Страница 6 из 57
* * * Когда почти благоговейно Ты указала мне вчера На девушку в фате кисейной С студентом под руку, — сестра, Какую горестную муку Я пережил, глядя на них! Как он блаженно жал ей руку В аллеях темных и пустых! Нет, не пленяйся взором лани И вздохов томных не лови. Что нам с тобой до их мечтаний, До их неопытной любви? Смешны мне бедные волненья Любви невинной и простой. Господь нам не дал примиренья С своей цветущею землей. Мы дышим легче и свободней Не там, где есть сосновый лес, Но древним мраком преисподней Иль горним воздухом небес. Декабрь 1913
Зима
Как перья страуса на черном катафалке, Колышутся фабричные дымы. Из черных бездн, из предрассветной тьмы В иную тьму несутся с криком галки. Скрипит обоз, дыша морозным паром, И с лесенкой на согнутой спине Фонарщик, юркий бес, бежит по тротуарам… О, скука, тощий пес, взывающий к луне! Ты — ветер времени, свистящий в уши мне! Декабрь 1913 * * * В тихом сердце — едкий пепел, В темной чаше — тихий сон. Кто из темной чаши не пил, Если в сердце — едкий пепел, Если в чаше тихий сон? Все ж вина, что в темной чаше, Сладким зельем не зови. Жаждет смерти сердце наше, — Но, склонясь над общей чашей, Уст улыбкой не криви! Пей, да помни: в сердце — пепел, В чаше — долгий, долгий сон! Кто из темной чаши не пил, Если в сердце — тайный пепел, Если в чаше — тихий сон? 3 августа 1908 ГиреевоМатери
Мама! Хоть ты мне откликнись и выслушай: больно Жить в этом мире! Зачем ты меня родила? Мама! Быть может, всё сам погубил я навеки, — Да, но за что же вся жизнь — как вино, как огонь, как стрела? Стыдно мне, стыдно с тобой говорить о любви, Стыдно сказать, что я плачу о женщине, мама! Больно тревожить твою безутешную старость Мукой души ослепленной, мятежной и лживой! Страшно признаться, что нет никакого мне дела Ни до жизни, которой ты меня учила, Ни до молитв, ни до книг, ни до песен. Мама, я всё забыл! Всё куда-то исчезло, Всё растерялось, пока, палимый вином, Бродил я по улицам, пел, кричал и шатался. Хочешь одна узнать обо мне всю правду? Хочешь — признаюсь? Мне нужно совсем не много: Только бы снова изведать ее поцелуи (Тонкие губы с полосками рыжих румян!), Только бы снова воскликнуть: «Царевна! Царевна!» — И услышать в ответ: «Навсегда». Добрая мама! Надень-ка ты старый салопчик, Да помолись Ченстоховской О бедном сыне своем И о женщине с черным бантом! <осень 1910>Закат
В час, когда пустая площадь Желтой пылью повита, В час, когда бледнеют скорбно Истомленные уста, — Это ты вдали проходишь В круге красного зонта. Это ты идешь, не помня Ни о чем и ни о ком, И уже тобой томятся Кто знаком и не знаком, — В час, когда зажегся купол Тихим, теплым огоньком. Это ты в невинный вечер Слишком пышно завита, На твоих щеках ложатся Лиловатые цвета, — Это ты качаешь нимбом Нежно-красного зонта! Знаю: ты вольна не помнить Ни о чем и ни о ком, Ты падешь на сердце легким, Незаметным огоньком, — Ты как смерть вдали проходишь Алым, летним вечерком! Ты одета слишком нежно, Слишком пышно завита, Ты вдали к земле склоняешь Круг атласного зонта, — Ты меня огнем целуешь В истомленные уста! 21 мая 1908 Москва * * * Увы, дитя! Душе неутоленной Не снишься ль ты невыразимым сном? Не тенью ли проходишь омраченной, С букетом роз, кинжалом и вином? Я каждый шаг твой зорко стерегу. Ты падаешь, ты шепчешь — я рыдаю, Но горьких слов расслышать не могу И языка теней не понимаю. Конец 1909Душа
О, жизнь моя! За ночью — ночь! И ты, душа, не внемлешь миру. Усталая! К чему влачить усталую свою порфиру? Что жизнь? Театр, игра страстей, бряцанье шпаг на перекрестках, Миганье ламп, игра теней, игра огней на тусклых блестках. К чему рукоплескать шутам? Живи на берегу угрюмом. Там, раковины приложив к ушам, внемли плененным шумам — Проникни в отдаленный мир: глухой старик ворчит сердито, Ладья скрипит, шуршит весло, да вопли — с берегов Коцита. Ноябрь 1908 Гиреево