На исходе ночи

Страна Барда (так торжественно, с большой буквы, величают великого поэта путеводители) предстала перед нами в образе тихого зеленого городка Стратфорд, через который спокойно несет свои воды неширокий Эвон. Замирает сердце, когда входишь под низкие своды двухэтажного дома перчаточника Джона Шекспира. В небольшой комнате, где, согласно преданию (ибо жизнь Шекспира известна мало), 23 апреля 1564 года появился на свет его сын Вильям, все сохранено так, как и было четыре века назад: дубовые скрипучие полы, маленькие оконца, кирпичные стены, тяжелые резные дубовые стулья… На столике установлен бюст поэта. Вот, пожалуй, и все.

Неподалеку находится дом местного помещика, на дочери которого Анне Хаттуэй женился восемнадцатилетний Шекспир, однако впоследствии оставил жену и троих детей, чтобы уехать в Лондон навстречу своей великой судьбе. В помещичьем доме обстановка побогаче, а полы такие же скрипучие и оконца такие же маленькие, как и в доме Шекспира. О великом муже Анны здесь напоминает, пожалуй, лишь первое прижизненное издание его пьес, открытое на «Двенадцатой ночи». Будет уместно напомнить, что лишь половина драматических произведений Шекспира (18 пьес из 37) была опубликована при его жизни.

Великий драматург под конец своей жизни снова вернулся в родной город и скончался в кругу семьи 23 апреля 1616 года, по непостижимому стечению обстоятельств в день собственного рождения. Прах его покоится в Стратфорде, в небольшой, увенчанной высоким готическим шпилем Тринити-черч (церковь св. Троицы). С высокого постамента перед Шекспировским театром-музеем великий Бард, окруженный героями своих сочинений, задумчиво смотрит на родной город, на нас, гостей их далекой страны, пришедших поклониться его памяти.

Ранние осенние сумерки, быстро перешедшие в густую тьму, застали нас в дороге. В темноте лишь ярко и чуточку таинственно подмигивают «кошачьи глазки» — стеклянные отражатели, установленные вдоль шоссе. Отраженный свет «кошачьих глазок» сменили настоящие огни Ковентри. Проехав чуть ли не весь город, мы остановились возле одноэтажного приземистого здания, на крыше которого мерцали неоновые буквы: «Новотель». Название отеля действительно соответствовало его содержанию. Здесь все было новым и удобным. В ванной комнате я обнаружил душ и, представьте, даже смеситель над умывальником. Вот и верь после этого всяким россказням о чудаках-англичанах. Впрочем, позже выяснилось, что отель строила французская фирма, и иностранцы, привыкшие к душу и проточной воде в умывальнике, обязаны этими «удобствами» им. От души помывшись под душем (извините за невольный неудачный каламбур) и поужинав, мы включили телевизор. Какую-то рекламную дребедень сменил выпуск новостей. Хорошо поставленным интеллигентным голосом диктор пугал зрителей «советским присутствием» в Южной Африке, в извращенном свете рассуждал о помощи нашей страны патриотам Зимбабве, ведущим справедливую борьбу за независимость своей родины. В качестве «аргумента» на экране крупным планом возник патрон от советского автомата. Между тем Советский Союз никогда не скрывал, что оказывает всемерную помощь национально-освободительным движениям народов, ведущим справедливую борьбу за свою независимость от любых колонизаторов.

День четвертый

начался с мелкого и нудного моросящего дождя. «Настоящая английская погода» — то ли с сожалением, то ли с удовлетворением констатировала Вайлори. Мы едем по вымытым дождем улицам Ковентри, боевого побратима Сталинграда. Аккуратные, типично английские домики на окраине сменяются ближе к центру зданиями посолиднее. По сравнению с Лондоном здесь значительно больше домов новой постройки. Ничто не напоминает о жестоких бомбежках фашистских Люфтваффе, которые в 1940 году почти сровняли с землей этот город. После уничтожения Ковентри появилось зловещее словечко «ковентрировать», то есть уничтожить, сровнять с землей. Авторство на это слово приписывают Герману Герингу, рейхсмаршалу авиации нацистской Германии. Так оно или нет, сказать сейчас трудно, однако ясно, что именно Геринг был «автором» в широком смысле этого слова «ковентрирования» Ковентри и сотен других городов в Европе. Уничтожение этого города потрясло цивилизованный мир. Всего год спустя фашистская Германия подло напала на нашу страну, и трагедия Ковентри померкла перед преступлениями нацистов на советской земле.

