Страница 36 из 38
Она следовала за Лизой от прилавка к прилавку, и у нее было такое чувство, будто двигается она механически, как будто ее способность воспринимать окончательно отмерла. Даже красота свадебной фаты из брюссельских кружев, которая принадлежала их бабушке и которую Лиза предполагала надеть, оставила Вирджинию равнодушной.
Когда Клайв приехал из Бакингемшира, он предложил ей и Лизе провести вечер втроем. Вирджиния попыталась быть признательной, когда он рассказал им о своих планах устроить интересный вечер в знак благодарности за то, что она когда-то поужинала с ним и его отцом.
Они пошли в театр, потом в ночной клуб. Это должен был быть замечательный вечер, потому что Лиза казалось совершенно беззаботной, а Клайв был так горд, что она носила его кольцо. Но в Вирджинии было так мало жизни, что на влюбленную пару постепенно начало действовать ее настроение.
Когда Лиза пыталась заговорить с ней о Швейцарии и друзьях, с которыми она там познакомилась, она так решительно убиралась в свою раковину, что Лиза совершенно не могла понять, что же случилось.
Мать с отцом начали волноваться за нее, но даже отец, каким бы близким он не был для дочери, не мог ничего из нее вытащить. Швейцарский опыт был просто опыт, сказала она, и теперь, когда он был окончен, она проведет несколько недель отдыха, пока Лиза не выйдет замуж, а потом вернется к своей старой работе в Сити, если она все еще ждет ее.
За неделю до Рождества оба ее маленькие брата приехали домой из школы, и в квартире воцарился предпраздничный беспорядок. Ветки падуба и елок были прикреплены над картинами, и прихожую украсили ленты. Мальчики всегда любили проводить время с Вирджинией, и она приложила все усилия, чтобы проникнуться их возбужденным предпраздничным настроением и чтобы забыть ощущение внутренней пустоты, которое иногда заставляло ее презирать себя. Она была не способна с ним бороться и чувствовала себя плачевно слабой. Миссис Хольт начала приготовления к Рождеству в кухне, и Лиза помогала ей. Помощь Вирджинии была не такой, какой была когда-то, когда ей доставляла удовольствие каждая минута это грандиозной предрождественской готовки.
Порой ей удавалось незаметно уйти из дома. Она принималась в одиночестве бродить по улицам, избегая весело украшенных магазинных витрин. Все, о чем она могла думать, это гостиница “Грюнвальд” высоко в горах, где она однажды провела блаженно счастливый день с Леоном Хансоном, и приготовления, которые велись так к Рождеству.
Доктор Хансон наверняка уже вернулся туда, и с ним, конечно, была Карла. Они будут проводить чудесное время на лыжах, а по вечерам будут танцевать в гостинице.
Вполне вероятно, что Карла сумеет убедить доктора Хансона объявить об их помолвке, и, подобно Лизе и Клайву, они поженятся сразу после Нового года. Этого ждали от них друзья.
Мучая себя таким образом, она менялась прямо на глазах. Она принуждала себя ходить за покупками. В одном из магазинов она купила игрушки для Питера и Паулы, которые решила отправить им в разноцветных посылках, положив туда изысканный шарф ручной работы для Мэри Ван Лун и несколько действительно замечательных кружевных носовых платков для мадам д'Овернь, которые стоили довольно дорого, но это доставило ей массу удовольствия.
Потому что когда она сказала Леону Хансону, что очень привязалась к его тетушке, это было действительно так. Она послала ей почти тоскливую записку, вместе с носовыми платками, и мадам д'Овернь должна была растрогаться после того, как получит ее.
Она в тот же день пошла на почту, чтобы отправить все посылки. Тучи низко нависали над городом и не прекращался дождь. Она надела непромокаемый плащ и покрыла голову платком. Закончив дела она решила вернуться домой пешком, несмотря на погоду, потому что вся семья ушла и до ужина она должна была оставаться одна.
Она шла не замечая, что дождь промочил ей ноги и платок на голове совершенно отсырел. Но она едва ли сознавала эти неудобства и даже не считала их неудобствами, потому что мысли ее унеслись вместе с только что отправленными посылками в далекую Швейцарию.
