Иприт

Но потрясение, вызванное восстанием негров, помешало осуществлению плана. Кроме того, тресты, капитал которых был в оборудованных предприятиях и ископаемых богатствах, заняли выжидательную политику.

Рабочие, не имеющие никаких сбережений, не пришли на митинги.

Больше всего была в отчаянии мелкая буржуазия: обладательница браслетов и золотых часов, составляющих часто все ее имущество.

— Увы, они начинают приходить в себя… — печально произнес Шульц. — Неужели дело кончится только смертью золота? Они начинают налаживать нефтяную и хлебную валюту…

— Да, — вмешалась Эльза, — и в лавочке не принимают больше ваших кристаллов. Вам придется опять пить вчерашний кофе… а наш садик вытоптан. И это называется химия.

— Я потряс мир, но не разрушил его строя, Хольтен, — печально продолжал Шульц. — Наука не может сделать этого. Только восстание рабочих пересоздаст мир.

— Рабочих и колониальных народностей, — ответил Хольтен.

— Хольтен, я переслал формулы в Россию с Наташей. Там это пригодится в технике. Разочарование мучит меня. Мне кажется, что за Роберта нужно отомстить иначе. Я только профессор. Пускай русские делают с моими формулами, что хотят, а я пойду к Монду сводить свои старые счеты.

— Едем, господин, — ответил Хольтен печально. — Сердце белого горячо, но белый ошибается почти всегда. Вас ослепляет гордость, вы разбрасывали золото из гордости, воевали из гордости, отбивали жену у господина Монда из гордости и из гордости любили бедного Роберта. Но если бы вы знали правду… — тут негр прервал себя, боясь, что уже проговорился.

Но профессор Шульц не слышал. Он, немецкий профессор и член многих академий, старый корпорант корпорации «Веселый Веймар» думал о времени, когда и он, и Монд были молодые и носили корпорантские цвета.

ГЛАВА 47

Об одном ЧУДЕ и о том, как Кюрре поехал собирать воедино свое стадо

Началось дело с пустяков — с пожара.

Пожары происходят всюду, и их можно даже предсказывать наперед по статистическим данным.

Нельзя, к сожалению, только знать точно место и время пожара.

Вот почему к тому моменту, когда пожарная команда на автомобилях примчалась на вызов, верхние этажи небоскреба пылали, как сосна, зажженная ударом молнии.

Зато в нижних продолжалась мирная жизнь — торговали, считали и даже справляли свадьбы.

Официанты с шампанским, пробегая по коридорам, только пробовали стенки — не нагрелись ли.

Неторопливо и быстро установив машину перед горящим зданием, пожарные направили струи из шлангов на верх здания, как будто обросшего огненными перьями.

И тут началось.

Огненные перья выросли, посинели, закурчавились, фонтаном ударились в небо и вдруг пролились голубым огнем. Струи, направленные на огонь из машин, тоже горели.

Дом вспыхнул до основания, как спичечная коробка.

Если бы не находчивость брандмейстера, пустившего в дом несколько зарядов из скорострельной противопожарной пушки, то и от свадьбы, да и от самих пожарных, остались бы одни угли.

Но два-три выстрела опустошительными бомбами сбили пламя.

— Спирт, — сказал брандмейстер, нюхая воздух. — Джек, почему в насосе налит спирт вместо воды.

— Я попробую, мистер, — ответил пожарный, припадая к крану ртом — несколько секунд слышалось только бульканье.

— Спирт, — подтвердил наконец пожарный, отрываясь. — Но это из водопровода.

Но веселые песни и крики удивления, стоящие над Нью-Йорком, уже извещали всех, что вода в трубах внезапно обратилась в 90° спирт.

Здесь я должен сделать небольшое отступление в своем рассказе.

Рек все это время вел странную и вряд ли правильную жизнь.

Он объявил свою жену херувимом и требовал, чтобы она ходила в бриллиантовой короне.

Но дело было в демократической Америке, и советники Кюрре говорили ему, что не стоит возбуждать общественное мнение.

