Страница 6 из 70
У Гейне были свои огорчения и печали, и он нес их в маленькую квартирку Марксов. Точно сталь о точило, его едкий ум оттачивался на учености и твердых принципах доктора Маркса, и от их беседы сыпались искры блеска, остроумия и сарказма. Да и фрау Маркс не оставалась безучастной слушательницей.
Маркс и Женни приехали в Париж в октябре 1843 года, вскоре после свадьбы. Пять месяцев труда вложил он в выпуск первого и единственного номера «Немецко-французского ежегодника», широко задуманного демократического издания, которое Маркс тянул к социализму. Он заканчивал две свои собстпенные статьи, читал чужие, вел переписку с издателем и жестокие споры со вторым редактором — Арнольдом Руге, революционность которого линяла на глазах.
Маркс штудировал французов прошлого века — Гольбаха, Гельвеция, Руссо — и социалистов-утопистов текущего века. Едва хватало времени на французские и немецкие газеты. Через немцев, давно живших в Париже, Маркс сошелся с социалистами разного толка, бывал у рабочих.
Наконец в феврале 1844 года «Ежегодник» вышел. Больше всего радовала в нем Маркса присланная из Англии статья молодого Энгельса, с которым он несколько холодно впервые встретился два года назад в Кёльне. Этот розовощекий франт оказался совсем не тем, за кого Маркс принял его тогда.
Статья по политической экономии была яркая, задорная и поразительно близкая по мыслям к теперешним взглядам Маркса.
«XVIII век, век революции, революционизировал и политическую экономию», — писал Энгельс. Но, как и в политике, революция в этой науке была буржуазной. В конечном счете она лишь обосновала строй наемного рабства. «Новая политическая экономия, система свободы торговли, основанная на «Богатстве народов» Адама Смита, оказалась тем же лицемерием, непоследовательностью и безнравственностью, которые во всех областях противостоят теперь свободной человечности».
Пользу от буржуазной политэкономии критик видел в том, что она, не сознавая этого, обнажает дикий эгоизм частных интересов и тем самым «прокладывает путь тому великому перевороту, навстречу которому движется наш век, — примирению человечества с природой и с самим собой».
Последняя фраза выдавала немца и ученика Гегеля. Но смысл ее был совершенно ясен: речь шла о пролетарской революции.
Эта статья открыла перед Марксом новый, мало знакомый ему мир. Он мучительно ощущал потребность в таком трезвом материализме, в подведении фундамента экономических фактов жизни под политику и идеи. К этому толкала его и работа в «Рейнской газете», и изучение Великой французской революции, которая влекла его неудержимо, и чтение сочинений социалистов, и беседы с ними.
Настал исторический момент в развитии идей, которым суждено было стать материальной силой. В лице Маркса и Энгельса немецкая философия должна была соединиться с английской классической политической экономией и французским социализмом. Марксу предстояло помножить Гегеля на Смита, развить теорию прибавочной стоимости и сплавить ее с диалектикой, с идеей общественного развития и борьбы противоположностей.
В марте Маркс засел за экономистов. Начал он с Сэя, который в то время еще представлялся ему добросовестным толкователем отца политической экономии. Потратив на него неделю и заполнив две тетради выписками, он перешел к самому Смиту.
Маркс был поражен Смитом, поражен ясностью его мысли и выражения, широким историческим кругозором, красочностью и увлекательностью знаменитой книги. Читая Смита в первый раз, он только делал выписки и конспективные записи, почти не вставляя своих замечаний. Это пришло позже, когда он прочел Рикардо, Мак-Куллоха и многих других. Тогда стали яснее особенности авторов, их достоинства и недостатки, их противоречия.
Пока же разделенные на две колонки листы самодельной тетради заполнялись французским текстом и кое-где поспешным, неотработанным немецким переводом. Перевод Маркс делал тогда, когда хотел лучше уяснить себе смысл: переводя, он думал и сопоставлял.
