Жорж Санд

Жорж Санд — Сент-Бёву, 15 декабря 1860 года:Я как дорога, которая то поднимается вверх, то катится под гору независимо от моего желания. Жизнь ведет меня, куда хочет, и уже много лет я так равнодушна к вопросам любви, что не защищаю себя ни от чего; я пересекаю ясные сферы и благодарю бога за то, что он меня в них впускает, но как это случилось, я не знаю. Может быть, благодаря моим хорошим намерениям: «Pax hominiblis bona voluntatis [63]».

Глава вторая

Семейный круг

Эта новая философия брака пришла к Жорж слишком поздно для того, чтобы укрепить супружеское благополучие бедного Казимира; но вряд ли вообще можно было спасти этот союз. Бывает так: чем больше женщина изучает характер мужа, тем менее находит в нем приятных черт. В таком случае напрасно проповедовать примирение. Санд должна бы знать это лучше, чем кто-либо. Но старые женщины рассматривают житейские драмы под другим углом зрения, чем молодые. Они начинают об этом размышлять тогда, когда это касается не их самих, а их дочерей, невесток, внучек, и тогда у них вдруг появляются силы противостоять страстям других. Мать Соланж Клезенже не могла ни судить, ни чувствовать, как жена Казимира Дюдевана.

Соланж и ее мать относились сурово друг к другу. Санд и Морис образовали блок против этой злой маленькой девочки, которая нашептывала всем и каждому в отдельности свои доносы так коварно и так правдоподобно, что в конце концов все вокруг нее стали беспричинно ненавидеть один другого. «Вплоть до петухов, становившихся более воинственными, вплоть до собак, становившихся более злыми во время пребывания Соланж». С самых юных лет она была свидетельницей всех любовных связей своей матери; сначала она осуждала их, а потом завидовала им. «Когда я говорила с ней о боге, — говорит Санд, — она смеялась мне в лицо». Нужно признать, что Соланж прошла хорошую школу легкой любви. Но Жорж этого не понимала. Она не видела себя такой, какой ее видела Соланж. «Она льстит себя надеждой, — писал сурово Сент-Бёв, — что никогда не поверят правде и что пустословие в конечном счете одержит верх». Поведение Санд было гораздо более искренним, чем он думал. Грубый ум Соланж, ее наглый цинизм шокировали в госпоже Санд одновременно мать, буржуазку и романтика. Называя друг друга «моя толстушка, моя милочка, моя дорогая», эти две женщины не любили друг друга. Во времена Шопена между ними было тайное соперничество. Соланж вела себя тогда недостойно. Прошло время, Санд захотела простить дочь и даже поверила в это. Она дважды давала своей дочери приданое: сначала отель Нарбонн; потом, после наложения ареста на него, — ренту; ей хотелось, чтобы по крайней мере не распался брак с Клезенже.

Из этого ничего не вышло. Сумасбродный Клезенже за год наделал столько долгов, что продажа заложенного особняка оказалась неизбежной; он разорил жену и очень дорого обошелся своей теще, так как Санд — хотя и тщетно — пробовала спасти его. Однако Соланж, верная системе — клеветать на близких, — рассказывала своим друзьям Бакан, что ее преследуют «кредиторы матери». Скрытная по природе, она не делилась с матерью своими семейными переживаниями. «Я о ней знаю только то, что она хочет мне сказать, а она говорит только то, что считает выгодным для себя рассказать…» Благодаря рождению маленькой Жанны Клезенже, Нини, отношения между матерью и дочерью как-то стали лучше, но не ближе. «Из них двоих Клезенже безрассуднее, но не хуже», — говорила Санд. В феврале 1851 года Соланж и Нини прибыли в Ноан.

