Страница 4 из 238
Что же она хотела этим сказать? Ну не отрицала же она биологического различия между мужчиной и женщиной, вообще — «мужским» и «женским» как природными началами? Она отрицала Фрейда с его тезисом; «Анатомия — это судьба». Отрицала непосредственную зависимость между разными уровнями человеческого бытия и доказывала, что физиологические различия между мужчиной и женщиной вовсе не предопределяют их экзистенциального различия — различия в качестве субъектов истории, когда один является господином, а другой — его рабом. Это разделение труда не задано умыслом, оно навязано вполне определенными социально–историческими условиями. И произошло на заре истории, когда за мужчиной была закреплена сфера «конструирования смысла жизни» — культуры и общества, а за женщиной — сфера воспроизводства жизни — как бы сфера природы. На этой основе со временем возникают стереотипы сознания, отождествляющие с мужчиной культуру, а с женщиной природу, со всей их символикой. Симона де Бовуар подчеркивает, что поскольку именно мужская деятельность сформировала понятие человеческого существования как ценности, которая подняла эту деятельность над темными силами природы, покорила саму природу, а заодно и женщину, то мужчина в обыденном сознании предстает как творец, создатель, субъект, женщина же — только как объект его власти. Против этого предубеждения и направлен тезис «женщиной не рождаются, женщиной становятся». Симона де Бовуар стремится рассеять любые сомнения в том, что изначально в женщине заложены те же потенции, те же способности к проявлению свободы воли, к трансцендентности и саморазвитию, что и в мужчине. Их подавление ломает женскую личность, не позволяет женщине состояться в качестве человека. Конфликт между изначальной способностью быть субъектом и навязанной ролью объекта чужой власти и определяет специфику «женского удела». Но Симона де Бовуар убеждена в том, что этот конфликт постепенно разрешается. Стремление к свободе одерживает верх над косностью, имманентностью женского бытия. Подтверждение тому — появление крупных женских фигур в истории, развитие идей женского равноправия, самого женского движения.
Почему же тогда Симона де Бовуар избегает зачислять себя в ряды феминисток, впрямую связывать себя с символами веры феминизма? Прежде всего потому, что в пору писания книги «Второй пол» она сомневается в состоятельности феминизма как сколько–нибудь значимой социальной силы. По ее мнению, феминизму недостает конституирующих начал: у женщин нет ни собственного коллективного прошлого, ни коллективного настоящего, они не могут сказать о себе «мы», как это могут сделать пролетарии, А раз это так, то надежды на преодоление «женского удела» Симона де Бовуар связывает с социалистическим обновлением и, конечно же, с развитием личностного начала в женщине — с «экзистенциальной перспективой».
Здесь нет никаких противоречий. Ведь книга «Второй пол» задумывалась ею как продолжение к размышлениям философа–экзистенциалиста над судьбой человека, а вовсе не как специальное феминистское исследование. Но история любит парадоксы: книга принесла ей славу родоначальницы современного феминизма и его крупнейшего теоретика. Экзистенциалисты же ее почти не заметили. И то и другое в равной мере справедливо. Симона де Бовуар мало что добавила к мыслительным разработкам Сартра. А то, что добавила, выглядит скорее как ересь, искажение их буквы и духа. Начать с того, что ее книга пронизана верой в позитивность времени, в открытость ситуации, в которой пребывает Женщина. Она совершенно уверена в том, что представительницы ее поколения живут более полной, насыщенной жизнью, чем их матери. Сартр же в принципе отрицает любые надежды на просветление истории. Его герой действует на свой страх и риск, без расчета на успех, при полном «молчании небес». Он строит свой проект независимо от них, независимо от заданной ситуации. В этом — смысл его абсолютной свободы. Кроме того, Сартр настаивает на моральном осуждении, моральных санкциях против героя, неспособного нести свой крест, исполнять свой долг в любой ситуации. Симона де Бовуар объясняет заданность «женского удела» именно ситуацией, невозможностью ее преодоления в какие–то моменты, значит, отсутствием такой абсолютной свободы. Она понимает, что поведение человека не может не диктоваться совершенно конкретной ситуацией, как бы он ни стремился ее превзойти. Еще один пример ее ереси — использование пары категорий Один — Другой — главной пары феноменологии. Сартр описывает с ее помощью полярные, взаимонепроницаемые сущности. Симона де Бовуар, начиная с того же, постепенно, по ходу книги вводит в качестве третьего элемента суждение о «взаимности», что преобразует само содержание этих понятий. И это еще не все примеры «женской» непоследовательности Симоны де Бовуар — автора «Второго пола». Ее верность Сартру на поверку оказывается не столь уж бесспорной. Гораздо вернее выдерживаются принципы Пулена де ля Барра.
