Дорогой Джим

Низкий рык, зародившийся где-то в самом уголке сердца зверя, начал прокладывать себе дорогу в горло, по мере своего продвижения наливаясь неистовой мощью.

Оуэн-волк сделал свой выбор.

XI

Аплодисментов не было. Я разглядывала затылки слушателей, видела, как они вытягивают головы, ожидая продолжения, но Джим неожиданно замолчал.

— Ну? — наконец не утерпела какая-то старушка. — Так что же решил волк?

Плечи легиона одиноких женщин раздвинулись, и я успела увидеть Джима — наклонившись вперед, он сунул в рот сигарету, закурил и неторопливо затянулся… Ублюдок! Никто и не пикнул. Потом он закинул ногу на ногу и осклабился, от души упиваясь сгустившимся в зале напряжением. Блеснули белые зубы. Улыбка, сиявшая на его лице, была даже шире, чем в тот момент, когда пару дней назад он расстегивал «молнию» у меня на джинсах. Мотнув головой, Джим отбросил прядь волос, упавшую ему на лоб.

— А вы как думаете? — вкрадчиво спросил он. — Как он, по-вашему, должен поступить: убить ее или же заняться с ней любовью?

Без колебаний большинство слушателей в комнате проголосовали за любовь — только некоторые члены клуба «одиноких сердец» сочли предложение принцессы Эйслин слишком уж откровенным — тем более для кузины — и кровожадно потребовали, чтобы Оуэн поужинал ею, и чем скорее, тем лучше.

— Любить ее! — за мгновение до того, как прозвучал этот хор, выкрикнул чей-то одинокий голос — голос, который я тут же узнала.

Щеки Мойры пылали, глаза сияли светом истинной веры.

— Что ж, леди, боюсь только, что ответ на этот вопрос вы узнаете не раньше, чем через неделю, — объявил Джим и, точно фокусник, отвесил толпе низкий поклон. — Мы с моим помощником должны отдохнуть, ведь нам пришлось немало попутешествовать. Но не волнуйтесь — в следующее воскресенье вы узнаете о приключениях принца Оуэна и принцессы Эйслин, мы снова встретимся с вами в пабе О'Ши в вашем чудесном Эйрисе, где даже цвета, в которые выкрашены дома, такие же веселые, как и люди, которые в них живут. — Он вдруг подмигнул. — Кстати, если вы любите чудесные истории, то я люблю звонкую монету — только никому не говорите, идет? Итак, до следующей недели!

От грома аплодисментов только чудом не обрушился потолок — лишь несколько дам, опечаленных тем, что этот красавчик, Элвис номер два, теперь заставит их трепыхаться на крючке целую неделю, испустили разочарованный вздох.

Одна из них даже протянула руку и с восторженным лицом коснулась рукава его куртки, когда он проходил мимо — словно к иконе приложилась, честное слово!

Поскольку вечно мрачный Томо к этому времени оставил всякие попытки сойти за рубаху-парня и молча пустил шапку по кругу, Джим сбросил свою мотоциклетную куртку, швырнул ее на стул и направился ко мне. Толпа раздвинулась, а я, поспешно вытащив зеркальце, принялась судорожно подкрашивать губы. А когда я снова сунула его в карман и подняла глаза, Джима и след простыл.

Но тут у меня за спиной послышался его мягкий, воркующий голос, и я резко обернулась, чтобы посмотреть, что там происходит.

— Келли? Очаровательное имя… Келли. Просто тает на языке, верно?

Да это был он — рядом с самой красивой девушкой, которую я когда-либо видела. При этом, прошу заметить, она пришла сюда со своим парнем, но, похоже, напрочь забыла о его существовании. А Джим так, по-моему, вообще его не заметил. Впрочем, очень скоро этот бедняга, не выдержав сочувственных женских взглядов, обращенных к нему со всех сторон зала, постарался незаметно исчезнуть. Видимо, отправился зализывать раны, нанесенные его мужскому самолюбию.