Жорж Санд — Огюстине Бертольди, 24 февраля 1851 года:Что касается серьезных дел, то скажу тебе, что Соланж появилась здесь накануне приезда Мориса и провела у нас четыре дня вместе со своей дочкой, очень хорошенькой, но нелегкой девочкой. Соль приехала с решением быть любезной и действительно была любезной с большим апломбом, как светская дама, совершенно равнодушная в глубине души. Вот все, что я могу о ней сказать, так как понять причину этого визита и сокровенную суть намерений Соланж никто не может. Она говорит о том, что хочет провести где-то поблизости несколько летних месяцев, что ищет помещение; она его не найдет, потому что здесь нет таких помещений. Я не знаю, возможно, это был прием, чтобы заставить нас пригласить ее. Я ей сказала категорически, что не хочу брать к себе ни ее мужа, ни ее домашних, ни ее друзей, ни ее лошадей, ни ее собак, что возьму к тебе только ее и Жанну, при этом буду начеку и приму меры предосторожности против ее выходок; на это она ответила, что она вовсе не намерена жить у меня, так как мой дом не мог бы выдержать тот образ жизни, какой ведет она. Она сказала, что ее муж зарабатывает много денег. Я этому верю. Вопрос только в том, платят ли они долги. Она всегда его защищает, говоря, что у него плохой характер, но доброе сердце. Тем лучше, если она довольна. Мне кажется, что она видит свое счастье в одном: она хочет быть светской женщиной; но все окружающее ее общество она поносит и жестоко высмеивает. К сожалению, она плохо себя чувствует, по-моему, виновата она сама — она сделала себе выкидыш и уже на следующий день ездила верхом; в результате уже несколько месяцев она никак не может поправиться. Она мне пишет претенциозно-нежные письма. Я все обдумала и решила — больше я не сержусь, не огорчаюсь, меня уже никто не обманет. Я смотрю спокойно на то, что есть и чего нельзя изменить…

Так велик был ужас, внушаемый Санд этими супругами, что она считала их способными на преступление. Она умоляла Мориса не обедать у своей сестры.

Жорж Санд — Морису, 2 января 1851 года:Мне очень не нравится, что ты у них обедаешь… Клезенже сумасшедший, Соланж бессердечна. Они оба беспринципны, безнравственны, так что в какой-то момент они могут быть способны на все… Для них выгодно, чтобы тебя не было на свете, а выгода для них важнее всего. Соланж всегда бешено ревновала к тебе. Они тебя добиваются. Клезенже ходит за тобой по пятам… Будь крайне осторожен у них, и еще раз говорю, не ешь и не пей… Сожги мое письмо, но помни о нем. Преступление не всегда таково, как о нем думают. Это не принятое заранее решение, но роковое стремление, которое медленно созревает у злодеев. Это акт бреда, и чаще всего порыв безумия…

Она признавалась, что не испытывает к дочери никакой привязанности: «Для меня она брусок холодного железа, существо незнакомое, непонятное…» Самой Соланж Санд писала тогда: «У тебя какая-то невероятная жизнь, моя дорогая толстушка, прямо фантастическая, и чем дальше, тем меньше я в ней понимаю…» Фантастическая? Да, Соланж действовала очень странно. На некоторое время она отправилась к отцу в Гильери, и бедный Казимир, не очень уверенный в том, что заслужил честь этого отцовства, взвалил бремя на свои плечи, что не помешало Соланж жаловаться на него. Клезенже изменил ей, Соланж захотела отомстить ему, и, так как она отличалась оригинальной красотой, была блестяще остроумна и эффектна, она легко нашла поклонников. В 1852 году она оставила Клезенже, который «обращался с ней как с натурщицей». Впоследствии из монастыря, в котором она нашла себе временное убежище, она продолжала жаловаться.

Соланж Клезенже — Жорж Санд, 23 апреля 1852 года:Неужели так и пройдут лучшие годы моей жизни? Без родных, без друзей, без ребенка, наконец, даже без собаки, которая бы помогла заполнить пустоту?.. Одиночество среди движения и шума, а рядом развлекаются люди, скачут лошади, поют женщины, играют на солнце дети, рядом существа, любящие друг друга, счастливые! Такое одиночество не скука, это безнадежность. И еще удивляются, что бедные девушки, неразвитые и необразованные, дают себя увлечь удовольствиям и пороку! А разве женщины со здравым смыслом и с сердцем всегда умеют уберечься от этого?..