Маркс уже покончил со Смитом и вгрызался в Рикардо, когда 1 мая Женни родила дочь.
Он шел вечером домой по тихой улице Ванно, вдыхая запах цветущих каштанов и мысленно еще продолжая спор с англичанином. Споткнулся, но едва заметил это.
Почти в дверях он столкнулся с Ленхен Демут, которую теща недавно прислала в Париж, чтобы помочь Женни в трудные месяцы. Ленхен едва не бежала, раскрасневшаяся и небрежно одетая.
— Герр Маркс, я за доктором. Как будто пришло время…
Рикардо вылетел у него из головы. Он взбежал по лестнице и бросился в комнату жены…
Роды прошли благополучно. Через четыре дня счастливому отцу, который вернулся к своему бесконечному труду, минуло 26 лет.
Несмотря на новые заботы (в том числе денежные: от тысячи талеров, которые в начале года прислали друзья из Кёльна, осталось уже немного), Маркс был настроен бодро, как никогда. Все было еще в будущем, он был молод, здоров, счастлив и мог работать по 14 часов в сутки!
В начале июня Женни-большая уехала с Женни-маленькой к матери в Германию, и Маркс еще глубже погрузился в море книг. Это было жаркое лето!
Библиотека была пуста, и неистовый читатель все более изумлял служителей и старого библиотекаря, с которым он иногда толковал о временах империи. Дома Маркс писал свою первую большую экономическую работу, еще не зная, что из нее выйдет. Пока писал для уяснения вопроса самому себе…
Для разделов о заработной плате, капитале, прибыли и разделении труда Маркс в основном использовал Смита. Теперь из выписок рождались рассуждения, возражения, совсем новые идеи. Некоторые фразы оставались недописанными, мысль прерывалась, изложение переходило в конспект или план.
Но уже вырисовывалось что-то важное и новое. Смит и вся классическая политическая экономия провозгласили труд единственным источником стоимости и богатства. И они же считают естественным и вечным такой порядок, при котором «рабочему достается самая малая доля продукта — то, без чего абсолютно нельзя обойтись: лишь столько, сколько необходимо, чтобы он существовал — не как человек, а как рабочий — и плодил не род человеческий, а класс рабов — рабочих».
Смит говорит, что капитал — это лишь накопленный труд, но ведь он противостоит рабочему и эксплуатирует его. Капитал не просто накопленный труд, а накопленный чужойтруд.
Классики сделали много, их ни в коем случае нельзя отбросить. Энгельс в своем молодом задоре обошелся с ними чуть-чуть нигилистично, хотя в главном он, конечно, прав.
Надо объяснить капитализм, исходя из его внутренних законов, а никто не подошел к этим законам ближе, чем Смит и Рикардо. Надо показать, что это действительные, объективные законы, что капитализм — необходимая ступень развития общества, а не результат чьего-то коварства и насилия.
Но эти же самые законы порождают такие противоречия, которые рано или поздно, опять-таки закономерным путем, приводят к гибели капитализма. Да, капитализм естествен(в этом правы классики и не правы социалисты), но он отнюдь не вечен (вопреки классикам).
Сквозь дебри гегельянской терминологии пробиваются еще невиданные мысли…
В самом конце августа из Англии приехал Энгельс. Десять дней они работали вместе.
ЧАСТЬ I.
ПОДГОТОВКА
1. ДЕТСТВО. ПЕРВЫЙ УНИВЕРСИТЕТ: ГЛАЗГО
Несмотря на все усилия британских ученых — биографов Смита, особенно Джона Рэ и Уильяма Роберта Скотта, мы мало знаем о первых тридцати-сорока годах его жизни.
Смит никогда не вел дневников и всю жизнь писал возможно меньше писем, отличавшихся к тому же анекдотическим лаконизмом. Письма его к матери почти не сохранились. У него не было близких родственников и в то время не было друзей, которые могли бы оставить воспоминания.