Страница 157 из 157
Прощай, Жигули!
Прощай, богатырские кручи!
А левым берегом бежала конница. Мелькали копья, лохматые гривы ногайских коней, черные и серые бараньи шапки.
– Степью пахнет, батька, – завистливо поглядывая на вершников, блаженно крякнул Нечайка.
– А не сменить ли нам казаков? – ступил к атаману Васюта Шестак.
Болотникова и самого подмывало в степное приволье.
– Сменим… Гребцы, примай к берегу!
– Любо, батька! – возрадовались есаулы.
Струг ткнулся о берег; спустили якоря, кинули дощатые сходни.
– Тебе, Нагиба, оставаться на струге. Поведешь караван, – повелел Болотников.
Высыпали на берег, замахали шапками наездникам, державшимся в полуверсте. Каждый был одвуконь, имея в запасе проворную горбоносую басурманскую лошадь.
С атаманом и есаулами очутился и Первушка. Ему не терпелось взмахнуть на коня: только в степи и можно почувствовать себя настоящим казаком.
Сменили вершников и легким наметом поскакали вдоль крутояра. Первушка держался молодцом, сидел в седле крепко, глаза его сияли.
– Эге, да ты и впрямь удалец, – похвалил парня Болотников.
Первушка раскраснелся, огрел плеткой коня и полетел впереди станицы.
Есаулы рассмеялись:
– Ишь, как Гаруня наловчил сына.
– Славный детина.
– Вот и еще Дону казак!
А далеко влево простиралась степь. Серебрились длинные макушки ковыля, тонули в буйных зарослях чернобыла и табун-травы буераки, увалы и лощины, маячили в лиловой мгле холмы и курганы, высоко парили в ясном бирюзовом небе коршуны.
Болотников полной грудью вдыхал запахи трав, любовался степной ширью, и на душе его становилось все светлей и радостней. Степь оживила, влила новые силы. Он бодро и весело глянул на есаулов, молвил:
– Пригоже в степи, други.
– Пригоже, батько. Скоро будем в станице.
– Скоро, други!
Версты через три донеслись запахи гари. Затем увидели казаки черные дымы пожарищ.
– Деревенька горит. А ну поспешим, донцы! – пришпорил коня Болотников.
Догорали курные срубы. Из лопухов выполз древний немощный старец. Скорбно и тихо, тряся головой, молвил:
– Беда, православные. Татаре набежали… Стариков в огонь покидали, молодых в полон свели.
– Велика ли орда, старче? – переменившись в лице, спросил Болотников.
– Да, почитай, с сотню.
– Куда снялись ордынцы?
– В степь, сынок. Никак к холмам подались, – обессиленно махнул рукой старец.
Иван обратился к станице:
– А не настичь ли поганых, други? Ужель татарве по степи гулять дозволим? Вызволим сестер и братьев из полона!
– Вызволим, батька!
– Гайда на ордынцев!
– Гайда, други!
Казаки ринулись в степь. Лихо летели кони! Развевались длинные гривы, сверкали сабли. Приближалась гряда холмов. Болотников остановил повольницу.
– Разобьемся на два крыла. Ежели татары за холмами – возьмем в кольцо. Скачи, други!
И вновь, как на крыльях, полетели кони, и вновь за^-полыхали серебром острые сабли.
А татары и в самом деле оказались за холмами. Делили добычу. Заметив казаков, переполошились. Откуда взялись эти руситы?! Там, позади, выжженная деревня да река Итиль.
Появление урусов было настолько стремительным и неожиданным, что ордынцы едва успели вскочить на коней. Бросив полон и набитые добром чувалы, они помчались в глубь степи.
– Достанем, злыдни! – разгоряченный преследованием, воскликнул Болотников. Около получаса продолжалась бешеная скачка. Татары почему-то вдруг свернули к лощине, а казаки уже висели на хвостах ордынских коней; еще миг – и полетят басурманские головы.
Иван, скакавший впереди, настиг кочевника и взмахнул мечом. Татарин свалился с коня, но Болотников вдруг в замешательстве осадил вздыбившегося Гнедка: в лощине затаилось многотысячное ордынское войско. То был тумен мурзы Давлета, набежавшего за добычей в волжское понизовье.
– Вспять, вспять, донцы! – гаркнул Иван.
Но было уже поздно: казаки врезались в самую гущу врагов. Сеча была короткой, но лютой. Донцы бились дерзко и отважно.
Неистовствовал Болотников, его богатырский меч вырубал улицы в татарском войске.
– Взять в полон! – изумленный силой могучего уруса, свирепо закричал мурза.
Свистнул крученый аркан, захлестнул горло.
К поверженному Болотникову кинулись ордынцы…