Пламя страсти

Хэзард чуть приподнял веки, его взгляд был полон иронии.

— Прости, но мне не слишком верится в эту историю. Вспомни, где я тебя нашел. — Он снова закрыл глаза и поудобнее устроился на бархатных подушках. — Я не люблю мелодрам, — пробормотал он уже в полусне. — Я провел в дороге одиннадцать дней и практически не спал все это время.

Венецию охватило негодование. Она собралась было резко ответить Хэзарду, но, услышав его ровное дыхание, моментально забыла о своих обидах. Каким усталым он выглядел! Ей отчаянно захотелось дотронуться до него, обнять, прижать к себе, но Хэзард возвел между ними непреодолимую преграду. Он считал, что Венеция предала его, винил ее в нападении на шахту, считал ее своим врагом…

Все было точно так же в тот день, когда она впервые вошла в его хижину. Тогда Венеции удалось переубедить его. Удастся ли на этот раз? Сейчас она любила его гораздо сильнее, чем прежде, но ему, кажется, уже не нужна была ее любовь. «Как он смел предложить Голубому Цветку стать его женой?! — в отчаянии думала Венеция. — Он принадлежит мне! Ну, ничего, у меня в запасе десять дней, может быть, две недели до того, как мы вернемся в его деревню и Хэзард снова встретится с Голубым Цветком». Венеция не сомневалась, что за это время ей удастся вернуть Хэзарда.

Она больше не сердилась, ее затопила нежность, охватило желание, которое в ней мог пробудить только этот мужчина, спящий напротив нее. «Мы еще посмотрим, — сказала себе Венеция, — кто будет первой женой, а кто второй. Мы еще посмотрим, понадобится ли вообще Хэзарду вторая жена!»

Когда карета остановилась, Хэзард проснулся и не сразу сообразил, где он находится. На мгновение он обхватил голову руками, потом встал и, не сказав ни слова, отправился искать свежих лошадей. Его молчание мучило Венецию больше всего. Когда он вернулся в карету, Венеция спокойно сказала:

— Прошу тебя, Хэзард, давай начнем все сначала. Я люблю тебя. И всегда любила. Я никогда намеренно не причиняла тебе боли. Прошу тебя, поверь мне!

Ее голубые глаза казались огромными на бледном лице. Хэзард устало взглянул на нее, потом его взгляд стал пустым, словно он не видел ничего перед собой, на лице не отражалось никаких чувств.

— В последний раз, когда я поверил тебе, я едва не погиб. Это был отрезвляющий урок, детка. — Хэзард поднял занавеску на окне и выглянул наружу. — Интересно, как далеко мы уехали? — добавил он, словно поддерживал светский разговор, как будто мгновенно забыл о попытке Венеции помириться.

— Я хочу поговорить с тобой, Джон! Расскажи мне, как тебе удалось выжить после взрыва на шахте, как ты выбрался… Ты был ранен? Наверняка тебя ранило. Расскажи мне обо всем. Какая разница, как далеко мы уехали?

— О, разница огромная! И я не уверен, что тебе это безразлично. — Хэзард в последний раз оглядел окрестности и опустил занавеску. — Полагаю, что мы их опередили. Мне жаль разочаровывать тебя, красотка, но эта дорога позволит нам выиграть пятьдесят миль.

— Черт побери, Хэзард! — взорвалась Венеция. — У меня нет причин быть на стороне Янси. Если бы ты не был таким упрямым, ты бы понял. Янси и Миллисент только обрадуются моей смерти. Как ты не понимаешь? Тогда все деньги достанутся им без всяких юридических уловок. И я хочу ребенка, Джон, честное слово! Если ты мне не веришь, спроси адвоката моего отца. Он скажет тебе, что я все завещала моему ребенку.

— Ну, положим, этот адвокат может сказать что угодно, — раздраженно парировал Хэзард, чувствуя, что ее последняя фраза на мгновение пробила его доспехи.

— Проклятье, это правда!

Хэзард метнул на Венецию яростный взгляд, все ее аргументы были мгновенно сметены вспышкой его гнева:

— Правда заключается в том, что мне чудом удалось выбраться из шахты, прежде чем я умер с голода! — На его щеке вздулся желвак. — Правда и в том, что сразу после освобождения я нашел твою записку — не могу описать те чувства, которые она во мне пробудила.