Мне очень хотелось подойти к ним поближе. Но я не могла это сделать — во всяком случае, пока не уйдет Мойра. А наша тетушка, как назло, и не думала уходить — не сводя с Джима глаз, она топталась на месте, видимо выжидая случая поговорить с ним наедине. Я улучила момент, когда одна из девчушек за столом отвернулась, и стащила у нее сигареты. Прикурив, я решила набраться терпения и посмотреть, чем все это кончится. Моя ненаглядная тетушка первой выкинула белый флаг — растерянно поморгав, она, похоже, сообразила, что тут ей ничто не светит: учитывая пышную грудь, которую Келли выставляла напоказ, ее дорогие шмотки и пухлые губки, у тетушки Мойры не было ни единого шанса. В результате она понурилась и шмыгнула к дверям с видом побитой собаки. Точно такое же выражение лица у нее было, когда подонок Гарольд смылся из города, оставив ее опозоренной, да еще с кучей просроченных счетов.

Впрочем, когда через полчаса Джим в сопровождении Келли исчез за дверью, я готова была ее понять, поскольку сама оказалась на грани истерики. Келли с торжествующей ухмылкой взгромоздилась на «винсента», а я, сделав самое равнодушное выражение лица, на какое только была способна, уселась в машину и поехала за ними. Да, да, ты не ошибся. А что, по-твоему, мне было делать?! Отправиться домой и до утра рыдать в подушку? К тому времени Джим, как клещ, уже намертво впился мне в сердце — и я ничего не могла с этим поделать. Я огляделась, думая, что увижу белый мини-вэн, но не заметила ничего — только толпу восторженных почитателей Джима, которые не спешили расходиться по домам. Они продолжали обмениваться впечатлениями — галдели, словно дрессированные пингвины в зоопарке, со злостью подумала я.

Красный мотоцикл направился по прибрежной дороге в сторону Глендарриффа, но на полпути свернул налево в направлении Каха-Маунтинз — домишки там сплошь одноэтажные, так что мне пришлось отстать, чтобы они меня не заметили. Бедняжка «мерс» неодобрительно кряхтел и постанывал, когда я петляла на нем по серпантину, на манер лихого гонщика брала крутые повороты и тихо радовалась всякий раз, когда в последнюю минуту мне удавалось избежать столкновения с очередным отрогом скалы, огромным, точно грузовой «фольксваген». Склоны гор из-за покрывавшего их ковра ирисов казались залитыми желтым — раскачиваясь на ветру, цветы приветливо махали мне вслед. Был теплый летний вечер — в любое другое время я написала бы «чудесный летний вечер».

Джим притормозил возле каменных ворот: за ними я разглядела небольшой коттедж, который на первый взгляд выглядел явно поприличнее, чем остальные дома по соседству. Два этажа, сложенные из известняковых плит. Новые двери и окна. А перед дверями — новехонькая сверкающая «ауди». Я присвистнула. Так называемые «новые» деньги — вне всякого сомнения. Джим с Келли принялись целоваться, еще не заглушив двигатель мотоцикла, а я… я стала оглядываться, надеясь отыскать достаточно увесистый обломок скалы, которым можно было бы запустить ему в голову, но потом все-таки решила держать себя в руках. Дождавшись, когда они захлопнули за собой дверь, я припарковала машину в каком-то грязном тупичке, а потом, словно вор, незаметно прокралась к дому.

Нужно было надеть кроссовки, а я взгромоздилась на каблуки, чертыхалась я про себя. Пока я крадучись обходила дом, успела пару раз по щиколотку утонуть в липкой грязи. Потом до меня сверху донеслись негромкие звуки… Можно я не буду объяснять, что это были за звуки? Думаю, ты и сам догадаешься. Ну что за человек — стоит только пустить его в дом, как через пару минут он уже запустит свою лапу тебе в трусики, возмущалась я. Мне в голову снова полезли всякие дурацкие мысли — о том, что неплохо было бы устроить тут небольшой погром, — но вдруг послышался слабый шум приближающейся машины. Привстав на цыпочки, я заметила белый микроавтобус — как раз в эту минуту он одолел последний поворот и остановился.

Томо двигался бесшумно, но быстро — молниеносно проскользнув к черному ходу, он приложил ухо к двери и затих. На его лице отразилось удовлетворение — потом рукой в перчатке он взялся за ручку двери, бесшумно повернул ее и, словно тень, исчез внутри, оставив дверь распахнутой настежь.

Шум сверху, ясно говоривший о том, что Джим и его новая подружка не намерены тратить время попусту, сразу стал громче, как только я вслед за Томо бесшумно переступила порог коттеджа. Не знаю, как это получилось, — клянусь, мои ноги сами решили за меня, а мне оставалось только следовать за ними. Больше всего я боялась, что любовники услышат оглушительный стук моего сердца.