Торквемада

Папа Мартин V (1368–1431) в 1413–1414 годах крестил «по доброй воле» по меньшей мере три тысячи испанских евреев. Всего же в XV веке количество новообращенных, по мнению большинства исследователей, составило от двухсот до трехсот тысяч человек. Естественно, среди «конверсос» были люди, искренне принявшие христианскую веру, но существовали и такие, кто принял христианство лишь для вида, чтобы сохранить жизнь себе и своим близким.

Поначалу христиане достаточно благожелательно отнеслись к «новым христианам», на них даже не распространялись условия Вальядолидского статута. Они стали весьма влиятельным общественным слоем, и многие из них даже получили дворянские титулы. Но вскоре их верность религии Христа все больше стала подвергаться сомнениям и возникли споры о «чистоте крови». В результате после 1449 года «новым христианам» было запрещено занимать муниципальные должности, а потом пошли разговоры и о полном их изгнании.

Итак, повторимся еще раз: испанская инквизиция была учреждена задолго до Торквемады, и она отнюдь не бездействовала. Однако нельзя отрицать тот факт, что в период активной жизнедеятельности Торквемады, решительного сторонника искоренения «иудействующей» ереси, деятельность инквизиции стала более организованной, интенсивной и эффективной. Например, до 4 ноября 1481 года, то есть в течение первых десяти месяцев функционирования инквизиционного трибунала, в Севилье было сожжено 298 человек, а к пожизненному тюремному заключению приговорено 79 еретиков. Само собой разумеется, что имущество осужденных было конфисковано, и некоторые летописцы этих событий утверждают, что «под двойной тяжестью — страха чумы и инквизиционного трибунала» — люди стали покидать гостеприимную Севилью.

Это, как говорится, факт исторический. Называются даже конкретные цифры, а это значит, что тысячи «новых христиан» действительно бежали из города, где в начале января 1481 года начал действовать первый в Кастилии трибунал инквизиции. Но стоит ли все это списывать на «зверства инквизиции»? Конечно же нет. Во-первых, в августе 1481 года в Севилье вспыхнула страшная эпидемия чумы, и «новым христианам» было разрешено покинуть город, оставив в залог все свое имущество (многие воспользовались этой возможностью и бежали в Северную Африку, Португалию и Италию). Во-вторых, именно в это время в Севилье был тайно начат сбор оружия, однако инквизиции удалось раскрыть этот заговор, и многие его участники понесли суровое наказание. Надо сказать, вполне заслуженное наказание, которое заговорщики понесли бы и без всякой инквизиции, и не только в Севилье, но и в любом другом месте.

Так что вряд ли стоит сразу же делать заключение о том, что булла папы Сикста IV «способствовала превращению Испании в самую мрачную, невежественную страну, где еще в 20-х годах XIX века пылали костры во имя торжества „истинной“ католической веры», а действия инквизиции — это «преступные проявления фанатизма, приносившие в жертву тысячи людей».

Да, в первые десять месяцев функционирования новой инквизиции было сожжено 298 человек, а 79 человек было приговорено к пожизненному тюремному заточению. Да, имущество жертв поступало в распоряжение инквизиции, а десять процентов доставалось доносчикам. Но нет ни малейших оснований полагать, что Томас де Торквемада хотя бы раз в жизни присутствовал при казни. Если только в раннем детстве, когда мальчишкой он вполне мог увязаться за толпой, обожавшей подобные зрелища. Но во времена его юности в Кастилии казнили не еретиков. Сожжению заживо подвергали, например, за некоторые сексуальные преступления, в частности, за содомию во всех ее видах.

Глава четвертая

Генеральный инквизитор

Генеральный инквизитор Кастилии и Арагона

Если говорить о роли Торквемады, то тут важно было бы отметить один важный момент.

Артюр Арну в своей «Истории инквизиции» пишет: «Наказать за отступление от истинной веры — вот тот повод, который послужил папе Сиксту IV и Фердинанду V, чтобы учредить в Испании новую инквизицию, которая отличалась от старой гораздо более умелой и однообразной организацией, но в особенности невероятным увеличением неистовых жестокостей».

Таким образом, главными сторонниками учреждения новой инквизиции на Пиренейском полуострове были король Фердинанд и папа Сикст IV. Что при этом двигало королем? Скорее всего, в нем преобладала банальная жадность, и в инквизиции он видел чрезвычайно удобный способ ограбления своих наиболее обеспеченных подданных. Единственное препятствие, которое ему оставалось устранить, заключалось в его супруге-королеве, которая никак не решалась допустить инквизицию в свои собственные владения.

