Страница 109 из 127
Джек Дайвин рассказал, как много сил и энергии вложил в создание библиотеки один из основателей Коммунистической партии Великобритании Эндрю Ротштейн, отец которого на заре века так же, как и Квелч, помогал Ленину выпускать большевистскую газету. И сейчас Эндрю Ротштейн, несмотря на свой почтенный возраст (в 1978 году ему исполнилось 80 лет) продолжает возглавлять Совет библиотеки.
День третий
нас застал далеко от Лондона, на довольно узком для своего высшего класса «А» шоссе. В отполированном до зеркального блеска асфальте отражаются солнечные блики. Погода до сих пор нас балует (как бы не сглазить!). Осеннее солнце заливает покойным светом плавные невысокие холмы, покрытые изумрудной, неправдоподобно зеленой для ноября травой. Кое-где на склонах холмов виднеются одинокие купы деревьев. Мы едем по кантри [41].
По привычке сравниваю, ищу сходства с молдавским пейзажем. Оно весьма отдаленное, пожалуй, лишь в мягких, плавных очертаниях холмов. Вместо привычных виноградных шпалер или бесконечных рядов яблонь — огороженные живой изгородью пастбища. Промелькнул вдруг маленький участок кукурузы, жалкой, худосочной, так и не набравшей роста под английским небом, совсем не похожей на свою молдавскую сестру. Это был, пожалуй, единственный возделанный клочок земли.
Изредка за окном мелькнет деревушка: несколько островерхих двухэтажных домиков красного кирпича под черной, искусно имитирующей солому, бетонной крышей. Над ней высоко торчит печная труба с прикрепленной пикой телевизионной антенны. И снова — зеленые луга. И нигде ни одного человека! Как будто едешь по необитаемой стране. Из живых существ здесь видишь лишь круглых белых лохматых овец да красивых, в черно-белых яблоках, коров, пасущихся за оградой из зеленого кустарника. Их никто не охраняет, даже собаки.
Поневоле возникает вопрос: что это? Страшный мор, неведомая эпидемия или смертельная опасность, заставившие вдруг обитателей этих уютных домиков покинуть свои жилища, чтобы искать спасения в другом, безопасном месте. Или, быть может, эти лохматые круглые овцы, мирно пощипывающие сочную травку, и в самом деле съели людей? [42]
Для меня, привыкшего к многолюдью молдавских сел, к тому, что каждый клочок земли тщательно обработан, засеян или засажен, этот пейзаж кажется особенно странным, иррациональным. Читатель может мне не поверить, но на всем многокилометровом пути по кантри от Лондона до Оксфорда и дальше, к Бирмингему, мы повстречались лишь с одним человеком. Им оказалась средних лет женщина, которая сопровождала двух низкорослых кривоногих собак. Подозреваю, что именно они и заставили свою хозяйку покинуть островерхий домик и вывели ее на прогулку. Произошло это в маленькой деревушке, которую мы проезжали.
В чем же тут дело? Со школьной скамьи мы запомнили: Англия — родина промышленной революции, первая мастерская мира, мировой торговец — и вдруг такой первозданный идиллический сельский пейзаж. Где же заводы, фабрики и т. д.? В городах. Промышленность развивалась именно там. Британия — сугубо урбанистическая страна, абсолютное большинство людей живет в городах; здесь и сосредоточена почти вся промышленность с ее дымными трубами и шумами. В сельском же хозяйстве занято лишь несколько процентов населения, и оно, при высокой интенсивности, обеспечивает потребности Британии в продовольствии лишь наполовину. Откуда берется другая половина? Из Австралии, Новой Зеландии, Африки, Дании, Италии… Словом, отовсюду. Внешняя торговля для этой страны — поистине вопрос жизни и смерти. Ну а сельский пейзаж действительно красив, ничего не скажешь.
После безлюдья кантри узкие улицы Оксфорда — небольшого чистенького и зеленого городка — показались необычайно оживленными. Бросается в глаза, что большинство прохожих — это молодые люди. Это естественно, ибо Оксфорд, как и его собрат Кембридж, еще со средних веков сохранили свой статут университетских городов, каких сейчас в Европе остались лишь единицы. И все эти молодые люди болтая, смеясь, перебрасываясь на ходу шутками, двигаются в одном направлении. Мы последовали за ними и вскоре оказались в тихом, покрытом зеленой лужайкой квадратном дворике в центре колледжа Байлио. Почти весь дворик занимала лужайка. Травяной ее покров был таким гладким, а земляной дерн таким мягким, что она походила скорее на огромный ковер. По его зеленому полю там и сям белели какие-то пятна. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это самые настоящие белые грибы. Не знаю уж, по какой причине их не собирают: то ли потому, что англичане «уважают» главным образом шампиньоны, то ли любителей грибов удерживает редкая для Англии табличка с вежливой просьбой не ходить по газонам. Говорят, было время, когда по газонам ходить разрешалось, но только профессорам; теперь же и студенты, и преподаватели одинаково ущемлены (или уравнены?) в правах.
