Страница 101 из 140
Братья пустились в путь и по прошествии нескольких дней достигли дивного озера Пампа. Ранняя весна придавала ему невыразимое очарование.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. КИШКИНДХА
[НА ОЗЕРЕ ПАМПА] (Часть 1)
Лазурных и розовых лотосов бездну в зеркальной
Воде созерцая, заплакал царевич печальный.
Но зрелище это наполнило душу сияньем,
И был он охвачен лукавого Камы влияньем.
И слово такое Сумитры достойному сыну
Сказал он: «Взгляни на отрадную эту долину,
На озеро Пампа, что лотосы влагою чистой
Поит, омывая безмолвно свой берег лесистый!
Походят, окраской затейливой радуя взоры,
Верхушки цветущих деревьев на пестрые горы.
Хоть сердце терзает возлюбленной Ситы утрата
И грусть моя слита с печалями Бхараты брата,
Деревьев лесных пестротой над кристальною синью,
Заросшей цветами, любуюсь, предавшись унынью.
Гнездится на озере Пампа плавучая птица,
Олень прибегает, змея приползает напиться.
Там диким животным раздолье, и стелется чудно
Цветистый ковер лепестков по траве изумрудной.
Деревья, в тенетах цветущих лиан по макушки,
Навьючены грузом цветочным, стоят на опушке.
Пленителен благоухающий месяц влюбленных
С обильем душистых цветов и плодов благовонных!
Как сонм облаков, разразившихся ливнем цветочным,
Деревья долину осыпали цветом непрочным.
Бог ветра колышет ветвями, играя цветками,
Соцветьями и облетающими лепестками.
Как сонм облаков, изливающих дождь благодатный,
Деревья даруют нам дождь лепестков ароматный.
И ветру, цветистым покровом устлавшему долы,
В лесах отзываясь, жужжат медоносные пчелы.
И кокиля пенью внимая (он - Камы посланец!),
Деревья от ветра ущелий пускаются в танец.
Их ветер качает и цепко перстами хватает,
Верхушки, цветами венчанные, крепко сплетает.
Но, став легковейней, насыщенней свежим сандалом,
Он сладкое отдохновенье приносит усталым.
Колеблемы ветром, в цвету от корней до вершины,
Деревья гудят, словно рой опьяненный пчелиный.
Высоко вздымая цветущих деревьев макушки,
Красуются скалы, верхами касаясь друг дружки.
Гирляндами пчел-медоносиц, жужжащих и пьющих,
Увенчаны ветви деревьев, от ветра поющих.
Как люди, одетые в царственно-желтые платья,
Деревья бобовые - в золоте сплошь, без изъятья.
Названье дождя золотого дано карникарам,
Чьи ветви обильно усыпаны золотом ярым.
О Лакшмана, птиц голоса в несмолкающем хоре
На душу мою навевают не радость, а горе.
И, слушая кокиля пенье, не только злосчастьем
Я мучим, по также и бога любви самовластьем.
Влюбленный датьюха, что свищет вблизи водопада -
Услада для слуха, царевич, а сердце не радо!
Из чащи цветущей доносится щебет и шорох.
Как сладостна разноголосица птиц разнопёрых!
Порхают они по деревьям, кустам и лианам.
Самцы сладкогласные жмутся к подружкам желанным.
Не молкнет ликующий сорокопут, и датьюха,
И кокиль, своим кукованьем чарующий ухо.
В оранжево-рдяных соцветьях, пылает ашока
И пламень любовный во мне разжигает жестоко.
Царевич, я гибну, весенним огнем опаленный.
Его языки - темно-красные эти бутоны.
О Лакшмана! Жить я не мыслю без той чаровницы,
Чья речь сладкозвучна, овеяны пегой ресницы.
Без той дивногласной, с кудрей шелковистой завесой,
Без той, сопричастной весеннему празднику леса.
Я в месяце мадху любуюсь на пляски павлиньи,
От ветра лесного невольно впадая в унынье.
Хвосты на ветру опахалами чудно трепещут.
Глазки оперенья сквозными кристаллами блещут.
Взгляни, в отдаленье танцует павлин величаво.
В любовном томленье за пляшущим следует пава.
Ликуя, раскинули крылья павлины-танцоры.
Им служат приютом лесные долины и горы.
О Лакшмана, участь моя им сдается забавой.
Ведь Ланки владыка в леса прилетал не за павой!
И трепетно ждут приближения самок павлиньих
Красавцы с хвостами в глазках золотистых и синих.
О Лакшмана, сладостный месяц любви и цветенья
На душу мою навевает печаль и смятенье.
Как пава - в павлине, во мне бы искала утехи,
Любовью пылая, прекрасная дева Видехи.
Усыпаны ветви горящими, как самоцветы,
Соцветьями, но не сулят мне плодов пустоцветы!
Без пользы они опадут, и осыплются пчелы
С деревьев, что будут зимою бесплодны и голы.
Мой Лакшмана, в благоухающих кущах блаженно
Пернатых певцов переливы звучат и колена.
Пчела шестиногая, как бы пронзенная страстью,
Прильнула к цветку и, дрожа, упивается сластью.
Цветет беспечально ашока, но дивное свойство
Священного древа меня повергает в расе тройство.
Цветущие манго подобны мужам, поглощенным
Любовной игрой, благовонной смолой умащенным.
Стекаются слуги Куберы в лесные долины, -
Кимнары с людским естеством, с головой лошадиной.
И лилии «налина» благоуханные блещут
На озере Пампа, где волны прозрачные плещут.
Везде в изобилии гуси и утки рябые,
И влагу кристальную лилии пьют голубые.
Над светлыми водами лотосы дышат покоем.
На глади озерной, как солнце, блистающим слоем
Тычинки слежались, пчелиным стрясенные роем.
К волшебному озеру Пампа слоновьи, оленьи
Стада устремляются, жажде ища утоленья.
Приют чакравак златопёрых, оно, посредине
Лесами поросшего края, блестит в котловине.
Подернута рябью от ветра внезапных усилий,
Колышет вода белоснежные чашечки лилий.
Но тягостна жизнь без моей дивноокой царевны!
Глаза у нее словно лотосы, голос напевный.
И горе тому, кто терзается думой всечасной
Об этой безмерно прекрасной и столь сладкогласной!
О Лакшмана, свыкнуться с мукой любовной нетрудно,
Когда б не весна, не деревья, расцветшие чудно.