Иван Болотников

Болотников глянул из бойницы на турецкий тын и о чем-то на минуту задумался. К нему шагнул станичный есаул Мирон Нагиба.

– Что будем делать, батька?

– А вот что, – Болотников порывисто обернулся к Нагибе. – Снимай станицу со стены и веди к воротам.

– На вылазку, батька? – догадался Нагиба.

– На вылазку, Мирон. Другого выхода нет.

– Но Богдан Васильев не велел ворота открывать. Нужен его приказ.

– Васильев у Засечной стены. Недосуг его спрашивать. Турки вот-вот откроют огонь. Снимай станицу!

– Пулей, батька!

Нагиба побежал к родниковцам, а Болотников вернулся к Рязанцу и поведал ему о своем плане.

– Смело, паря. Но этого мало.

– Что мало? – не понял Болотников.

– Мало пушкарей перебить. Сыщутся и другие. Добро бы сами пушки заклепать. Во тогда – удача.

– Пушки заклепать?.. Но то дело хитрое.

– Ничего хитрого, паря. Подь сюда.

Рязанец притянул Болотникова к «соловью».

– Зри, паря. Дыра насквозь, то затравка. Заклепать ее – и пушки запал потеряют. Не палить им боле, не рушить стены. Уразумел ли?

– Уразумел, Тереха. Замолчат пушки! – загорелся Болотников. – Но заклепать чем?

Рязанец вытянул из ящика пук железных прутьев.

– Из таких мы протравки готовим. Как раз сгодятся. Да не забудьте по булыжничку прихватить.

Болотников подозвал к пушке десятка три казаков и показал им место заклепки.

– Умри – но заляпушь!

– Забьем дырки, батько! – заверили донцы.

– А теперь поспешим! – воскликнул Болотников.

Тереха Рязанец дал команду пушкарям, чтоб те прекратили пальбу по тыну. Донцы же распахнули ворота и стремглав ринулись на турецкие укрепления.

Янычары не ожидали казачьей вылазки. Они запоздало отпрянули от пушек и выхватили ятаганы; повольники перекинулись через тын и навалились на капычеев. В ход пошли мечи и сабли, палицы и дубины, булавы и кистени.

Болотников развалил надвое одного из янычар и стал прорубаться к пушке. Рядом с ним оказались Васюта Шестак и Мирон Нагиба. Они секли янычар саблями, а чуть сбоку укладывал турок тяжеленной дубиной богатырь Нечайка.

Невольники в сечу не полезли: они побежали за ров, откуда спешили на помощь капычеям сотни янычар.

– К мостам! – закричал Болотников. – Задержите турок! Не пускайте к пушкам!

Родниковцы, перебив орудийную прислугу кинулись к мостам, по которым уже бежали янычары. Часть же казаков с кусками проволоки подскочила к кулевринам. Две-три минуты – и запалы были заклепаны.

– Наза-а-ад! В крепость, донцы! – подал новую команду Болотников.

Теснимые янычарами, казаки отступили за тын. Болотников, Нагиба, Шестак, Емоха и Нечайка отходили последними, прикрывая донцов от турецких сабель. Бились зло и остервенело, пока не оказались за воротами. Десятка три янычар ворвались в крепость, а за ними напирала новая волна турок; ворота уже невозможно было закрыть. Но тут выручил Тереха Рязанец. Он ударил из пушек дробом, и янычары на малое время отхлынули назад. ТуР ок› застрявших в проходе, оттеснили копьями. Ворота закрылись.

На резвом вороном коне прискакал разгневанный Богдан Васильев. Ему уже донесли о вылазке Болотникова.

– Ты что, белены объелся! – заорал он на родников-ского атамана. – Как ты посмел открыть ворота врагу?

– Уйми пыл, атаман, – устало вымолвил Болотников. – И шапку скинь перед погибшими. У меня их четыре десятка полегло.

– Мало тебе! Мог бы и всю станицу уложить! – как будто не слыша слов Болотникова, кипятился Васильев.

К атаману подошел Тереха Рязанец.

– Ты бы поостыл, Богдан Андреич. Болотникову надо в ноги поклониться. Доброе дело сотворил он для донцов, а ты горло дерешь.

– Еще один заступник, – желчно произнес Васильев. – Едва орду в Раздоры не впустили.

– Однако вредоумный же ты казак, – осерчал Рязанец. – Янычары восемь пушек у ворот поставили. В щепы бы разнесли. Вот тогда бы и в самом деле орда очутилась в Раздорах. Быть бы нам битыми, да сей молодец помог. Заклепал он турецкие пушки, атаман!