Молча, лишь изредка обмениваясь репликами, мы рассматривали древние стены «фабрики джентльменов», как часто называют Оксфорд. Молча, потому что Вайлори предупредила: здесь не очень любят многочисленных туристов, которые мешают занятиям. Однако на самих будущих джентльменов это ограничение, по-видимому, не распространялось. Несколько юношей, взобравшись на леса, весело и громко переговариваясь и не обращая на иностранцев никакого внимания, чистили специальными щетками серые древние стены своей альма-матер. Стирают пыль веков.
Однако эта простая операция — не больше, чем дань моде, пришедшей из столицы, где уже отмыты и очищены сотни домов. Вековые традиции в Оксфорде еще живут крепко. Как и сотни лет назад, студенты и профессора носят мантии по торжественным случаям. (Замечу в скобках, что ни одного студента в таком наряде, как ни смотрел, так и не увидел. Обыкновенные парни и девушки в джинсах, шерстяных свитерах и кофтах, очень похожие на наших студентов.) Как и прежде, здесь имеют возможность учиться в основном лишь избранные, чтобы, пройдя курс наук и хороших манер, занять свое место в британском истеблишменте.
Подождав, пока закончатся занятия, мы вошли в одну из аудиторий. Потемневшие от времени дубовые столы, тяжелые резные стулья… На стенах — портреты важных, преисполненных собственного достоинства людей — выпускников колледжа Байлио, занявших свое место в истеблишменте. Приближалось время обеда, и служители накрывали столы. Любопытно, что студенты и профессора обедают вместе в аудиториях, только сидят за разными столами, причем студенты на стульях, преподаватели же — в креслах. Я обратил внимание на сервировку. Массивные старинные вилки и ложки, дорогая посуда, какую мы и не видывали в ресторанах Лондона.
Пройдя под увитыми зеленым плющом аркадами, мы оказались в святая святых колледжа Байлио — его библиотеке, и не просто в библиотеке, а в хранилище рукописей. И каких! С нами говорила на английском, греческом, армянском и других древних языках сама История. Вот скрепленная сургучными печатями Магна карта — Великая хартия вольностей. Правда, это не оригинал, подписанный в 1215 году королем Иоанном Безземельным под давлением феодалов, а ее копия, сделанная в 1217 году. Великая хартия вольностей положила начало конституционному ограничению власти монарха.
Рядом с ней — «Диалоги» Платона на древнегреческом, сочинения Евклида… Чуть дальше — рукописи знаменитых английских поэтов: поэма Альфреда Теннисона «Гаррет и Линетта», блокнот П. Б. Шелли, письмо Дж. Байрона, в котором он делает предложение леди Каролине Лэмб. Знакомые, прославленные имена…
Мы покидали Оксфорд после обеда в ресторане «Золотой крест» на главной, очень красивой улице и не подозревая, какие события развернутся в этом тихом университетском городке спустя несколько часов после нашего отъезда в страну Шекспира, как почтительно называют путеводители места, связанные с жизнью величайшего поэта Англии. Но прежде чем попасть в страну Шекспира, мы проехали по стране другого знаменитого англичанина — Уинстона Черчилля. Слева от шоссе, в местечке Вудсток, в глубине векового парка виднеются мрачные очертания средневекового родового дворца Бленхейм его предка герцога Мальборо. Здесь Черчилль родился и спустя 91 год был похоронен неподалеку на семейном кладбище в Бладоне. Если проехать намного дальше по шоссе, то можно увидеть колонну в честь герцога Мальборо — того самого, кому посвящена известная песенка о Мальбруке, который в поход собрался и что из этого получилось. Спустя века собрался в поход против молодой Советской России родственник герцога сэр Уинстон — один из главных организаторов антисоветской интервенции. Известно, чем закончился и этот поход. До конца своей долгой жизни Черчилль, безусловно, обладавший разносторонними способностями, оставался, по определению В. И. Ленина, величайшим ненавистником Советской России.
41
Сельская местность, деревня ( англ.).
42
Выражение «Овцы съели людей» появилось в эпоху первоначального накопления капитала, когда лорды насильственно сгоняли крестьян с их земель и огораживали пастбища для овец.