Холодный поцелуй смерти

Света у меня в голове осталось с булавочную головку, панические мысли метались стайкой перепуганных садовых феечек. Костлявые пальцы не собирались…

— Хватит! — раздался приказ, и хватка на горле ослабла.

Меня охватило облегчение, оно развеяло тьму, впустило свет, и, хотя на грудь по-прежнему давило, я парила, как перышко, а голоса, неразборчивые, неважные, становились то тише, то громче…

Постепенно я пришла в себя.

Глаза я открывать не стала. Это было ни к чему — ведь тогда этот треклятый Некро-Нил велит своему палачу-призраку начать следующий раунд, к тому же, если я не открою глаз, то не увижу и изъеденного чумой лица моего мучителя: отсутствующий нос и гнилые пеньки зубов по-прежнему наводили на меня ужас. Я лежала и старалась не думать о Шраме, который сидел у меня на груди, притворялась еще более мертвой, чем была, и радовалась, что пыточный арсенал призрака сводился к удушению: наверное, личность у него тоже распалась, как и плоть, и он был не в состоянии применить на практике более изобретательные — и наверняка менее здоровые — выдумки Некро-Нила.

Зря Бабочка пугала меня страшными снами, которые я по неопытности навеяла сама себе, когда пыталась вселиться в собственное тело: если мне удастся выпутаться из этой передряги, кошмаров мне хватит до двухсотлетнего юбилея.

Если, конечно, мне доведется встретить ближайший рассвет.

А с каждым разом, когда Шрам сдавливал мне горло, вероятность этого понижалась.

— Что ж, мисс Тейлор, кажется, вы очнулись, — нетерпеливо проговорил Некро-Нил, для вящего эффекта дергая меня за руку, — и готовы наконец ответить мне на вопрос: пойдете вы в медальон или нет?

— Нет, — еле слышно прохрипела я, не до конца понимая, зачем ему мое согласие и почему он не может запихнуть меня туда силой.

Шрам пересел поудобнее, и я приготовилась к очередной атаке.

— У нас гости! — взволнованно воскликнула Ханна. — Брось ее. Она никуда не убежит, я же наложила на комнату дополнительные замыкающие чары.

— По-моему, ты говорила, что сама с ним справишься, — процедил Некро-Нил на грани сарказма.

— Я могу, но лучше подстраховаться! Мы же не хотим, чтобы в последний момент все сорвалось!

— Не хотим, — согласился Нил, и голоса затихли вдали.

Я тщательно ощупала все вокруг в поисках призрачного ножа. Он был при мне, когда красная нить доставила меня обратно к начищенным черным штиблетам Некро-Нила и на меня набросился Шрам с полудюжиной других призраков. Никто не пытался отнять у меня оружие, правда, в этом не было особой необходимости, призраков хватило на то, чтобы прижать к земле и руки, и ноги, и голову, но ведь теперь остался один Шрам, который устроился у меня на груди, словно дух возмездия.

Костлявый палец ткнул меня в щеку, я дернулась, но глаз так и не открыла. От трупной вони меня едва не стошнило, хорошо, что было нечем. В ухо захрипели:

— Хват… прочь…

Хват? Прочь? Ерунда какая-то.

— Глядь, — снова захрипел голос. — Душехват! Прочь!..

Душехвататель? Шрам хочет сказать, что Нил куда-то делся? Зачем он это говорит? Я несмело приоткрыла один глаз и прищурилась на Шрама:

— Чего?!

Безгубый рот раззявился, рана на щеке открылась, словно вторая пара губ, в ней блеснула кость.

— Встань!

— Не могу, — прокаркала я, — ты на мне сидишь!

Одно высохшее глазное яблоко крутанулось в глазнице.

— Прости, — прохрипел призрак и слез.

Я с удовольствием перевела дух, подняла руку и потерла шею: когда Шрам меня душил, было больно, однако повреждений на призрачном теле, кажется, не осталось.

— Встань! Спасай! — Шрам сидел рядом со мной на корточках. Костлявый палец настойчиво тыкал меня в плечо. — Хват… тут… скоро!

