Дикий цветок

— Чушь! — с гневом возразил Глен. — Майкл требовался Эдвине лишь в роли кормильца. С ее стороны о любви и речи не было, я ему об этом говорил еще до помолвки.

— Глен, ну пожалуйста, ты мне действительно нра…

— Плевать я на это хотел! — Он ускорил шаг, что явно давалось ему с трудом, так как больной ноге были неособенно по вкусу подобные перегрузки.

— Глен! — Джасти чувствовала, как закипают слезы. — О, Глен, не требуй от меня всего сразу. Ты хочешь проглотить меня со всеми потрохами.

Он остановился так неожиданно, что Джасти не успела вовремя притормозить и натолкнулась на него.

— Да, ты права, — сказал он очень серьезно. — Я хочу все или ничего. Ты, Джасти, нужна мне целиком или не нужна вовсе. Меня не устраивает мотивчик: «Ты мне нравишься, ты мне очень симпатичен». Или ты сейчас, не сходя с места, скажешь «да», или между нами все кончено.

Настроение Джасти резко изменилось. Печаль обернулась злостью.

— Так и быть, кончено, — выпалила она, топнув ногой, как в детстве, когда сердилась. — Я не позволю принуждать себя к тому, что, по моему твердому убеждению, является отъявленной глупостью. Не хочу я выходить за тебя замуж, Глен Обервуд, и не буду этого делать, даже если ты останешься единственным мужчиной на всем белом свете.

С этими словами она круто развернулась и помчалась прочь с такой скоростью, что гравий летел во все стороны из-под ее ног.

Глен тоже повернулся и медленно пошел, опустив плечи.

Эдвина испытывала уколы ревности при мысли о том, что ее деверь Глен проводит время в Гринсполе вместе с Джастис Колбери. Один из ковбоев, ездивших с Гленом на ярмарку, Скотт Веллингтон, по возвращении на ферму доложил, что Глен собирается отдохнуть там еще два-три дня.

Отдыхать с этой бродяжкой, ха! Эдвина кусала губы от злобы. По тому, как на данный момент обстояли дела, было похоже, что малышка намерена здесь основательно закрепиться. И где, в таком случае, очутится Эдвина Обервуд?

Посещение дорогого французского ресторана оказалось совершенно ошибочной инвестицией, пустой тратой средств. Правда, Линус Харбэри восседал за своим постоянным столиком у окна и ел традиционный фирменный салат, но рядом с ним щебетала юная блондиночка ангельского вида, как минимум лет на пятнадцать моложе Эдвины, и Линус изображал из себя пылкого влюбленного.

Здесь ей не оставили ни единого шанса. «Что же мне теперь делать», — спрашивала она себя.

— Эдвина! — Голос Уондлер оторвал молодую женщину от мрачных размышлений. Она подняла голову и сердито сверкнула глазами на помешавшую ей Лори.

— Ты не могла постучать?

Лори недоуменно пожала плечами.

— Ты ведь сидишь в гостиной, — терпеливо объяснила она. — Кроме того, я трижды звала тебя, не повышая голоса. Когда в следующий раз ты размечтаешься о своих прежних любовниках, будь добра, повесь на себя табличку «Прошу не беспокоить!». Или иди в свою комнату!

— Эй, послушай-ка! — взвилась Эдвина. — Да вы что, с ума тут все посходили? Это еще что такое? Я запрещаю…

— Сосед Хэмфри ждет тебя в холле, — прервала Лори ее вопли и вышла из комнаты.

— Проводи его сюда! — крикнула ей вслед Эдвина, но, поскольку не была уверена, слышала ли ее Лори, отправилась собственной персоной в холл, чтобы встретить Хэмфри.

Он топтался перед огромным, больше натуральной величины, портретом Джорджа Обервуда, основателя фермы, и с мнимым интересом изучал тонкие мазки кисти художника.

По правде говоря, Хэмфри разбирался в искусстве не лучше, чем свинья в апельсинах, но ему было скучно, да к тому же он чувствовал себя весьма нелепо в своем черном воскресном костюме.

— Хэмфри! — Голосок подошедшей Эдвины звучал мягко, как бархат, и нежно, как шелк. — Я так рада тебя видеть! Как у тебя дела, хорошо?

— Не лучше и не хуже, чем несколько дней назад, — пробурчал он, сняв с головы шляпу и отвесив учтивый поклон, который, безусловно, доставил бы удовольствие его матери.

