Грешница

При подобных отзывах мсье де Сегиран выпрямлялся с гордостью, ибо теперь он гордился тем, что имеет другом мсье де Ла Пэжоди; мадам де Сегиран вторила этим похвалам, опуская глаза, а мсье де Ла Пэжоди скромно их принимал. Впрочем, скромность его не покидала, и в нем трудно было бы узнать того Ла Пэжоди который произвел такие опустошения среди эксских дам и колесил по дорогам с молодой цыганкой. От него нельзя было даже услышать нечестивых выражений и речей, столь для него обычных и снискавших ему заслуженную славу вольнодумца. В Кармейране мсье де Ла Пэжоди был тих, уживчив, добродушен, так что мадам де Сегиран недоуменно спрашивала себя, неужели же это тот самый заживо осужденный, с которым она так неожиданно и дерзко пожелала испытать обитающий в ней грех в уверенности, что она ничем не отягчит и без того уже неминуемого проклятия.

И действительно, мадам де Сегиран тверже, чем когда-либо, решила избавиться от мучительного плотского любопытства, которое ее терзало и жгло своим угрюмым и знойным пламенем. Она была все более и более уверена, что ее грех иссохнет в ней на своем же собственном огне и что его охладевший пепел развеется ветром забвения. Но неужели мсье де Ла Пэжоди уклонится от того, чего она от него ждет? Что это за странное поведение и что значит эта сдержанность? Наверное, это всего лишь ложная видимость, и скоро мсье де Ла Пэжоди вернется к своей истинной природе, требующей, чтобы женщины отдавали свое тело его наслаждению. Как и с другими, мсье де Ла Пэжоди придет к этому и с нею, и мадам де Сегиран ждала этого мига с мучительным и мрачным нетерпением. Конечно, решившись на задуманное испытание, мадам де Сегиран пошла бы и сама навстречу намерениям мсье де Ла Пэжоди, ибо в том состоянии, в каком она находилась, она не побоялась бы никакого стыда; но и не будчи опытной в делах любви, она все же знала, что мужчины не любят слишком открытых призывов и предпочитают добиваться благосклонности, а не получать ее в подарок. А потому она считала, что ее всем известные стыдливость, добродетель и благочестие скорее подвигнут мсье де Ла Пэжоди покуситься на нее, чем ежели бы она сама первая предложила ему то, чего он от нее хочет. Такого расчета мадам де Сегиран и придерживалась, надеясь, что случай, приведший мсье де Ла Пэжоди в Кармейран, и тут постарается, чтобы помочь ей пасть в его объятия. Между тем дни проходили в разговорах и в игре на флейте, а мсье де Ла Пэжоди не переставал относиться к мадам де Сегиран с почтительностью, начинавшей ее беспокоить. Ее тайная досада на такое поведение не укрылась от бдительных глаз мсье Паламеда д'Эскандо, и он счел позволительным воспользоваться этим случаем, чтобы открыться в своей страсти. Прежде, нежели отважиться на это, мсье Паламед д'Эскандо несколько раз вопрошал зеркало. Он старался придать своему лицу дерзкую и трогательную прелесть. В сущности, мсье Паламед д'Эскандо не сомневался в успехе. Он был высокого мнения о своей наружности, в особенности если сравнивал ее с внешностью мсье де Ла Пэжоди. Насколько мсье де Ла Пэжоди был коренаст и крепок, настолько же прекрасный Паламед был высок и строен. Свежесть его кожи затмевала смуглый цвет соперника, которого мсье д'Эскандо заранее считал несчастливым. К тому же, мсье де Ла Пэжоди не шел с ним в сравнение в смысле изящества и роскоши нарядов, и ни одна женщина не решилась бы поставить в ряд скромного дворянчика не у дел и блестящего офицера галерного флота, Ла Пэжоди и Эскандо, в особенности когда этого Эскандо зовут Паламедом, именем звучным и созданным для любви.

