Взмахни белым крылом

– Да, теперь знаю, – коротко буркнула она. – Но в Англии обычно дарят кольцо.

– Вы получите и кольцо.

– Только не сейчас, – взмолилась она. – Я еще не решила!

Судя по всему, Хосе не хотелось слишком уж сильно давить на нее. И он решил переменить тему. Поболтав несколько минут о всяких пустяках, юноша отправился переодеваться, а Кэтрин собрала в корзинку остатки завтрака.

Усевшись в машину, они двинулись в Тарифу, откуда многочисленные туристы, собирающиеся пересечь океан, посылают Испании последнее прости. Они долго бродили по городу, обнесенному высокой крепостной стеной, полакомились в харчевне салатом из креветок, запивая его местным вином, а потом отправились домой. Потихоньку смеркалось. И Кэтрин вдруг почувствовала, как в сердце ее понемногу просыпается теплое чувство к сидевшему рядом с ней мужчине.

То, что Кэтрин провела целый день наедине с Хосе, сделало их помолвку состоявшимся фактом, по крайней мере в глазах обитателей «Каса». Дона Луиза, втайне порадовавшись, стала потихоньку поговаривать о приготовлениях к свадьбе. Уйти на это должно было несколько месяцев, и Кэтрин вдруг с ужасом поняла, что все, кроме нее самой, похоже, уже считают эту свадьбу делом решенным. Однако понимала, что, прежде чем положить этому конец, ей следует откровенно поговорить обо всем с Эдвиной, но, боясь обидеть приемную мать, все тянула и не решалась начать неприятный разговор.

Между тем ей удалось настоять на том, чтобы выходить на улицу одной, – дерзость, вызвавшая явное неудовольствие у Эдвины и доны Луизы. И вот как-то во время сиесты Кэтрин ухитрилась ускользнуть из дому незамеченной, чтобы побродить, смешавшись с толпой туристов, между кафедральным собором и Алькасаром.

Проходя по узкой улочке, куда никогда не заглядывало солнце, девушка ненадолго укрылась под каменной аркой ворот, чтобы через их ажурную решетку полюбоваться патио, где вокруг древнего каменного фонтана росли удивительно красивые цветы. Вдруг какое-то движение заставило ее поднять глаза. На один из каменных балкончиков напротив вышла хорошенькая девушка и принялась их поливать.

А в этот же момент с противоположной стороны улицы послышались торопливые шаги, и прямо под балконом остановился мужчина в белом костюме, низко надвинутой на глаза шляпе.

– Кончита!

Отставив лейку, девушка перегнулась через перила:

– Это ты, Хосе?

Украдкой выглянув из-за своего укрытия, Кэтрин увидела, как она протянула к нему руки, а Хосе, сорвав с головы шляпу, счастливо засмеялся.

Сгорая от смущения, Кэтрин тихонько выскользнула из-под арки и бесшумно удалилась в ту же сторону, откуда пришла. Молодые люди, занятые собой, ничего не заметили. Итак, у ее жениха есть возлюбленная, причем, судя по всему, дед его об этом и не подозревает. Почему-то Кэтрин была уверена, что Сальвадор вряд ли бы одобрил прелестную Кончиту в качестве будущей невестки. И вдруг презрение к старику с неожиданной силой вспыхнуло в ее груди. Почему в этом проклятом доме каждый не может быть самим собой? Разве богатство, положение в обществе, бриллианты так уж важны для счастья? Кэтрин нисколько не сомневалась, что Хосе до безумия влюблен в эту девушку, однако без малейших угрызений совести готов оставить ее и жениться на другой! А она... чем она лучше его, почти уже решившаяся связать с ним свою жизнь? Нет, сейчас, вернувшись в «Каса», Кэтрин твердо скажет всем, что никогда не станет женой Хосе. Никогда! И пусть Сальвадор только попробует ее запугать! А если Эдвина примется возражать, то, в конце концов, всегда можно укрыться в монастыре. В эту минуту он казался ей островком мира и спокойствия.

У дверей «Каса» девушку встретил старый привратник. Вцепившись костлявыми старческими пальцами ей в руку, он что-то бессвязно залопотал на своем родном языке. Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что с доном Сальвадором случился удар.

