Страница 4 из 157
Но все же была у Исая самая верная примета, которая передавалась ему еще от покойного деда, потом от отца, сложившего свою ратную голову в далекой Ливонии 10 .
Исай потянул лошадь за узду, поставил ее вдоль межи и поднял опрокинутую соху. Сказал негромко:
– Починай, Гнедок. Но-о-о, милый!
Конь фыркнул, низко нагнул голову и не торопясь потащил за собой соху.
На конце загона Исай выдернул соху из земли и повернул Гнедка на второй заезд. Когда снова вышел на край поля, остановился, распряг лошадь и уселся на межу. Страдник размотал онучи, скинул лапти, поднялся, истово перекрестился и ступил босыми ногами на свежев спаханные борозды.
Так и шел босиком вдоль загона – раз, другой, третий, сутулясь, погружая крупные ступни в подминавшуюся, мягкую землю.
Наконец сошел с борозды, опять уселся на межу и вытянул ноги, откинувшись всем телом на длинные жи-. листые руки. Дрогнула улыбка в клокастой бороде.
«Ну, вот, теперь пора. Не зябнут ноги. Завтра поутру пахать начну».
От села к болотниковскому загону подъехали верхом на конях два человека. Один низенький, тщедушный, с реденькой козлиной бородкой, в меховой шапке, желтом суконном кафтане и кожаных сапогах. Другой – здоровенный детина, с мрачновато угрюмым, рябоватым лицом и недобрыми, с мелким прищуром глазами. Детине лет под тридцать. Он в войлочном колпаке с разрезом, пестрядинном крестьянском зипуне 11 и зеленых ичигах 12 .
– Ты чегой-то, Исаюшка, без лаптей расселся? – хихикнул низкорослый приезжий, не слезая с коня.
Исай Болотников поднялся, одернул рубаху и молча поклонился княжьему приказчику,
– На селе тебя искали. А он уж тут полюет, – продолжал ездок. Голосок у него тонкий, елейно-ласко-вый.
– Зачем понадобился, Калистрат Егорыч?
– Поди, знаешь зачем, Исаюшка. Ишь как парит. – Приказчик снял меховую шапку, блеснул острой лысиной с двумя пучками рыжеватых волос над маленькими оттопыренными ушами. – Сеять-то когда укажешь? Вон ты, вижу, уже и пробуешь.
– Воля твоя, батюшка. Наше дело мужичье, – уклончиво и неохотно отвечал Исай.
– Ну, ладно-ладно, сердешный. Чего уж там, не таись. Заждались мужики.
Исай не спешил с ответом. Намотал на ноги онучи, обулся в лапти. Приказчик терпеливо ждал. Иначе нельзя: Исай на всю вотчину первый пахарь. По его слову вот уже добрый десяток лет начинали и сев, и пору сенокосную, и жатву хлебов.
Болотников подошел к лошади, положил седелку на спину, перетянул чересседельник и только тогда повернулся к приказчику:
– Надо думать завтра в самую пору, батюшка. Готова землица.
– Вот и добро, Исаюшка, – оживился приказчик. – Завтра собирайся княжье поле пахать.
– Повременить бы малость, Калистрат Егорыч. Наши загоны махонькие – в три дня управимся. А потом и за княжью землю примемся. Эдак сподручней будет.
– Нельзя ждать князю, сердешный.
– Обождать надо бы, – стоял на своем Болотников. – Уйдет время страдное, а князь поспеет.
Глаза приказчика стали злыми.
– Аль тебя уму-разуму учить, Исаюшка?
После этих слов молчаливый детина грузно спрыгнул с лошади, вздернул рукава, обнажив волосатые ручищи, и шагнул к мужику.
– Погоди, погоди, Мокеюшка. Мужик-то, поди, оговорился маленько. Придет он и пахать и сеять. Так ли, сердешный?
Исай насупился. Знал страдник, что с приказчиком спорить без толку, буркнул:
– Наша доля мужичья.
– Вот и ладно, сердешный. Поехали, Мокеюшка. Исай сердито плюнул им вслед и вышел на прибрежный откос.
Глава 4 КНЯЖИЙ СЕВ
За околицей, на княжьей пашне, собралось ранним погожим утром все село.
Мужики по обычаю вышли на сев, как на праздник, – расчесали кудлатые бороды, надели чистые рубахи.
Развеваются над толпой хоругви, сверкает в лучах солнца и режет глаза позолота крестов и икон.
