Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 206 из 238

женщина бежит от нее, прячется в свои личные раздумья, лишенные реального содержания. Вместо того чтобы позаботиться о своем месте в жизни, она обращает взор к небу в поисках чистой Идеи о своем назначении, судьбе; вместо того чтобы действовать, она воздвигает в воображении собственную статую; вместо того чтобы размышлять, она мечтает. Поэтому и получается, что, будучи столь «физически» ощутимой, женщина одновременно производит впечатление неестественной, ненатуральной, будучи столь земной, она хочет казаться эфирным бесплотным созданием. Ее жизнь проходит за чисткой кастрюль, она представляет это как чудесный роман; находясь в вассальной зависимости от мужчины, она считает себя его кумиром, идолом; ее тело оскорбляют, унижают,^ а она прославляет Любовь. Осужденная познать только случайную конкретность жизни, она превращает себя в жрицу Идеала.

Эта противоречивость, двойственность проявляется и в том, как женщина воспринимает собственное тело. Для нее это бремя: оно подвержено родовым мукам, ежемесячным кровотечениям, и поэтому оно воспринимается ею не как надежный инструмент для взаимодействия с миром, а как некая данность; оно не гарантирует бесспорного наслаждения, оно подвержено страданиям и раздирающим болям; оно таит в себе угрозы: женщина «нутром» своим ощущает себя постоянно в опасности. Это тело подвержено «истерике», поскольку его эндокринная система тесно связана с симпатической нервной системой, которая направляет работу мускулов и внутренних органов; это тело выражает даже те реакции женщины, за которые она не хочет нести ответственность: в рыданиях, конвульсиях, рвотных движениях тело не подчиняется ей, оно ее предает; оно выдает ее самую сокровенную правду, правду, которой женщина стесняется, которую она хотела бы утаить. А с другой стороны, тело женщины — это ее восхитительный двойник, ее прелестное «я», созерцаемое со стороны; зеркало отражает его во всем его блеске; оно — обещание счастья, произведение искусства, живая статуя; она его лепит, украшает, выставляет напоказ. Когда она улыбается себе в зеркале, она забывает, что плоть ее переменчива, непостоянна; в любовных объятиях, в ожидании материнства этот облик исчезает, саморазрушается, Однако нередко, размышляя о себе, она воображает сцены со своим участием и поражается тому, что их героиня — она, и это ее плоть.

Природа наградила женщину двумя симметричными ликами: она — хранительница очага, и она же — существо, полное мистических чувств и склонное к их излиянию. Став домохозяйкой, матерью, женщина отказывается от вылазок в поля и леса, им она предпочитает спокойную работу в саду, в огороде, она с любовью выращивает цветы и расставляет их в вазы; между тем ее не перестали приводить в восторг свет луны и заход солнца. В земной флоре и фауне она видит прежде всего пищу и украшения, а ведь в них течет еще и живительный сок, энергия, название которым великодушие и магия. Оказывается, Жизнь — не только имманентность и повторяемость, это еще и ослепительный источник света; в цветущих лугах она проявляется как Красота. Женщина связана с природой своей способностью к плодородию, но, помимо этого, женщина ощущает еще и другое — одушевляющее ее дыхание природы, или сам дух природы. И тогда, когда она чувствует себя неудовлетворенной или несостоявшейся, несовершенной, как еще не достигшая зрелости девушка, ее душа также устремляется по бесконечно простирающимся дорогам к дальним горизонтам. Закабаленная мужем, детьми, семьей, домашним очагом, она испытывает пьянящее чувство свободы, очутившись одна, сама с собой на склоне холма, окруженная природой; здесь она не супруга, не мать, не домохозяйка, она — человек; она созерцает мир и покой и понимает, что она — существо, наделенное сознанием и безграничной свободой. Перед тайной воды, перед устремленными к небу вершинами мужское превосходство тускнеет; когда она пересекает поросшие вереском поляны, погружает руки в речную воду, она живет для себя, а не для кого–то. Женщина, сумевшая сохранить независимость вопреки своей закабаленности, и в самой Природе будет пылко любить собственную свободу. Ну а кто–то найдет в ней лишь предлог для восторгов; у других сумерки вызовут опасение схватить насморк или упасть в обморок.

