Жорж Санд

Луи-Наполеон взял обе руки Санд в свои и с волнением выслушал ее слова в защиту амнистии, ее просьбу воспретить личную месть, для которой политика служит только предлогом. Он сказал ей, что он высоко ценит ее душевную силу и что он сделает для ее друзей то, о чем она просит. Он ее рекомендовал министру внутренних дел Персиньи, и она добилась освобождения многих беррийцев. Персиньи сказал ей, что префект департамента Эндра вел себя, как болван. Отрекаться от своей вины очень легко, а профессия исполнителя приказов всегда будет ненадежной.

За этим следует длительный период, делающий честь Жорж Санд: она боролась мужественно и стойко, чтобы добиться милости для несчастных. Задача вдвойне неблагодарная, так как ее настойчивые хлопоты могли ожесточить правительство; в то же время ее отношения с правительством навлекали на нее неодобрение друзей республиканцев. Тем не менее она ни от чего не отказалась. Министру Персиньи она говорила: «Я республиканка, но в 1848 году я провела многие часы в канцелярии, теперь она стала вашей, — выпрашивая милосердие у тех, которых вы свергли». Республиканцев она убеждала, что остается верной им и не боится компрометировать себя, защищая тех, кто на нее клевещет: «Мне не надоедает исполнять мой долг; он, как мне кажется, прежде всего состоит в том, чтобы просить сильных за слабых, победителей — за побежденных, кто бы они ни были и в каком бы лагере ни находилась я сама…» Ее основным тезисом было: «Вы можете преследовать действия, но не убеждения. Мысль должна быть свободной». На этом пути ей помог кузен президента, принц Наполеон-Жером (Плоплон), которому граф д’Орсэ ее представил и который стал для нее настоящим другом. Баловень семьи бонапартов, «принц партии Горы», этот якобинец защищал против Тьера «гнусную толпу» и заручился таким образом уважением прогрессивных умов. Близкий друг своего кузена Луи-Наполеона, он мог себе разрешить все, что угодно, и его поддержка была для Жорж очень ценной. Она виделась с ним часто. Неопубликованная записная книжка: 8 февраля 1852 года. «Завтрак у Наполеона Бонапарта. Мансо сохраняет на память кончик сигары и недопитый фужер Наполеона, говоря: «Кто знает? Когда-нибудь… Он так похож на своего дядю!»

В течение многих месяцев Санд носилась от министра к министру, от принца к префекту, спасая больных заключенных, добиваясь помощи их семействам, задерживая целые группы политических ссыльных, посылая ссыльным книги и деньги, составляя прошения, которые не унижали бы достоинство просителей, вырывая у солдат, ведущих на расстрел четырех молодых людей, приговоренных к смерти. Коммунисты называли ее «святой из Берри»: изгнанник Марк Дюфрэсс — «богоматерью доброй помощи»; Альфред д’Орсэ ей писал: «Вы прелестная женщина, помимо того, что вы и лучший мужчина нашего времени». Когда на ее пути возникало слишком много препятствий, она, не колеблясь, снова обращалась к президенту:

Пусть все знают, что вы действительно сказали мне: «Я не преследую убеждения, я не наказываю мысль». Но в ожидании амнистии, которую ваши истинные друзья обещают нам, сделайте так, чтобы ваше великодушие стало известно в наших провинциях; знайте же, что говорит народ, избравший вас: «Он хотел бы быть добрым, но у него жестокие слуги, и сам он не хозяин. С нашей волей не посчитались; мы хотели, чтобы он был всемогущим, а он им не стал…»

Она продолжала верить в честность бывшего узника Гама, ставшего лунатиком Елисейского дворца.

Жорж Санд — Жюлю Этцелю, 20 февраля 1852 года:Я убеждена, я всегда буду убеждена, что президент неудачник, он жертва заблуждения и внезапной верховной власти. Обстоятельства, то есть честолюбивые стремления его сторонников, вынесли его в самый центр бури. Он воображал, что одолеет ее, но он уже наполивину затонул, и я сомневаюсь, что в настоящее время он может отвечать за свои поступки…

Когда его почти единодушно провозгласили императором, она перестала видеться с ним и впредь — при необходимости оказать поддержку или помощь какому-нибудь несчастному — обращалась к императрице, к принцу Наполеону или к принцессе Матильде. Все поведение Санд в этот тяжелый период было прекрасным, достойным и великодушным. В течение нескольких недель, с марта по май 1848 года, она была целиком увлечена политическими страстями; после правительственного переворота она взяла верх над ними и отдалась делам благотворительности.