Таким образом, мсье Паламеду д'Эскандо оставалось только найти благоприятный миг, чтобы действовать. Ему показалось, что он его нашел во время прогулки, которую предложил совершить в саду, пользуясь ясной погодой, мсье де Моморон. Мсье де Ла Пэжоди и мсье де Сегиран от нее воздержались, а спустя некоторое время и кавалер, почувствовав, что нога его не слушается, велел Али и Гассану отвезти себя обратно в замок. Мадам де Сегиран выразила желание пройтись до грота, сооружавшегося в одном из дальних садовых боскетов, и мсье Паламед д'Эскандо взялся проводить ее туда. Этот грот показался мсье Паламеду д'Эскандо местом, особенно благоприятствующим его признанию ибо он читал в романах, что дамы охотно избирают такого рода уголки, чтобы слушать воркование своих возлюбленных. А потому, едва мадам де Сегиран вошла в пещеру, как прекрасный Паламед очутился у ее ног. Но, невзирая на свою отвагу, мсье Паламед был изрядно взволнован, настолько, что, вместо того чтобы начать красивую речь, которая была готова у него в голове и слов которой он не мог припомнить, он ограничился тем, что, как истый моряк, попытался взять мадам де Сегиран на абордаж и коснулся ее смелой рукой, меж тем как его рот неожиданно приник к губам прекрасной богомолки; но он не настолько плотно к нему прильнул, чтобы не услышать самый озадачивающий и самый презрительный смех, какой себе только можно представить, сопровождаемый толчком, лишившим его равновесия и опрокинувшим его в лужу, откуда он встал, перепачканный и грязный, лишь для того, чтобы увидеть, как мадам де Сегиран удаляется быстрыми шагами. Раздосадованный, пристыженный и взбешенный, мсье Паламед д'Эскандо, не смея никуда показаться в таком виде, должен был дожидаться сумерек, чтобы вернуться в замок, почиститься и переодеться. Когда он вышел из своей комнаты, он нашел всех в сборе вокруг мсье де Ла Пэжоди. Мсье де Ла Пэжоди, с флейтой в футляре, прощался с хозяевами, будучи вызван в Экс по непредвиденному делу, о котором он не распространялся, и уезжал, невзирая на сожаления и сетования мсье де Моморона. Мсье де Моморон приходил в отчаяние при мысли, что замок уже не будет оглашаться звуками флейты мсье де Ла Пэжоди, и снова сокрушался, что мсье де Ла Пэжоди дворянин, а не музыкант на его галере, в каком случае он сумел бы помешать ему расстраивать компанию, ибо хорошая цепь и хороший обруч удержали бы его при исполнении долга. Но карета, которой предстояло отвезти мсье де Ла Пэжоди в Экс, была подана, и его пришлось отпустить. Вечер, последовавший за отъездом мсье де Ла Пэжоди, был уныл. Кавалер де Моморон утешал свое разочарование жестокими рассказами о палочной расправе, многословно поясняя подробности этой операции, принадлежащей к числу тех, которыми лучше всего поддерживается дисциплина среди шиурмы. Он досконально описывал, в чем она состоит и к чему приводит, а именно иной раз к смерти наказуемого, как ни стараются промывать ему раны уксусом и присыпать их крупной солью. Верный Али и верный Гассан отличались умением орудовать палкой, и это было одной из причин, почему мсье де Моморон так ценил этих турецких невольников. Мсье Паламед д'Эскандо рассеянно слушал рассказы мсье де Моморона и, совсем еще сконфуженный своим приключением в гроте, не смея взглянуть мадам де Сегиран в лицо, неприязненно взирал на мсье де Сегирана, имевшего довольно хмурый вид, ибо приближалось время сна и ему предстояло вернуться на свое одинокое ложе; действительно, с некоторых пор, под предлогом нездоровья, мадам де Сегиран возбранила ему доступ в свою комнату и все, что с этим связано. Мсье же де Сегиран был весьма удручен необходимостью такого воздержания, которое было ему отнюдь не по душе и снова отдаляло счастливый день, когда он должен был изобличить лживость непристойных инсинуаций мсье д'Эскандо Маленького и доказать правоту поощрительных уверений знаменитого мсье Дагрене. Что же касается мадам де Сегиран, то она хранила угрюмое молчание и старалась объяснить себе непонятную сдержанность мсье де Ла Пэжоди и его отъезд. Мадам де Сегиран продолжала эти размышления и тогда, когда, отпустив служанок и замкнув дверь на задвижку, собиралась лечь спать. Ее комната была расположена во втором этаже замка и сообщалась с главной лестницей. Она была просторна и выходила тремя высокими окнами на красивый балкон с украшенной резными вазами балюстрадой, откуда открывался вид на сад. В этот вечер в окна стучал дождь, и мадам де Сегиран думала о том, что завтра будет скучный день, потому что мсье де Моморон не в духе и нет мсье де Ла Пэжоди. Так она раздумывала довольно долгое время, как вдруг ей послышался необычный шум, словно кто-то шагал по балкону, но она не успела докончить свою мысль. Окно внезапно отворилось, и она увидела мужскую фигуру, скользнувшую в комнату и остановившуюся перед ней. Мадам де Сегиран не была труслива, а потому даже не вскрикнула, да к тому же, прежде чем она собралась позвать на помощь, чья-то ладонь закрыла ей рот, в то время как сильная рука приподнимала ее от полу, а ее глаза узнавали совсем близко от ее лица мокрое лицо мсье де Ла Пэжоди, который стремительно, неистово и молча нес ее к кровати с полуоткинутым одеялом, куда они упали вдвоем, обнявшись так крепко и так тесно, что казались единым телом. Мсье де Ла Пэжоди, сведущему, по природе и по опыту, во всех видах любви и во всех приемах, коими любовник покоряет своей страсти и своей воле, особенно удавались такие внезапные захваты женщин, то упраздняющие все их колебания, все их сомнения и весь их стыд, то утоляющие их ожидания и вторящие пламенному зову их тела и обладающие тем преимуществом, как довольно забавно говорил мсье де Ларсфиг, что слова они заменяют действиями и делают излишними всякие предисловия в области ухаживания и изъявления чувств, к чему большинство дам совсем не так уж привержено, как они считают необходимым делать вид.