Из села со звонницы раздался удар колокола. Приказчик Калистрат лобызнул батюшке руку и повелел справлять обряд. Отец Лаврентий – дородный, пузатый, с широким красным лицом в кудрявой сивой бороде, с маленькими, заплывшими щелочками-глазами, поднял крест и начал недолгий молебен в честь святого Николая, покровителя лошадей и крестьянского чудотворца.
Мужики пали на колени, творят крестное знамение. А в уши бьет звучный певучий батюшкин голос:
– Помолимся же горячо, братья, чудотворному Николаю, чтобы умолил господа нашего Иисуса Христа и пресвятую деву Марию даровать рабам божиим страды радостной, хлебушка тучного…
Батюшка машет кадилом, обдавая ладанным дымком мужичьи бороды. Старательно голосят певчие, умильно устремив взоры на чудотворную икону.
Выждав время, раскатисто и громоподобно рявкнул дьякон Игнатий, вспугнув с березы ворон.
– Господи-и-и, помилу-у-уй!
Отец Лаврентий подносит к чудотворной иконе крест, глаголет:
– Приложимся, православныя, к чудотворцу нашему.
Мужики поднимаются с межи, оправляют порты и рубахи и по очереди подходят к образу угодника. Снова падают ниц, целуют икону, и на коленях, елозя по прошлогодней стерне, отползают в сторону, уступая место новому богомольцу.
Затем батюшка берет у псаломщика кропило со святой
водой и обходит лошадей, привязанных ременными поводьями к телегам. Лаврентий брызжет теплой водицей поначалу на конюха-хозяина, а затем и на саму лошадь, приговаривая:
– Ниспошли, Никола милостивый, добрую волю коню и пахарю. Отведи от них беду, хворь и силу нечистую во мглу кромешную…
Закончен обряд. Калистрат подошел к батюшке, земно поклонился и сказал душевно:
– Даруй, отче, нам свое благословение и землицу бо-жиим крестом пожалуй для сева благодатного.
Отец Лаврентий троекратно осенил толпу крестом и подал знак псаломщику. Служитель помог стянуть с батюшки тяжелое облачение – шитые золотыми узорами ризы, поручи 13 и епитрахиль 14 , оставив Лаврентия лишь в легком красном подряснике.
Батюшка шагнул на межу, перекрестился и кряхтя опустился на землю, растянувшись всем своим тучным телом вдоль .борозды.
Приказчик взмахнул рукой. Перед батюшкой, обратившись лицом к полю, встал степенный белоголовый старик с большим деревянным крестом. К попу подошли три мужика – осанистые, здоровущие, выделенные миром на «освящение нивы». А за ним выстроились остальные селяне с хоругвями и иконами. Отец Лаврентий, сложив на груди руки крестом, вымолвил:
– С богом, православныя.
Мужики пробормотали короткую молитву, склонились над батюшкой и неторопливо покатили его по полю. А толпа хором закричала:
– Уродися, сноп, толстый, как поп!
Толкали мужики Лаврентия сажен двадцать, затем батюшка повелел остановиться. Селяне сгрудились, сердобольно завздыхали:
– Освятил батюшка нашу землицу.
– Теперь, можа, господь и хлебушка даст.
– Должно уродить нонче, коли чудотворец милость пошлет…
Мужики подняли отца Лаврентия с земли, оправили подрясник, отряхнули от пыли. Батюшка облачился в епитрахиль и, подняв крест над головой, изрек:
– Святой Николай, помоги рабам божиим без скорби пахоту покончить. Будь им заступником от колдуна и кол-дуницы, еретика и еретицы, от всякой злой напасти… Приступайте к севу, миряне. Да поможет вам господь.
Толпа покинула поле, подалась к лошадям, телегам и сохам.
Исай с сыном принялись налаживать сбрую. Отец стягивал хомут, прикручивал оглобли, а Иванка тем временем укорачивал постромки.
Когда все мужики приготовились к пахоте и вывели лошадей на княжий загон, к Исаю подошел приказчик.
– Тебе, Исаюшка, первую борозду зачинать. Выезжай с богом.
10
Ливония – наименование территории Латвии и Эстонии в средние века (Ливонский орден). Название «Ливония» произошло от ливов – исконных жителей побережья Рижского залива.
11
Зипун – кафтан из грубого толстого сукна, обычно без ворота.
12
Ичиги – кожаная мужская и женская обувь. Делается из черной юфтевой кожи либо из черного сафьяна.
13
Поручи – короткие рукава в облачении священнослужителей, нарукавники.
14
Епитрахиль – в православной церкви часть обрядового облачения священника, представляющая собой длинную ленту, надеваемую на шею и спускающуюся на грудь.