Страница 53 из 53
Богатому Пашке хотелось быть необыкновенным и ласковым. Он снял шапку и низко поклонился на огонек.
— Не поминайте, братишки, лихом. Придется разбогатеть или припрет мне на самом деле счастье, я вас не забуду.
Он выпрямился и поднял было палку.
— Пошли, китаеза.
Вдруг легкий, звенящий шум послышался в темноте.
Сначала это походило, будто далеко-далеко мчалась во всю прыть неподмазанная телега, а в телеге той курлыкали журавли.
Затем послышался похожий на барабан треск.
Оба наши странника были люди, видавшие виды, и сразу узнали этот треск.
— Аэроплан, — первым выговорил Пашка.
— Та-а… — оторопело подтвердил китаец.
Пашка еще послушал.
— Как есть аэроплан.
И чтоб отвязаться от каких-либо опасений, сказал быстро:
— В Австралию летит, ишь как трещит-то на большой ход.
Он поднял опущенную было палку.
— Пошли, братишка… Аэроплан увидать к счастью.
Треск аэроплана между тем, казалось, снижался, быстрел.
И вот вертикальный луч прожектора, круглый и тонкий, как бревно, упал на село Микитино.
Китаец уцепился за Пашку.
— Ищут, — прохрипел он.
Пашке самому было не очень спокойно, но он все-таки поддержал китайца.
— Постой, дай я тебя по носу щелкну. Может, это нам во сне.
— Ой, — заорал китаец, — больна!
— Действительно, фундаментально. Значит, не во сне.
Луч пробежал по деревне, озолотил жидким светом испепеленную северными ветрами солому крыш, подрожал на ветхом куполе церкви и вдруг уставился в Пашкину избу
Старуха мать выскочила в одной рубахе и закрестилась на свет. Она, наверное, приняла вертикальный прожектор за архангельское видение.
Луч обшарил избу, выскочил на дорогу, подрожал и, как собака, пустился по Пашкиному следу.
— Ищут…
— Та-а…
Потная рука китайца опять вцепилась в Пашкин рукав.
— Да отвяжись ты. И без тебя тошно.
Вот, словно обнажая дорогу, приближался таинственный луч все ближе и ближе. Он замедляет свое движение.
Нет, это так кажется.
Потому что китаец и Пашка стояли уже в столбе лучей вертикального прожектора, и Словохотов снял шапку.
— Вечер добрый, братишки. По какому делу?..
В вышине продолжал трещать аэроплан. Странники неподвижно стояли в световом столбе.
— Как в санатории, — проговорил наконец Пашка, — ванны из ламп. Раздеваться, что ли?
Китаец оторопело вздрагивал, посматривая вверх.
Наконец Пашка догадался.
— За деньгами приехали. Ошибкой деньги прислали. Придется нам, китаеза, вернуть наши денежки.
Он со вздохом вынул деньги и положил их на дорогу.
— Берите, — махнул он рукой на пакет.
Он взял китайца под руку и пошел по дороге, возвращаясь в деревню.
Но луч продолжал следовать за ними.
— Догадались, черти. И действительно, я не все деньги положил. Обсчитать хотел на малость.
Пашка вернулся, доложил деньги.
Но все-таки луч не отставал.
Пашка вскричал разозленно:
— Ничего не пойму. Да что я им штаны должен отдать!
Он опять вернулся, положил деньги в карман и сказал:
— Нечего на них. Позабавлялись и будет.
Он, придерживая шатающегося китайца, твердой поступью направился по городской дороге.
Луч мелькнул за ними, тогда Пашка побежал.
Но бежать приходилось все время в луче и казалось, что бежишь на одном месте.
Вдруг свет угас.
Гулкий свист послышался в равнине.
Несколько мгновений спустя по мерзлой земле наши беглецы услышали топот ног.
Пашка взмахнул палкой.
— Не подходи, убью!
Но палка выскользнула и шлепнулась где-то далеко, и десяток рук тесно охватили его.
Рядом стонал китаец.
Тогда Пашка закричал:
— Братишки, да ей-богу, я это все наврал. Ничего такого не было… Голимая выдумка, мне и самому теперь стыдно, что так народ морочил. Братишки, пустите…
Его продолжали волочить дальше.
Вот перед ним мелькнуло крыло вертикального аппарата, геликоптера. Вот плетеная кабинка, электрический свет, ярко заливающий каюту. Какой-то человек с двумя фотографическими карточками наклоняется над друзьями. На нем странная фиолетовая форма, и борт тужурки расшит золотом.
Он вглядывается, и Пашка кричит ему в необыкновенно бледное лицо.
— Гражданин, я ж вам говорю — наврал. Я письменное подписание могу дать, и он, китаец, тоже на своем языке даст. Все сплошь наврано…
Геликоптер вздрагивает и по вертикали извивается вверх.
Китайцу делается дурно.
У Пашки тоже кружится голова, его мутит, и, словно сон, он слышит над собой длинную фразу на незнакомом языке. Голос женский. Его прерывает другой, резкий мужской, и Пашка явственно разбирает одно слово:
— Иприт…