Кюрре был принят как равный в совет миллионеров и получил крупное количество нефтяных акций, которые сделали его не только богом, но и миллионером.

И здесь блестящая мысль осенила его голову.

Весь мир переживал тяжелый кризис в связи с полным обесцениванием золота.

И тогда Рек предложил новый выход — нефтяную валюту.

Все запасы нефти были сосредоточены в руках одного синдиката, который выпустил под залог ее специальные деньги.

Единицей в этой валюте являлось 10 литров чистой нефти.

Чрезвычайная дороговизна нефти, которая к этому времени почти иссякала во всем мире, делала эту новую валюту устойчивой.

Но у нефти был соперник — спирт.

Падающая добыча нефти уже не могла удовлетворить всю потребность автомобильных и авиационных двигателей.

В качестве топлива широко применяли спирт.

Спирт для двигателей, добываемый старым способом, был слишком дорог, но химия создала к этому времени десятки других способов: из ацетилена, перерабатываемого в присутствии ртутных солей, из отбросных щелоков, из газов коксовальных печей и из древесных опилок, предварительно обсахаренных действием серной кислоты.

Этот спирт был дешев, но Реку он не нравился, так как он обесценивал нефть.

И в одну ночь Рек приказал часть спирта выпустить в реку Гудзон, а остатками наполнить водопровод, чтобы чудо в Кане повторилось в американских размерах.

«Пейте, пока он с нами», — появилось во всех дневных газетах, и только пожарные, выехавшие на пожар за две минуты до выхода номера, не знали о том, что весь город широко снабжен спиртом.

И люди пили.

Одинокие пили тоже на своих кухнях.

Бездомные пили из городских фонтанов.

Город пил и бредил.

Нефтяная валюта поднималась.

Рек не пил спирта.

Даже хвост его слона подмывали только шампанским.

Печально сидел Рек среди своего гарема.

Все кинематографические артистки были здесь.

Они пели, плясали и плавали в большой прозрачной хрустальной чаше.

Но Рек был мрачен.

«Женщины, — думал он, — хороши только на экране. У меня сто жен — я не могу целовать их всех. Может быть, нанять помощника?»

Но Рек был ревнив.

— Акции подымаются, — произнес Морган, входя в зал.

— Не одними акциями жив человек, — ответил Кюрре.

— Рек, — возразил Морган, — у вас действительно опущенный вид. Может быть, ваши жены вам не под силу? Но дело не в них. Обувные фабриканты — вот корень зла. Они запрещают атаковать ипритом… Иприт обжигает кожу. Они говорят, что обожженные китайцы не будут покупать ботинки. Наша война не ладится. Мы теряем время, и рабочие всюду недовольны. Я предлагаю устроить религиозно-деловой конгресс в Лондоне. Лига Наций была не плохая выдумка. Нам нужно согласовать разрозненные интересы капиталистического мира. Одним словом, вы помните: «Да будет едино стадо и един пастырь». Выезжайте немедленно в Лондон. Чудеса и знамения уже заказаны. Помещение тоже уже готово.

— А что я получу за это? — ответил Рек.

— Пять процентов с суммы русской контрибуции, — произнес Морган.

— Абгемахт! — радостно воскликнул бывший комиссионер, прикинув в уме цифру.

ГЛАВА 48

О том, как встретились два старых друга, и о том, ЧТО ПРОИЗОШЛО В ЛОНДОНЕ в этот день

Зал заседания религиозной конференции наполнялся. Одетые в сюртуки американские священники мирно разговаривали с католическими пасторами, одетыми в черные рясы. Греческие священники с длинными волосами, убранными в прически, жались в углах вместе с несколькими сибирскими шаманами, тайно бежавшими из России.

Брамины, факиры, брамы, ламы, муллы, бонзы вполголоса обсуждали положение. Имя Река повторялось всеми.

Предполагалось создать религиозную декларацию, способную объединить всех.

Христианские молодые люди с портретом Кюрре в петлицах обходили всех и тихо уговаривали на эсперанто.

Уже прибыли представители трестов и синдикатов, приглашенные на совещание.