Эта двойная принадлежность, с одной стороны, плотскому миру, а с другой — миру «поэтическому» предопределяет то метафизическое состояние, а проще говоря, ту мудрость, которую с годами обретает женщина. Она стремится совместить жизнь и трансцендентность; это значит, что она не признает картезианство и все родственные ему учения; она разделяет постулаты натурализма, близкого к учению стоиков или неоплатонизму XVI века; неудивительно, что женщины с Маргаритой Наваррской во главе так привязаны к столь материальной и одновременно столь духовной философии. Разделяя социальные установки манихейства, женщина испытывает глубокую потребность быть оптимисткой в онтологическом плане: нравственные принципы деятельности ей не подходят, поскольку ей не дают действовать; она покоряется данности, поэтому эта данность должна быть Добром; но то Добро, которое, как у Спинозы, познается разумом или, как у Лейбница, расчетом, неспособно затронуть ее. Она признает такое добро, которое было бы Гармонией всего живущего и в котором она нашла бы себе место просто потому, что тоже живет. Понятие гармонии — один из ключей к женскому миру: оно предполагает совершенствование без движения, непосредственное объяснение смысла каждого элемента через смысл целого и пассивное участие этого элемента во всем сущем, В гармоничном мире женщина достигает таким образом того же, что ищет мужчина в деятельности, она внедряется в мир, она востребована им, она участвует в творении Добра. Откровением для женщины становятся те мгновения, в которые она обнаруживает свое созвучие с реальностью и остается в мире сама собой: это моменты лучезарного счастья, их описывает В. Вульф на примере миссис Дэллоуэй или в «Прогулке с фонарем»; это счастье, пережитое героинями К. Мэнсфилд, оно служит для них высшей наградой. Радость как порыв свободы предназначена мужчинам, тогда как женщина испытывает ощущение радостной полноты бытия 1. Понятно, что состояние душевного покоя приобретает в глазах женщины высокую значимость, как правило, она живет в напряжении, отказывая себе во многом, на нее сыплются упреки, от нее постоянно чего–то требуют; и нельзя ее корить за желание насладиться дивными послеполуденными часами или ласковым вечером. Однако искать в этом жизненное определение, толкование души, сокрытой от мира, — чистая иллюзия. Добро не явлено миру, в этом мире нет и гармонии, и ни одному индивиду не уготовано в нем нужное место, его место.

Есть оправдание и высший смысл в том, что духовные искания женщины общество всегда направляло в одну сторону — в сторону религии. Женщине необходима религия, так же как она необходима народу в целом, и причины здесь одинаковы; когда какой–либо пол или класс обрекают на имманентность, взамен следует предложить мираж трансцендентности. Мужчине выгодно утверждать, что Господь возложил на него и миссию правления миром, и составление необходимых для этого законов; и поскольку в обществе мужчина осуществляет верховную власть над женщиной, очень хорошо и удобно, чтобы она считала, что такова воля Всевышнего, Между прочим, у евреев, магометан, христиан мужчина — хозяин по божественному предписанию: страх перед Богом у любой отобьет охоту к бунту. Ставка делается на ее легковерность, К мужскому миру женщина испытывает уважение и доверие: Отец Небесный едва ли кажется ей более недосягаемым, чем иной министр, а тайна Бытия едва ли превосходит загадку работы электростанций. А главная причина, способствующая столь охотному погружению в религию, состоит в том, что

хИз множества имеющихся у меня текстов я приведу один, автор которого Мейбл -Додж, где, как мне кажется, выражено глобальное видение мира. Текст, возможно, не так четко изложен, но мысль, в нем заложенная, ясна. «Был спокойный осенний день, золотисто–пурпурный. Мы с фридой сортировали фрукты, сидя на земле, а вокруг груды красных яблок. Мы на минуту прервали наше занятие. Солнце и плодородная Земля грели нас, обдавали благоуханием, а яблоки казались живыми символами полнокровия, покоя и изобилия. Земля переполнилась соком, и этот же сок жизни бежал по нашим жилам, мы ощутили веселье, неукротимую энергию, почувствовали себя такими же богатыми, как фруктовый сад. Какое–то мгновение, у женщин это бывает, мы переживали одинаковое чувство, чувство совершенства, полной самодостаточности, наполненности собой, удовлетворенности собой, источником этого было наше прекрасное, превосходное здоровье».