В доме царил переполох. Дона Луиза спорила с доктором, который настаивал, чтобы дона Сальвадора немедленно отправили в больницу. Она твердила, что если ее свекру суждено умереть, то пусть это произойдет в его собственном доме. Пилар, забыв о том, сколько раз она ругалась с дедом, горько рыдала у себя в спальне. Всюду, не зная, что делать и чем помочь, суетились насмерть перепуганные слуги. Возле лежавшего без сознания старика оставалась лишь одна Эдвина. После ухода доктора дона Луиза принялась рыдать, заламывая руки, и Кэтрин с трудом удалось уложить в постель обезумевшую женщину, уговорить ее принять снотворное. С Пилар оказалось потруднее – девушка искренне наслаждалась, демонстрируя свое горе, и почему-то все время твердила, что не простит себя, если дедушка умрет.

Не успела Кэтрин успокоить Пилар, как на пороге появилась бледная как смерть Эдвина и принялась поручать ей то одно, то другое. Девушка сбилась с ног, пытаясь заставить слуг приняться за дело. Те, казалось, совсем потеряли голову, все валилось у них из рук.

В эти часы Кэтрин, как никогда прежде, стало ясно, что Сальвадор был стержнем, державшим воедино всю эту семью. Даже при мысли о том, что его вот-вот не станет, все домочадцы совершенно упали духом.

Поздно вечером раздался телефонный звонок. Поскольку никто, по-видимому, не собирался брать трубку, Кэтрин пришлось спуститься и ответить. На другом конце провода говорили на андалузском диалекте. Несколько раз в отчаянии пробормотав «не понимаю», она наконец сообразила, что это Хуан Гуэрва. И даже разобрала, что у него возникли какие-то трудности с отправкой быков. Он тоже желал получить указания. С трудом девушке удалось ему втолковать, что сеньор тяжело болен, а Хосе нет дома. Сердце ее упало – должно быть, Сезар уже уехал, иначе он все уладил бы. Повесив трубку, она прислонилась к стене. Ее охватило чувство ужасного одиночества. В душе Кэтрин все еще теплилась надежда увидеть его на прощанье. Теперь все было кончено. Между ними лег океан.

Вскоре после этого звонка, к ее величайшему облегчению, появился Хосе. На пороге его встретил хор стенаний и слез. Ничего не понимая, он повернулся к Кэтрин, и ей пришлось объяснить, что случилось. Она рассчитывала, что Хосе немедленно возьмет все в свои руки, но он только растерянно смотрел на нее, испуганно моргая, как ребенок. Затем, упав в кресло, растерянно запричитал:

– Что же делать?!

– Кому же и решать, как не вам? – саркастически осведомилась Кэтрин. – Ах да, еще звонили из Валдеги, это срочно. Там что-то напутали с отправкой быков. Я не совсем поняла, в чем дело. Может, вам позвонить Хуану и узнать, что случилось?

Хосе растерянно покачал головой:

– Но я ничего не понимаю в этих делах.

Вздохнув, Кэтрин пожала плечами и отправилась на кухню попытаться убедить кухарку успокоиться и приготовить хоть что-нибудь поесть.

Перед обедом она поднялась в комнату дона узнать у Эдвины, как дела. В мрачной, словно средневековая усыпальница, спальне старик хрипло, неровно дышал. Почти такой же бледной была и Эдвина.

– Не могу оставить его, – прошептала она, – вдруг он придет в себя, а рядом никого нет... или... умрет... – Ее голос дрогнул.

Кэтрин была потрясена – никогда прежде ей не приходилось видеть Эдвину в таком горе.

Она покачала головой и ушла, размышляя, не окажется ли скоро у них на руках двое больных вместо одного. Приказав горничной отнести Эдвине поднос с едой, девушка отправилась в комнату доны Луизы и с облегчением убедилась, что та крепко спит. Затем спустилась в столовую и увидела, что Пилар уже успела переодеться в черное. Кэтрин неодобрительно сдвинула брови. Вскоре к ним присоединился Хосе, и они втроем в полном молчании принялись за еду.

Вдруг, с грохотом оттолкнув от себя тарелку, Хосе яростно рявкнул, глядя на сестру:

– Это ты во всем виновата! Слуги сказали мне, что ты заявила дедушке, будто выйдешь замуж за Карлоса Фонсеку. Он пришел в бешенство, и его хватил удар.

– Вы не постеснялись расспрашивать слуг о таких делах? – не веря своим ушам, спросила Кэтрин.