То, что он меня отпустил, было удивительно, но не настолько, чтобы задавать лишние вопросы. Я перевернулась и встала на четвереньки. Нож был на месте. Я его подобрала. Рукоять легла в ладонь, теплая, плотная, прямо-таки утешительная, хотя я и понимала, что нож годится только против других призраков. Поднявшись на ноги, я огляделась. Шрам не спеша шаркал прочь, в точности так же, как тогда, когда я наблюдала призраков вместе с Финном…

Это же тот самый сводчатый туннель, тот самый, где тогда собирались призраки! Но сейчас он был ярко освещен, и никаких призраков не было — было только яйцо Фаберже, которое в гордом одиночестве высилось посередине круга, описанного красным песком. Рядом с яйцом, скорчившись на полу, лежал парнишка из цветочной лавки, по-прежнему связанный по рукам и ногам, мокрое от слез лицо украшал свеженамалеванный черный глаз.

Похоже, демону расстелили красную ковровую дорожку.

Я направилась к кругу и остановилась у самой границы. Грудь парнишки вздымалась и опадала — он то ли спал, то ли был в обмороке. Я решила рассчитывать на первое. Протянула руку, но она натолкнулась на невидимую стену, а когда я опустила глаза, то увидела, что к красному песку подмешаны зеленые ошметки и серые кусочки, испещренные ржавыми пятнышками: тис — чтобы не прошли мертвые, освященная кость, спрыснутая ритуально очищенной кровью, — чтобы не вырвался демон.

В призрачном обличье такую преграду не преодолеешь. Надо придумать, как добраться до мальчика, пока не наступила полночь.

Кто же заявился в гости? Кто бы то ни был, это очень кстати: по крайней мере, отвлечет Ханну с некромантом. Я двинулась к шлакобетонной кладке в дальнем конце туннеля, держась по стеночке и тщательно огибая груды старых костей, огороженных красно-белыми лентами, и заглянула в приоткрытую дверь. За ней было то самое помещение с унылым пейзажем на стене, где Ханна проделала свой самоубийственный ритуал и заняла мое тело. Там были люди, живые люди, и я поспешно попятилась, а потом мысленно отругала себя за глупость. Я же призрак, никто, кроме Некро-Нила, меня не увидит, а без своих привидений-подручных он даже прикоснуться ко мне не сможет, по крайней мере до полуночи. Я прокралась в комнату и остановилась, высматривая его.

Прямо на меня шла Ханна, шурша длинным шлейфом бального платья в тускло-оранжевых и черных тонах — все-таки у нее нездоровое пристрастие к хеллоуинской тематике; волосы были подобраны вверх и наверчены вороньим гнездом, да еще и с диадемой, инкрустированной янтарем и бриллиантами. В таком туалете, прическе и макияже я даже не сразу узнала саму себя. Хорошо хоть, что за истекшие несколько часов Ханна не успела организовать мне силиконовый бюст. Когда мне наконец удалось оторвать взгляд от собственного тела, я поняла, кто ее спутник.

Малик аль-Хан.

Призрачное сердце екнуло: почему он смотрит на нее с привычно-бесстрастным выражением идеального до слащавости лица? Неужели он не видит, что это не я, а Ханна в моем теле? Почему тогда он ее не убил? Я стиснула кулаки. Мне хотелось заорать на него, чтобы не тянул, но он бы меня все равно не услышал. Тут мое сердце снова екнуло — по другой причине. Вдруг Бабочку не удалось реанимировать? Вдруг она не смогла его разыскать и передать ему мои слова?

Проклятье. План «А» не удался — придется выдумывать другой.

Я внимательно оглядела комнату, но Некро-Нила так и не увидела. Снова посмотрела на Ханну, вырядившуюся в мое тело. Она повисла у Малика на локте. Красивая получилась пара, броская: она в бальном платье, он — в вечернем костюме и рубашке, наверняка ручной работы, и то и другое — черное-пречерное, глаз отдыхает только на треугольнике гладкой белой кожи у ворота — галстуков Малик не признавал.

— Вот она.

Ханна остановилась перед нишей — нишей, где лежала Роза.

Я скользнула вперед и оказалась так близко, что мне было видно и их обоих, и оставшуюся вообще без души вампиршу, распростертую на каменном алтаре. В нише горели свечи, отбрасывая на белый Розин саван колеблющиеся тени.

Малик стянул саван рукой, не занятой Ханной, и уставился в искаженное клыкастой гримасой лицо; темные восточные глаза были бесстрастны и непроницаемы, словно черное стекло.

— Ты ручаешься, что сумеешь вернуть ее душу в это тело? — спросил он.