Артюр Арну характеризует королеву Изабеллу так: «Чувство гуманности заставляло ее отрицательно относиться к кровавому трибуналу, жестокости которого уже успели привести в ужас всю Испанию, и ее природная честность внушала ей угрызения совести относительно конфискаций имущества, следовавших за каждым постановлением священной канцелярии».

Вот тут-то и вступил в дело Томас де Торквемада, которого королева обожала и к каждому слову которого она прислушивалась. Как пишет Артюр Арну, он «разрешил, наконец, ее сомнения. Он доказал королеве, что религия предписывает ей способствовать инквизиции».

В феврале 1482 года, как мы уже говорили, папа Сикст IV назначил Торквемаду инквизитором. Но первым инквизитором-доминиканцем испанского происхождения был вовсе не он.

Еще в середине XIII века папа Иннокентий IV адресовал частное бреве приорам доминиканских монастырей Лериды и Барселоны, чтобы они предоставили арагонскому королю Хаиме I монахов своего ордена для исполнения обязанностей инквизиторов. Ими стали брат Педро де Тоненес и брат Педро де Кадирета. И потом испанцев (понятно, что под испанцами мы тут понимаем людей, живших на Пиренейском полуострове и разговаривавших на испанском языке [23]) среди инквизиторов было немало.

Как мы уже знаем, когда инквизиторы Мигель де Морильо и Хуан де Сан-Мартин начали исполнять свои обязанности в Севилье, репрессии стали множиться как снежный ком. В ответ тут же последовали жалобы на действия инквизиторов, обращенные к папе.

В результате в апреле 1482 года папа Сикст IV издал буллу, выражавшую сожаление о том, что многие праведные христиане без каких-либо серьезных доказательств были брошены в тюрьмы, подвергнуты пыткам и лишены своего имущества. В том же документе папа делал вывод о том, что «инквизицией уже некоторое время движет не ревностное служение вере и спасению душ, а жажда богатства».

В соответствии с этим все полномочия, данные инквизиции, были аннулированы, и папа потребовал, чтобы инквизиторы были поставлены под контроль местных епископов. Такие меры, разумеется, являлись дерзким вызовом монархии, и Изабелла с Фердинандом были этим сильно возмущены. Сделав вид, что сомневается в подлинности папской буллы, Фердинанд отослал Сиксту IV лукавое послание, которое заканчивалось следующими словами: «Доверьте нам заботу об этом вопросе».

Получив такой отпор, папа полностью капитулировал, и 2 августа 1483 года появилась новая булла, которая учреждала постоянный священный трибунал инквизиции в Кастилии, вверив ему полномочия высшей инстанции инквизиции, которой должны были подчиняться все инквизиторы вообще и каждый из них в отдельности.

Для управления этим священным трибуналом была создана новая должность генерального (великого или верховного) инквизитора Кастильского королевства. Первым эту должность занял Томас де Торквемада, человек, который за ночь мог прочитать сотню донесений и доносов, а к утру уже знал, «куда повернуть жадную злобу Фердинанда и тщеславие Изабеллы».

По мнению историка Жана Севиллья, «„инквизитор“ — это слово, обремененное позором». При этом ряд специалистов отмечают незаурядные способности тех, кто исполнял эту роль. В частности, Бартоломе Беннассар пишет, что инквизиторы были «людьми удивительных интеллектуальных качеств», а инквизиция вела судопроизводство «очень точно и очень скрупулезно». Этот же автор утверждает, что инквизиция была «правосудием, которое практикует внимательное изучение свидетельств, которое осуществляет тщательную проверку, которое без скряжничества принимает отвод обвиняемыми подозрительных свидетелей, которое очень редко прибегает к пыткам и которое соблюдает легальные нормы… Она была правосудием, озабоченным тем, чтобы обучать, объяснять обвиняемому, в чем он заблуждается, правосудием, которое внушает и советует, приговоры которого касаются только рецидивистов».

23

Мы не будем тут вдаваться в филологические тонкости и спорить о том, что такое испанский язык ( espacol), который иногда называют кастильским ( castellano). В любом случае язык этот зародился в средневековом королевстве Кастилия, и он, конечно же, отличается от языков других регионов Испании (каталанского, галисийского и т. д.). Кстати сказать, многие филологи считают, что каталанский, галисийский, баскский, арагонский и астурийский — это вообще не испанские языки. Испанцы обычно называют свой язык испанским, когда он упоминается вместе с иностранными языками, и кастильским, когда он упоминается вместе с другими языками Испании. В остальном испаноязычном мире используются оба названия. «Испанский» преобладает в Колумбии, Мексике, в Центральной Америке и на Кубе; «кастильский» — в Венесуэле, Аргентине, Эквадоре, Перу, Боливии, Парагвае, Уругвае и Чили.