Эдвина подавила смешок и направилась в гостиную, в «салон», как она привыкла называть ее.

Хэмфри расселся на широкой софе, которая красовалась посреди комнаты. Розы на низком столике перед ним испускали сладковатый аромат, а старинные напольные часы тикали так громко, что для Хэмфри осталось загадкой, каким образом можно было изо дня в день выносить это тиканье. Но он постарался изобразить на лице любезность и скрыть недовольство натянутой улыбкой.

— Что тебя к нам привело? — осведомилась Эдвина, устроившись напротив него в объемистом кресле.

Хэмфри дернулся и попытался пристроить куда-нибудь руки, чтобы они ему не мешали.

— У меня есть… э-э-э… один вопрос. Пожалуйста… — Он наклонился вперед и принялся крутить вазу на столике. — У меня есть к тебе предложение, — выдавил наконец Хэмфри. — Ты уже несколько лет одна, я еще никогда не был женат что, если нам объединиться?

В первый момент Эдвина подумала, что Хэмфри шутит, но потом поняла, что он говорит вполне серьезно.

— Я женщина с определенными запросами, — холодно ответила она.

Именно от этого предостерегала его мать, хоть и в не столь выдержанной форме.

— Ты хочешь притащить мне в дом эту ленивую стерву? — вскинулась миссис Керр, когда сын представил ей на утверждение свои брачные планы. — Ведь она падает в обморок, если ей приходится поднять пакетик с купленной косметикой. Что ты собираешься делать с такой женщиной на ферме?

— Согласен, — заявил тогда Хэмфри, блестя глазами. — Она ни на что не годится, ма, это я осознаю, но зато чертовски хорошо выглядит, умеет себя вести, знает, как нужно есть устриц, и понимает, что хотели изобразить современные художники на своих картинах и что означают эти их дурацкие круги и линии. И потом мне самое время жениться. Большинство женщин моего возраста либо давно замужем, либо страшны, как смертный грех. Нет, я хочу, возвращаясь после работы домой, иметь около себя что-то красивое.

— Да, а кто будет стряпать, стирать, убираться, заботиться о персонале? — спросила Августа Керр.

— У нас достаточно прислуги. — Хэмфри не видел тут никакой проблемы. — В конце концов, я же тебя не спрашиваю, какой прок от твоего пуделя, если не считать того, что ты гоняешься рысью у него на поводу, исполняя все собачьи капризы и прихоти.

— Раз так, обзаводись этой фарфоровой безделушкой, — съязвила Августа и обиженно скрылась в своей комнате.

Этим, в сущности, Хэмфри сейчас и занимался.

— Я знаю, — ответил он уже несколько увереннее. — В конечном счете, мы ведь знакомы не один год. Для меня не новость, что ты с большими претензиями и не слишком любишь деревенскую жизнь. Если ты не намереваешься сама себя содержать, тебе, видимо, придется смириться и остаться здесь. Я, по крайней мере, могу предложить тебе привычный комфорт.

— А с какой стати это пришло тебе в голову? — по-деловому осведомилась Эдвина. Предложение начало ее интересовать.

— Через два месяца я отпраздную свое сорокапятилетие, — объяснил Хэмфри. — Моя ферма, так же как и «Дикий цветок», принадлежит к числу самых благополучных, современных сельскохозяйственных предприятий округа. Кому я ее передам, когда настанет время уходить на покой? Кто будет возделывать землю и продолжать мое дело? Мне необходим наследник, и ты должна мне его подарить.

— Дети! — ужаснулась Эдвина. — Не могу утверждать, что питаю к ним особо нежные чувства.

Хэмфри встал.

— Подумай над моим предложением, — спокойно сказал он. — Ты сможешь и дальше вести красивую удобную жизнь, я открою тебе счет, немалый, разумеется, и предоставлю столько свободы, сколько пожелаешь. За это ты мне подаришь сына. Это все, чего я требую. Если тебя не вдохновляет роль матери, ребенка будет растить няня. А любви он получит с лихвой и от меня, и от моей ма. Следовательно, выходя за меня замуж, ты не подвергаешь себя никакому риску.

— Все это будет зафиксировано в письменной форме? — недоверчиво спросила Эдвина.

— Ну конечно, — усмехнулся Хэмфри. — Мы составим совершенно официальный брачный контракт. Я ведь тоже не хочу остаться без кола, без двора, если ты в один прекрасный день пожелаешь со мной развестись.