В наши дни о разрушениях военных лет напоминают здесь, пожалуй, лишь руины древнего средневекового кафедрального собора. 600 лет стоял этот собор на вершине холма в центре города и стоял бы еще столько, если не больше, пока в него не угодила немецкая бомба. Старинный собор сгорел дотла, остался лишь обуглившийся деревянный крест. Его сразу же установили на руинах. На руинах же и поднялось новое здание собора, построенное в 1962 году по проекту сэра Базиля Спенса. Отвлекаясь от чисто религиозной символики, смею утверждать, что архитектурное решение интересно и талантливо. Поражает необычное для храма божьего сочетание религии и модернизма. Впрочем, на Западе они давно нашли общий язык, модус вивенди, так сказать.

Новый собор задуман как бы продолжением старого и вписывается в него. Над входом можно прочитать:

«Во славу господа Бога этот кафедральный собор сгорел».

Эта надпись заставляет призадуматься. Почему господу богу было угодно, чтобы его храм предали огню? Кто эти святотатцы? Во славу какого бога? Церковный догмат гласит, что бог един. Какому же богу поклонялись пилоты Люфтваффе, сбрасывавшие бомбы на божий храм? Много вопросов вызывает эта надпись, но ответ один: в ней, как в капле воды, отразилось лицемерие и ханжество христианской религии, нежелание называть вещи своими именами, стремление забыть недавнее военное прошлое. Все люди — братья, и фашистский воздушный бандит, и старушка-англичанка, пришедшая помолиться в собор и сгоревшая под его обломками.

Стремление забыть недавнее военное прошлое характерно не только для религии. Беседуя с англичанами, я поражался их неосведомленностью о событиях второй мировой войны, причем не где-нибудь в далеких для них России или в Бирме, а на собственной родине, в Англии. Вот и сейчас, при виде руин войны, у меня невольно вырвался вопрос к нашей Вайлори: «Сколько людей погибло в Ковентри от бомбежек?» «О, я не знаю», — последовал вежливо-равнодушный ответ. Сказала, как отмахнулась. Если на такой, в сущности естественный вопрос не может (или не хочет?) ответить гид, причем не какой-нибудь самоучка, а с дипломом Оксфордского университета, то что уж говорить об остальных, особенно молодежи.

Приведу еще пример на этот счет. В туристском проспекте можно прочитать:

«Сначала мы приглашаем совершить прогулку вокруг руин старого собора, построенного в XIV веке, где был установлен обгоревший деревянный крест сразу же после разрушения здания в 1940 году».

И опять ни слова о том, кто же разрушил и сжег божий храм? Сказано же — во славу господа, и хватит! Между прочим, как рассказывает тот же проспект, ныне там установлена копия того креста; оригинал же надежно укрыт в крипте часовни св. Михаила «ввиду возможных актов вандализма». Как видно, позорные «лавры» немецких фашистов не дают покоя их британским единомышленникам.

Однако мы несколько отклонились от темы. По замыслу архитектора высокая стеклянная стена не разъединяет, а скорее соединяет руины и новое здание. Полупрозрачные, как бы парящие в воздухе рисунки на стекле поначалу мне показались гигантскими, увеличенными во много раз рентгеновскими снимками человеческого тела; были здесь и «снимки» неведомых доисторических ящеров, может быть, птеродактилей. Так художник Хаттон «видит» святых и ангелов. Великолепны цветные витражи Джона Пайпера, создавшего, как сказано в путеводителе, «величайшую в мире картину из цветного стекла». Замечательно цветовое сочетание окон-витражей, от радостных, праздничных желтых в центре до холодных синих кверху. Так художник в аллегорической форме изобразил святой дух. В моем же воображении атеиста эти витражи вызвали ассоциацию со Вселенной.