В феминистской литературе книга «Второй пол» занимает исключительное место. До сих пор это самое полное историко–философское исследование о положении женщины, что называется, от сотворения мира и до наших дней.
И все–таки не это главное. Написанная почти случайно, она появилась как раз в тот момент, когда феминизму нужно было обрести второе дыхание. К этому времени лозунги социально–политического равноправия женщины в большинстве стран цивилизованного мира оказались переведенными в формально–юридические акты и закрепленными в них. Но, добившись своего признания перед лицом закона, женщины тем не менее не избавились если не от роли раба, то от участи дискриминируемого большинства, которое старательно вписывают в категорию меньшинства, рядом с инвалидами, престарелыми и т. д. Правда, формы их дискриминации стали менее явными, отчетливыми. Симона де Бовуар, обозначив перспективу «подлинного существования», сумела ярко описать «неподлинность» обычных женских будней — этой повседневной кабалы, угнетающей женщину в наши дни ничуть не менее, чем в прошлом. Обличение, разоблачение повседневных форм дискриминации — одно из главных достоинств книги «Второй пол». Ее другое достоинство связано с тем же понятием «подлинного существования» и его этики, предполагающей обретение своего «я» на пути к свободе, то есть предполагающей существование независимой женской личности, ее автономию, способность «присвоить» собственную жизнь. Переведенное в лозунг г «самореализации» или «самоосуществления», это понятие стало новым символом веры для феминизма второй половины XX века.
Современницы Симоны де Бовуар, прочитавшие ее книгу — а читали ее все, — не осмелились воплотить ее идеи в жизнь. Осмелились их дочери, которых матери воспитывали, пересказывая не сказки, а эту книгу. Известный французский психолог, феминистка нового поколения Элизабет Бадинтер так писала о влиянии «Второго пола»; «Симона де Бовуар освободила миллионы женЦ^^щин от тысячелетнего патриархального рабства… Несколько поко; Ц^ лений женщин откликнулось на ее призыв; поступайте как я и ниу^чего не бойтесь. Завоевывайте мир, он — ваш. Взмахом волшебной палочки Симона де Бовуар рассеяла догму о естественности сексуального разделения труда. На нее ополчились консерваторы всех мастей. Но прошлого не вернуть. Ничто не заставит нас вновь поверить в то, что семейный очаг — наше единственное назначение, домашнее хозяйство и материнство — непреложная, обязательная судьба. Все мы, сегодняшние феминистки, — ее духовные дочери. Она проложила нам дороги свободы» 1.
И они пошли по этим дорогам, подправляя свою провозвестницу и доказывая, что возможны и женская солидарность, и женское коллективное «мы», создавая свое коллективное настоящее, которое очень быстро стало коллективным прошлым. Пробуждение женского коллективного сознания как сознания социального происходило под непосредственным воздействием книги «Второй пол». Эту книгу с полным основанием называют прологом к новой ι волне женского движения, распространившейся на Западе с середины 60–х годов и названной неофеминизмом. Неофеминизм провозгласил Симону де Бовуар своей вдохновительницей. И она поверила в него, а поверив, с пылом молодости включилась в его акции: возглавляла кампании протеста против женской дискриминации, требовала легализации аборта, распространения противозачаточных средств, обличала всевозможные формы насилия над женщиной. Ее увлечение и вовлечение в движение было таким сильным, что под его воздействием изменились и ее взгляды. В частности, она отказывается от убеждения в том, что только победа демократического социализма способна окончательно освободить женщину, изменив ее место в обществе, что борьба за социализм равнозначна борьбе за освобождение женщины. Теперь она уверена в том, что феминизм представляет собой особую, и едва ли не главную, форму борьбы за свободу личности и потому женский протест не следует смешивать ни с каким другим типом социального протеста. Женщины должны взять свою судьбу в собственные руки, солидарность — залог их реального освобождения. Это принципиально новый вывод для Симоны де Бовуар. Он совпал с тем, о чем говорили ее молодые подруги.