Страница 9 из 38
Вирджиния быстро взглянула на него.
— Откуда... откуда вы узнали? — спросила она с удивлением.
— Это очень просто, — ответил он. — Сегодня утром я видел вас вдвоем. Мне показалось, что вы были поглощены каким-то серьезным разговором, а на ваших коленях лежал огромнейший букет. Клайв уже так быстро приступил к “объяснению с цветами”?
Вирджиния вытаращила на него глаза и на несколько мгновений потеряла дар речи.
— Но... но я махнула вам рукой! — сказала она. — И так как вы никак не показали, что узнали меня, я не подумала, что вы нас заметили. Почему вы не дали нам понять, что увидели нас? — спросила она, вглядываясь в его темное, непроницаемое, суровое лицо. Мы с Клайвом пили кофе. Я... познакомилась с ним в клинике.
— Да, я догадался, что вы встретились именно там, — он достал свой портсигар и предложил ей, зажигая сигарету, он пристально изучал ее лицо. — Полагаю, это естественно, что вы познакомились, ведь вы соотечественники.
— Я... ведь я... — она не могла подобрать слов, поняв, что в его голосе было что-то почти враждебное, а эти блестящие темные глаза были бесстрастными и критичными.
— Вероятно, вы знаете его лучше, — сказала она, — чем я, раз он ваш пациент — или был им — но по крайней мере он был очень добр к Лизе, пока находился в клинике, и мне кажется, что он невероятно поднял ее дух, когда заглядывал к ней, чтобы поболтать и отвлечь от самой себя. Он очень занимательный молодой человек.
— Очень занимательный молодой человек — для впечатлительных молодых женщин, как вы и ваша сестра! — он прислонился к холодному камню, приподнятые брови и насмешливая улыбка в уголках рта придавали лицу циничное выражение. — Но все равно, если б я был на вашем месте, я бы не принимал все его слова на веру, и не слишком бы сочувствовал ему, когда он стал бы рассказывать историю своего несчастья. Он уже довольно долго живет в Швейцарии, существуя в основном за счет своего обаяния и остроумия, и хотя он происходит из очень хорошей английской семьи, я не думаю, что его родственники особенно стремятся заполучить его назад. По сути, я думаю, им вовсе не хочется, чтобы он вернулся домой.
Вирджиния смотрела на него уже довольно спокойно.
— Но это меня не касается, разве нет? — спросила она. — Или Лизы? Нас не заботит его личная жизнь — это только его дело!
Ей показалось, что его внезапная улыбка была с оттенком юмора.
— Это означает, что его дела не касаются и меня, не так ли? Что ж, вы несомненно, правы, но я только что собрал его по косточкам после несчастного случая, и мне, возможно, придется еще раз поставить на нем несколько заплаток, если он будет продолжать охотно рисковать своей жизнью и здоровьем, а у него есть такая привычка. Он презирает банальность, и в вашей стране вы описали бы его, как страстного спортсмена, так как он полжизни проводит лазая по горам, с жаром ввязываясь в рискованные предприятия и выделяясь во всех видах спорта на открытом воздухе. Он никогда не успокоится, а монотонная бюрократическая рутина убьет его. И все же он пользуется симпатией всех, с кем встречается, включая меня!
— И все же вы не колеблясь так отзываетесь о нем! — упрекнула его Вирджиния, чувствуя некоторое раздражение против беспричинности такого отношения.
— Я не говорю о нем ничего такого, под чем бы он сам не расписался, и только предупреждаю вас! Сегодня утром я с удивлением увидел, что вы уже стали большими друзьями.
— А разве выпить чашечку кофе с человеком, которого видишь второй раз в жизни, это значит проявить симптом ошеломляющего дружелюбия? — осведомилась Вирджиния с резкой интонацией. — И в любом случае, вы могли бы показать, что узнали нас обоих, особенно после того, как я махнула вам.
— Я мог бы показать, что увидел вас, если бы вы не были так поглощены разговором.
— Наш разговор не касался нас...