Жорж Санд — Соланж Клезенже, 25 апреля 1852 года:Я много прожила, много работала, одна, в четырех грязных стенах, в лучшие годы моей молодости, как ты говоришь, и не жалею, что я это узнала, что я пошла на это. Одиночество, на которое ты жалуешься, — другое дело… Это следствие твоего поведения. Возможно, что твой муж не заслужил такой неприязни и такого бурного разрыва. Думаю, что можно было расстаться иначе, с большим достоинством, терпением и благоразумием. Дело сделано, его не поправишь… Но я нахожу, что у тебя нет оснований жаловаться на последствия твоего решения: ты его приняла самостоятельно, забыв о родных, друзьях и ребенке, отсутствие которых ты чувствуешь сегодня. Из-за ребенка ты должна была потерпеть; друзья этого хотели; а родные, ведь ты говоришь обо мне, настоятельно просили, чтобы ты выбрала лучший момент и чтобы мотивы были бы более доказательными… Я не вижу, чтобы друзья, которыми ты себя окружила в свете, по доброй воле отойдя от меня, остались более верными тебе, чем те, которые к тебе перешли от меня… Нет ни одного из моих старых друзей, который не был бы готов простить тебе твои заблуждения по отношению ко мне и принять тебя, как раньше… Количество их, правда, невелико, это люди небольшого веса и невысокого полета. Это не моя вина. Я не родилась принцессой, как ты, и устанавливала отношения, следуя моим простым вкусам… Итак, самое большое несчастье твоего положения, что ты моя дочь, но в этом я ничего не могу изменить.

Тебя могли бы утешить деньги, много денег. В роскоши, в лености, в опьянении жизни ты могла бы забыть пустоту твоего сердца. Но чтобы дать тебе то, что ты требуешь, я должна была бы работать вдвойне, иначе говоря, умереть через полгода, потому что уже та работа, которую я сейчас делаю, превышает мои силы… Деньги у тебя все равно не удержались бы, значит это ничему не поможет, ведь наследство после меня не сделает вас богатыми — твоего брата и тебя. Кроме того, если бы я даже стала работать вдвое больше и прожила еще несколько лет, — я не уверена, что мой долг состоит в том, чтобы обречь себя на жизнь каторжника, сделать из себя рабочую лошадь только для того, чтобы доставить тебе роскошь и удовольствие?..

Я дам тебе больше, чем могу. Мой дом будет открыт для тебя до тех пор, пока ты не внесешь в него сумятицы своими глупостями или отчаяния своими злобными выходками. Я буду заботиться о твоей дочери, воспитывать ее, сколько ты захочешь, но не буду обращать внимания на твои жалобы относительно безденежья или лишений, которые тебе придется терпеть в Париже… Рассуждения в твоем письме о женщинах со здравым смыслом и с сердцем, иногда предающихся, подобно необразованным девушкам, удовольствиям и порокам, заставляют меня думать, что Клезенже не всегда лгал, рассказывая о некоторых твоих угрозах. Если у тебя сумасшедший муж, то и ты не лучше его… бывают минуты, когда ты не соображаешь, что думаешь и что говоришь. В таком состоянии ты и была, когда написала мне этот странный парадокс… Если ты часто говоришь подобные глупости, то я не удивляюсь, что Клезенже сошел с ума… Ты считаешь, что трудно, будучи бедной и одинокой, не погрязнуть в пороке? Тебе, видишь ли, тяжело, потому что ты сидишь в четырех стенах, а до тебя снаружи доносится смех женщин, галопирование лошадей? «Велика беда!» — как говорит Морис. Настоящая беда — это иметь мозг, в котором может родиться такое рассуждение, как твое: «Мне нужно либо счастье, либо порок…» Попробуй-ка испытай порок и проституцию… Да ты непереступишь порога двери, чтобы пойти за роскошью, забыв о своей врожденной гордости… Обесчестить себя не так просто, как ты думаешь. Нужно представлять собою нечто более необыкновенное и по красоте и по духовному содержанию, чем ты, чтобы тебя преследовали или хотя бы домогались покупатели. Или же надо быть более безнравственной, заставлять желать себя, симулировать страсть или распущенность — словом, делать много гадостей, о которых ты, слава богу, ничего не знаешь. Мужчины, у которых есть деньги, хотят женщин, умеющих отрабатывать их, а эта наука наполнит твое сердце таким отвращением, что переговоры не будут долгими…

Я знала молодых женщин, боровшихся против страсти, против любви или чувственности и в тоже время пугавшихся домашних неприятностей, в безумном страхе не устоять перед невольными увлечениями. Но я не видела ни одной, которая, получив такое воспитание, как ты, прожив в атмосфере достоинства и нравственной свободы, встревожилась бы тем, что лишилась благосостояния, что стала одинокой, указывая на ту опасность, которая может последовать за этим. Женщина с сердцем и здравым смыслом, как бы сильна она ни была, может опасаться, что ее увлечет любовь, но не алчность. Знаешь, будь я судьей в твоем процессе и прочитай я твои сегодняшние афоризмы, я, бесспорно, не отдала бы тебе дочери…

63

«Мир людям доброй воли» (латин.).