Как раз когда она поднялась на последнюю ступеньку лестницы, которая вела в дом, к обочине дороги подъехала машина. Она не видела, как из такси вышел мужчина, уплатил водителю, потом повернулся и посмотрел на нее, стоящую на вершине лестницы. Что-то заставило ее задержаться и повернуть голову... Это был не сон. Темные глаза под полями мягкой фетровой шляпы были ей так чудесно знакомы.
Он быстро поднялся по ступеням и оказался рядом с нею. Бесцеремонно схватил ее за запястье и притянул к себе. Его голос был отрывистым:
— Значит, тут вы живете?
— Да, — еле проговорила она.
— Тогда идите и переоденьтесь во что-нибудь сухое и сразу выходите ко мне обратно. Я поймаю другое такси, а потом мы поедем куда-нибудь, где можно поговорить.
Теперь она была совершенно уверена в том, что спит.
— Дома никого нет, — сказала она. — Не хотите войти?
Он мгновение колебался, но только мгновение, и потом покачала головой.
— Нет, мне хотелось бы позже встретиться с вашими родителями. Сначала я хочу поговорить с вами. Поторопитесь!
Глава двадцатая
Когда она снова вышла к нему, на ней было пальто из верблюжьей шерсти и синяя бархатная шапочка, похожая на синий бархатный лист на ее мягких коричневых кудрях.
Практически без косметики она выглядела очень бледной.
Доктор Хансон поймал еще одно такси и ждал ее, открыв дверцу. Как только она оказалась внутри, он сказал что-то водителю, сел рядом с нею и захлопнул дверь. Она вжалась в угол машины подальше от него.
Доктор Хансон глядел в окно на пелену дождя и прохожих, и его темные брови хмурились. Довольно резко он заметил:
— У вас тут очень плохой климат.
— Я знаю, — такси завернуло за угол, и ей пришлось крепко схватиться за сидение, чтобы ее не швырнуло прямо на него. — Сегодня очень неприятная погода.
— И все-таки вы бродите под дождем, как будто вам это нравится! Вы любите гулять по улицам в такой ливень, промокая насквозь? И в вашей семье нет никого, кто мог бы помешать вам так глупо себя вести?
Вирджиния попыталась оправдать себя и свою семью.
— Мы не очень волнуемся, если немного промокаем. Кроме того, на мне был плащ.
Он нахмурился еще больше, но так и не повернулся, чтобы прямо взглянуть на нее.
— Очевидно, вам необходим кто-то, чтобы присматривать за вами!
Такси еще раз круто повернуло, еще резче, чем накануне и она не смогла удержаться, инстинктивно схватилась за его твидовое пальто и охнула от неожиданности, когда он обнял ее, грубо проговорив в ухо:
— Я поклялся, что накажу тебя за то, что ты нас обоих сделала отчаянно несчастными, но теперь, когда я добрался до тебя, я могу сделать только одно, и я собираюсь сделать это сейчас же!
Впервые он поцеловал ее на мосту у соснового леса. В том поцелуе была безумная нежность, хотя он тоже был решительным; но этот поцелуй не содержал в себе никакой мягкости и не только смял ее губы до боли, но и, казалось, вытянул из нее все дыхание. Он был требовательным, жадным. Вирджиния стала совершенно беспомощной, и все, что она могла сделать, это вцепиться в его плечи холодными пальцами. Такси продолжало скользить по мокрой, блестящей поверхности дороги, со всех сторон на них лился дождь. А над Лондоном, словно мантия, опустились сумерки.
Наконец голова Вирджинии откинулась к нему на плечо. С головы упала синяя бархатная шапочка, но по-прежнему от отказывался оторваться от ее губ, и их сердца колотились друг напротив друга. Такси повернуло, замедлило ход, почти остановилось, потом двинулось вперед.
Наконец, хотя и очень неохотно, он поднял голову. Вирджиния посмотрела ему в глаза, такие близкие к ее глазам, и никогда, даже в самых необузданных мечтах, она не представляла себе эти блестящие темные глубины такими наполненными нескрытой страстью и восхищенной любовью, какими они были сейчас, в эту минуту.