И тут Вирджиния замолкла, прикусив губу. На мгновение она чуть не забыла, скольким она, вероятно, будет обязана этому человеку и как он уже помог ей, найдя жилье (чрезвычайно удобное и не стоящее ни гроша, где она уже смогла завязать новые знакомства). Она вдруг подумала о том, что он был властным и надменным. Чем она занималась, находясь в Швейцарии, было совсем не его дело, тем более, что он был практически обручен с другой женщиной, и все его друзья ожидали объявления о свадьбе. Даже если бы Клайв Мэддисон купил цветы для нее и решил бы уделять ей повышенное внимание, у Леона Хансона не могло быть никакого основания возражать против этого.
Но несмотря на свое возмущение, ведь он практически испортил все впечатление от ужина, да еще заставил ее вообразить, что у Лизы что-то не в порядке, она едва не принялась объяснять ему, что цветы, купленные Клайвом, предназначались для Лизы, когда он перебил ее, сказав с несколько извиняющейся интонацией:
— Вы не должны сердиться на меня, потому что я считаю своей обязанностью слегка присматривать за вами, пока вы здесь. Хотя вы, может быть, не такая юная по возрасту, вы кажетесь мне не очень взрослой в тех делах, где вам нужно позаботиться о себе. Например, я не забыл, как вы позволили тем молодым дикарям толкнуть дверь прямо вам в лицо...
Лицо Вирджинии сразу смягчилось, и она тихо рассмеялась.
— Это потому, что в тот вечер я была не слишком расторопна.
— Может быть, и так, и вы определенно выглядели очень маленькой и одинокой, когда сидели за тем столом около пальмы.
Он снова взял ее под локоть и повел назад к дому через лужайку. Вирджиния подняла на него удивленный взгляд, встретившись с неярким мерцанием его глаз в лунном свете.
— Но... но я не знала, что вы видели меня!
— Тем не менее, я видел! А сейчас мы больше не скажем ни слова о Мэддисоне, мне хотелось лишь чтобы вам было известно о том, что у него репутация очаровательного человека, и перейдем к предмету, который, я уверен, представляет для вас значительно больший интерес.
Вирджиния не спросила его, что это был за предмет, но он почувствовал, как вся она напряглась, когда они двинулись к лестнице, ведущей на веранду.
— Это, разумеется, ваша сестра. Думаю, я буду оперировать очень скоро. За пару недель ее состояние заметно улучшилось.
— О! — воскликнула Вирджиния, и ему показалось, что она побледнела.
— Не беспокойтесь, — его голос был очень ровным, и она чувствовала, крепкое пожатие, чуть было не причинившее ей боль. — Не глядите так озабоченно, мое дорогое дитя! У нее все будет хорошо, я уверен.
— Правда... правда, вы уверены?
Они остановились у подножия ступеней, и Вирджиния беспомощно взглянула на него. На ней было вечернее синее платье и в лунном свете казалось, что оно стало бесцветным, как и ее небольшое, округлое лицо. Серые глаза девушки стали огромными и наполнились тревогой. Он заговорил еще мягче:
— Я думаю, вы можете полностью положиться на меня.
Вирджинию вдруг переполнило чувство благодарности, и ей захотелось схватить его за рукав и прижаться к нему. Иногда он мог быть надменным, но от него исходили волны покоя, храбрости и какого-то магнетизма. С самого начала она почувствовала этот магнетизм — в тот самый вечер, когда он дотронулся до ее руки впервые. Нечто роковое и неизбежное заявило на нее права, как на свою жертву... И сейчас!... Ей так захотелось оттянуть тот момент, когда должна была кончиться эта близость и придется войти в дом. Когда его сила отойдет от нее и покинет успокоительная уверенность, которую он заставлял ее чувствовать.
“О, нет! — внезапно подумала она со страхом, когда начала понимать, что с ней происходит. — Только не это, не это! Нет, если только в будущем будет хоть какой-то покой, хоть какое-то счастье!...”
— Вам холодно? — спросил доктор озабоченным тоном, почувствовав ее дрожь, и поспешил подняться с ней в дом.
Из салона к ним донесся жизнерадостный голос мадам д'Овернь, она снова занималась своим вышиванием. У нее был такой вид, будто она хорошенько вздремнула, глаза блестели и внимательно глядели на вошедших.