Записи Мансо, 5 декабря 1852 года:Провозглашение империи в Ноане: Наполеон III, император французов… Вся наша пожарная команда идет слушать это сообщение. Потом все возвращаются. Работают. Мадам поднимается к себе в 11 часов 30 минут. «Прессуар» [60]. Ламбер уезжает завтра.

Глава шестая

Марионетки

Таким образом, Жорж Санд вышла сухой из воды. Правительство щадило ее: она пользовалась его доверием; она вышла из схватки если не совершенно невредимой, то по крайней мере в дальнейшем неприкосновенной. Но она получила тяжелый удар. Еще раз поиски абсолюта привели ее к горестному разочарованию.

Разгром — время расцвета драматургии. В сумятице годов, последовавших за поражением 1848 года, Жорж Санд нашла спасение в театре. Она всегда его любила по семейной традиции. В Ноане еще со времен Шопена ставили пантомимы и маленькие пьески, наполовину импровизированные. Затем в 1848 году Морис положил начало театру марионеток. Он вырезал фигурки из стволов липы, а мать делала для них костюмы, вкладывая в это и выдумку и вкус.

Жорж Санд — Огюстине де Бертольди, декабрь 1848 года:Морис и Ламбер смастерили театр марионеток, он поистине удивителен. Декорации, перемены на глазах, перспективы, дворцы, леса, лунный свет и заход солнца, транспаранты — все это действительно красиво; есть очень много удачных находок. У них два десятка персонажей, и они заставляют говорить и жестикулировать всех действующих лиц кукольного театра самым забавным образом. Они сами пишут сценарии, иногда очень хорошо, пишут даже мрачные мелодрамы… Сделана целая масса костюмов для всех этих деревянных актеров.

Там были все персонажи итальянской комедии; более сотни других ролей были придуманы в Ноане: Баландар, директор труппы, важный, привлекательный в рединготе и белом жилете; Бассине, сельский полицейский; Бамбула, негритянка; полковник Вертебраль и графиня де Бомбрекулан с колоссальной грудью. Костюмы были превосходны: гофрированные воротнички, вышивки, шляпы с перьями. Женщины в этой труппе могли носить открытые платья, а мужчины могли бороться с обнаженным торсом, так как бюсты фигурок были покрыты кожей.

В 1851 году мать сделала Морису сюрприз, построив ему настоящий театр в старинном бильярдном зале замка. Эту большую сводчатую комнату в нижнем этаже дома соединили с комнатой Соланж и отдали для драматических представлений. В глубине была сцена для актеров из плоти и крови; в центре — публика; в алькове — театр марионеток. Он был оборудован лучше, чем любой другой в мире. Благодаря особому вращающемуся приспособлению, которое было подвешено наверху, солнце и луна следовали обычным путем. Шел дождь; молнии бороздили задник. Декорации, нарисованные Морисом, создавали впечатление глубины. Для одного персонажа сделали несколько фигур разного роста; появляясь из глубины сцены, персонаж, приближаясь, делался выше. Все куклы были поставлены на пружины, такие чувствительные, что достаточно было дуновения, чтобы заставить их двигаться. Когда одна из кукол говорила что-нибудь, другие начинали двигаться в нужное время. Морис, великолепный импровизатор, любил, чтобы публика задавала марионеткам вопросы, на которые они блестяще отвечали.

Жорж Санд — Огюстине де Бертольди, 24 февраля 1851 года:Да, театр привел Мориса в восторг. Приблизительно три недели назад он приехал утром. Театр был закрыт. Вечером я ему завязала глаза и отвела в бильярдную. Он увидел, как поднимается занавес, на сцене были декорации Клоди, все было так чисто, так хорошо освещено! Представляешь себе его изумление! С момента его возвращения играли всего два раза. Я позволяю играть только раз в две недели, потому что в конце концов нужно работать. Вчера было блестящее представление. Пьеса в духе «Пилюль Дьявола», наполовину разговорная, наполовину пантомима, со всякими неожиданностями, чертями, ракетами в каждой сцене. Было шестьдесят человек зрителей. Не все шло гладко. Но все кричали, топали, и актеры были возбуждены…

60

Драма из сельской жизни, над которой работала Жорж Санд и которая была сыграна в театре Жимназ 13 сентября 1853 года.