— Ну как же мне убедить тебя, что я не писала этой записки?! Посуди сам: зачем мне было оставлять записку, если, как ты считаешь, я действовала заодно с Янси?

— Полагаю, чтобы защитить себя. И, черт тебя побери, не заставляй меня разбираться в мотивах твоего поведения! Я уже проделал это несколько недель назад. Теперь твои мотивы не имеют для меня значения.

Карету тряхнуло, когда лошади перешли на галоп, но даже это не заставило Хэзарда изменить холодное выражение лица.

— Я твоя жена! — не сдавалась Венеция, разозленная его безразличием и упрямством. — Разве это ничего для тебя не значит?

— Ты не останешься ею надолго… если я так решу, — последовал бесстрастный ответ.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мне достаточно только выкинуть твои вещи из вигвама — и наш брак будет считаться расторгнутым.

— Чертовски удобно для мужчин!

— Ты ошибаешься, — спокойно возразил Хэзард. — Жена может проделать то же самое с вещами мужа.

Венеция фыркнула:

— Может быть, я именно так и поступлю! Хэзард равнодушно пожал плечами.

— Как тебе будет угодно. Мне нужен только ребенок.

— А если мне он тоже нужен?

— Не смеши меня! — взорвался Хэзард. — Не забывай, что я нашел тебя у мадам Рестел!

— Но ты же не знаешь, почему я согласилась приехать сюда. Меня впервые за три недели выпустили из моей комнаты. Я поехала, потому что так у меня появлялся шанс на спасение. Я специально взяла с собой свой черный жемчуг, чтобы подкупить мадам Рестел. Этот жемчуг стоит в двадцать раз больше того, что мог бы предложить ей Янси. Мадам Рестел согласилась бы взять его, я в этом не сомневалась. И господь свидетель, Джон, я хочу нашего ребенка! Сколько еще раз мне повторять тебе, что я не собиралась избавляться от него?

— У тебя не хватит слов, чтобы убедить меня! — Терпение Хэзарда лопнуло. — Можешь изображать из себя оскорбленную будущую мать сколько тебе будет угодно. Смотри на мир этими огромными глазами Мадонны, лей слезы стыда и раскаяния… Попробуй поупражняться на кучере, когда мы доедем до Сент-Джозефа. Но умоляю, избавь меня от этого спектакля!

— Ты просто невозможен! — с досадой воскликнула Венеция.

Хэзард нахмурился.

— Невозможен наш союз. — Он небрежно пожал плечами, как часто делал в первые дни ее пребывания в хижине в качестве заложницы. — Я сказал это сразу, как только ты явилась ко мне на шахту. Я был прав тогда — и прав сейчас.

— А что же в промежутке? — многозначительно напомнила ему Венеция.

На этот раз на его лице отразилось явное желание поскорее закончить этот разговор.

— Я просто ошибся.

— Как ты можешь называть нашу любовь простой ошибкой?

— После того, как я пять дней провел под землей, а потом обнаружил твою записку, дорогая жена, у меня было больше чем достаточно времени, чтобы все переосмыслить. Такого рода переживания перевесят любую любовь. А твоя любовь смертельна, как укус гадюки.

— Говори что хочешь, а я не уеду после того, как ребенок родится, — упрямо заявила Венеция. — Я покинула тебя не по своей воле и никогда больше с тобой не расстанусь. Я говорю тебе об этом для того, чтобы между нами не осталось никаких недоговоренностей. В наших отношениях было достаточно ошибок и недоразумений, и я хочу избежать еще одного.

Их взгляды встретились, и Венеция не отвела глаза. Хэзард сразу же вспомнил юную девственницу, которую он уговаривал уйти несколько месяцев назад. Тогда она так же посмотрела на него и тоже заявила, что останется… Этот твердый взгляд принадлежал неукротимой Венеции Брэддок, жене Джона Хэзарда Блэка. И этот знакомый взгляд пробил первую брешь в недоверии Хэзарда. Его доспехи дали трещину, которую он сам еще не заметил.

— Достаточно честно, — признал он. — Что ж, ты меня предупредила. — И, вероятно, для того, чтобы избавиться от возникшего в его душе теплого чувства, Хэзард цинично добавил: — Я надеюсь, что вы поладите с Голубым Цветком.

— Ублюдок!

— Это эпитет бледнолицых, — усмехнулся Хэзард. — Попытайся еще раз.