимаешь?! — рявкнула Ифе, едва бросив взгляд на заляпанную грязью машину. На ней была одна из твидовых кепок покойного отца, которую она носила козырьком назад, отчего всегда смахивала на мальчишку-газетчика из какого-нибудь гангстерского боевика, которые исправно штампует Голливуд. Я, конечно, заранее знала, что она обозлится, и не ошиблась, потому что в голосе моей младшей сестры хрустело битое стекло, а о тот взгляд, который она бросила на меня, можно было запросто порезаться.

— Но я видела, как этот тип Томо обчистил дом и…

— Классно… просто супер! Можешь бежать докладывать об этом Броне, а потом ее новые дружки станут трубить, что тебе удалось раскрыть ограбление века. Держу пари, они вцепятся в тебя зубами — ну, естественно, когда покончат с ужином.

— Похоже, ты меня не слушаешь, — перебила я, окончательно выведенная из себя. Меня переполняла злость. Как-то раньше я не замечала за своей младшей сестрицей упорного нежелания смотреть в лицо фактам. — Он приставил мне нож к горлу, верно? Это он убил Сару и ту несчастную женщину в… черт, не помню, где это… впрочем, неважно. И ты прекрасно знаешь, что я права. Джим тоже во всем этом участвует — похоже, они действуют сообща. У них своего рода разделение обязанностей. Черт, Томо практически сам мне в этом признался.

Ифе не спеша взялась подсоединять к насосу садовый шланг, потом включила насос и начала как ни в чем не бывало мыть «мерс». Все это было сделано настолько демонстративно, что я сразу догадалась — она уже все для себя решила.

— Да неужели? Стало быть, ты предполагаешь… — Господи, как же я ненавидела это словечко! А Ифе, как на грех, никогда не упускала случая меня подколоть. — Что этот парень… как его… Джим и его приятель-уголовник договорились заканчивать каждое шоу ритуальным убийством? По-твоему, здесь есть какая-то логика? — Капли грязной воды попали мне на щеку… конечно, по чистой случайности, нисколько в этом не сомневаюсь. — Кроме того, помнится, в ту ночь, когда была убита Сара, Джим грел яйца в твоей постели, или я ошибаюсь? Кстати, ты ведь ничего не знаешь о том, где он провел ночь, когда произошло первое убийство, верно? Так что выкинь это из головы. Думаю, ты делаешь из мухи слона.

Я уже открыла было рот, чтобы возразить, когда вдруг заметила выражение ее глаз в тот момент, когда она сворачивала шланг…

В них читалась неприкрытая ревность — та же самая, что накануне вечером была написана на лице тетушки Мойры, лишь на губах играла легкая улыбка, словно говорившая: «Только не вздумай рыдать мне в жилетку теперь, когда Джим дал деру и нашел себе кого получше! Ты сама этого хотела — вот и получай!» Бросив на землю свернутый шланг, Ифе направилась к дому, даже не предложив мне вместе выпить чаю.

Сестринская любовь… мать твою…

— Я потом тебе позвоню, хорошо? — буркнула я Ифе в спину. В ответ послышалось какое-то неразборчивое бормотание. Какое-то время я молча стояла, слишком ошеломленная, чтобы уйти. Потом вдруг спохватилась, что, по крайней мере, один повод радоваться у меня все-таки есть.

Потому что оставшийся после смерти отца карабин теперь мирно покоился в моем чемодане. В эту ночь я спала, предварительно сунув его под подушку, и молила Бога только о том, чтобы этот ублюдок явился ко мне в дом еще раз попытать счастья.

Я отнюдь не трусиха — что бы ты обо мне ни думал.

Именно поэтому незадолго до рассвета, сообразив, что вряд ли снова смогу уснуть, я выбралась из постели и отправилась на поиски Финбара. Поток его эсэмэсок понемногу иссяк, но те, которые я еще не успела стереть, сами говорили за себя. Перечитывая их, любой мог без труда догадаться, как развивались события. От «Где ты?» и «Позвони, плиз!» до нетерпеливого «До меня доходят слухи, которые мне не нравятся. Все еще любящий тебя Ф.» и разъяренного «Какого дьявола?! Ты хоть понимаешь, что делаешь?! Ф.».

Угрызения совести вытолкали меня из дома и погнали на поиски Финбара. Сказать по правде, я посмеивалась над ним, когда положила глаз на Джима, — правда, потом, когда Джим, в свою очередь, наложил на меня руки, мне стало уже не до смеха. Я пешком прошла через весь город — но, добравшись до дома Финбара и уже взявшись за ручку двери, почувствовала, как вся моя решимость вдруг разом покинула меня. Я огляделась — Тэллон-роуд взбиралась по склону холма к тому месту, где из окон домов открывался, наверное, самый лучший вид на залив — можно было не сомневаться, что мой приятель поселится именно здесь. Дом он выбрал на славу — с дверными панелями из двойного стекла и навороченной системой сигнализации, которую я видела только в кино. Ну, ты знаешь, что я имею в виду — когда хорошо поставленный актерский голос за кадром сообщает, что «сигнализация включена», как будто рассчитывает, что грабители в ответ рассыплются в комплиментах или примутся поздравлять его с удачным приобретением — короче, что-то вроде этого.