Гнев с лица Васильева как рукой сняло. Он сошел с коня и хлопнул Болотникова по плечу.

– Спасибо тебе, родниковский атаман! Спасибо, станишники!

– Ты не нас благодари, а Рязанца. Это он пушки заклепать надоумил, – кивнул в сторону пушкаря Болотников.

– И Рязанцу, спасибо!

Васильев снял шапку и поясно поклонился убитым повольникам, лежавшим на земле.

– Дон вас не забудет, казаки.

Затем Васильев осмотрел наряд, проверил, много ли осталось у пушкарей ядер, дроба и пороху.

– Поберегай зелье, Тереха. Нам его и на три дня не хватит. Напрасно не пали.

Рязанец обиделся.

– Я свое дело ведаю, атаман.

– Поберегай! – назидательно повторил Васильев и, взмахнув на коня, поспешил к другим стенам крепости.

Вокруг Раздор на какое-то время установилась тишина. Турки и татары отошли за ров.

Раздосадованный мурза Джанибек решил созвать тысячников и темников на курлатай. Пригласил и Ахмет-пашу, но тот не приехал, а прислал вместо себя чауша.

– Великий и несравненный Ахмет-паша повелел сказать, мурза Джанибек, чтоб ты не ждал его в своем шатре. Паша недоволен твоими воинами, они трусливы, как зайцы. Они не смогли забраться на стены и показали спины презренным гяурам.

Джанибек, не скрывая раздражения, ответил:

– Ахмет-паша не может гневаться на моих воинов. Они лезли на стены урусов, как львы. Ни один из моих джигитов не сомневается в победе. Мы будем в Раздорах! Пока же гяуры находят в себе силы обороняться.

– И не только обороняться, – с ехидцей вставил темник Давлет. – Они перебили капычеев и повредили восемь кулевринов несравненного воина Ахмет-паши.

Издевка была налицо.

«Темник Давлет слишком смел. Когда-нибудь Ахмет-паша отомстит ему за такие слова», – подумал хитрый, осторожный темник Бахты.

– Что передать моему повелителю? – спросил чауш.

– Передай несравненному Ахмет-паше, что я буду продолжать осаду. Зверь хоть и силен, но он начинает истекать кровью. Сегодня либо завтра я добью зверя. И еще передай, чауш. Я хочу, чтоб оставшиеся десять пушек паши все ж разбили стены крепости. Наидостойнейший Ахмет говорил, что его кулеврины разрушали и не такие твердыни. Так пусть же падет и эта крепость. С нами аллах!

Не успел чауш выйти из шатра, как с ковра вскочил темник Давлет.

– Я не хочу больше стоять за Доном! Почему мой тумен должен бездействовать? Зачем я пришел из Бахчисарая? Я хочу брать крепость!

– Твое время придет, Давлет. А пока нам нельзя оголять левобережье. К гяурам может прийти помощь.

– Опять сидеть в шатре?

– Нет, славный Давлет. Сегодня два крыла тумена ты бросишь на Раздоры. Сегодня ночью.

– Ночью?.. Ты хочешь брать Раздоры ночью? – переспросил темник Бахты.

– Да, джигиты! У гяуров пушки, пистолеты и ружья. У них зоркий глаз. Ночью же мы их лишим прицельного огня. Мы подойдем близко к стенам и кинем на деревянный город горящие стрелы. А ворота мы пробьем таранами. Так ли, джигиты?

– Велика мудрость твоя, мурза Джанибек, – растянул в угодливой улыбке тонкие губы Бахты.

«Бахты всегда льстив. Он готов вылизать мурзе пятки», – презрительно подумал Давлет.

А тысячники дружно закричали:

– Велика мудрость мурзы!

– Мы в твоей власти, Джанибек!

Когда над степью воцарилась ночь, татары бесшумно и скрытно приблизились к Раздорам. Они стали от крепостных стен в перелете стрелы. Раздоры замкнулись в плотном кольце ордынцев. Луки их были огромны – в рост человека, стрелы – певучи, длинны и крепки. К древкам стрел татары прикрутили по клочку промасленного войлока. Подле каждого лучника стоял воин-зажигаль-щик с кремнем и огнивом.

Казаки не спали. Они стояли на стенах и прислушивались к шорохам и звукам ночной степи. Во вражеском стане стояла тишина, и нигде не горели костры; ощущение было такое, будто орда спит мертвым сном.

– Что-то не по нутру мне эта ночь, – проговорил Мирон Нагиба. Левая рука его была перевязана, из раны сочилась кровь, но казак не уходил со стен.